Чтение 13–й страницы книги ~Ее маленькая тайна~

- Да, - нахмурился Док. - Она больна, я вам рассказывал...

- Так... Но ее предчувствия иногда подтверждаются?

- Я вам уже говорил: совпадения... Не можете вы всерьез думать...

- Да или нет?

- Да. Просто совпадения, - разозлился Док.

- Сколько раз? - перебил его Владимир Иванович. Человеком он был практичным. Док покачал головой, откинул со лба мокрые волосы и вздохнул:

- Да поймите вы...

- Сколько? - сурово спросил мой старший друг, и Док с огромной неохотой негромко пробормотал:

- Всегда... Она... нездорова, а вы разумный человек...

- Помолчите немного! - рявкнул Папа, и Док заткнулся, потому что просьба была выражена таким тоном, что возражений не предполагала.

Охрана пребывала в очумении, а Володя кусал губы. Он, кстати, с хозяином ехать не собирался, появился на шум из недр дома, и сейчас стоял в дверях, усиленно избегая моего взгляда.

Тут неожиданно подал голос Резо, он вообще-то редко баловал общественность переливами своего голоса, а в данной ситуации ему бы и вовсе помалкивать, но именно он открыл рот и меня порадовал:

- Владимир Иванович, не стоит вам ехать.

Владимир Иванович размышлял полминуты, потом кивнул:

- Резо, позвони Андрею... Нет, лучше я сам позвоню, а ты отправь ребят...

Резо кивнул и заявил Володе:

- Поедешь ты.

Не знаю, как тот устоял на ногах, но к машине пошел вроде был немного не в себе, но на это, кроме меня и Резо, вряд ли кто обратил внимание.

Володя и еще двое ребят сели в машину и уехали, а мы остались: я, Владимир Иванович, Док и два охранника. Теперь лишь бы мой дорогой друг не сразу кинулся к телефону.

Я прикрыла глазки и сидела у стены на резной скамейке, мокрая, с синими губами и белым от пережитых волнений лицом. Утомительная это работа - лицедейство, молоко надо давать за вредность.

Наконец-то на меня обратили внимание, точнее, на мой плачевный вид, к этому моменту я уже по стенке размазывалась.

- Варя, - кинулся ко мне Док, само собой, я ничего ответить не смогла и еще больше закатила глазки. Тут и Владимир Иванович малость струхнул и тоже кинулся.

- Что с ней? - спросил он тревожно.

- Волнения ей противопоказаны, - пробормотал Док. - Ее надо перенести на диван.

- Давайте в гостиную, - игнорируя заботу Дока, Владимир Иванович лично подхватил меня на руки и поволок в гостиную, но силы малость не рассчитал, мужчина он уже в возрасте, а девушка я довольно тяжелая, хотя на вид хрупкая. Вездесущий Резо пришел хозяину на помощь, и я оказалась на диване.

- Кто-нибудь, - волновался Док, - сбегайте к нам, на кухне возле стола чемоданчик.

Один охранник заспешил под дождь, а остальные участники спектакля таращились на меня. Резо притулился у стеночки, хмурился и сокрушенно моргал ресницами, они у него длинные, что весьма странно при такой величине глаз, Док с Владимиром Ивановичем стояли возле дивана и держали меня за обе руки, причем Владимиру Ивановичу делать это было неудобно, он стоял согнувшись, но неудобств вроде бы не замечал, а главное, начисто забыл о телефоне. Вернулся парень с чемоданчиком, и Док сделал мне укол, успокоительный, что было совершенно нелишне. Охранник, тоже согнувшись, шепнул ему на ухо:

- Я ключи нашел, на столе лежали, дверь запер, мало ли...

Док в ответ на заботу кивнул, а я чуть не фыркнула, хорошо, успокаивающее начало действовать.

- Ее надо уложить в постель, - убрав шприц в чемодан, заявил Док. - Некоторое время она будет спать. - "Уснешь тут", - съязвила я в ответ на его заявление. - Я сейчас подгоню машину...

- Зачем? - влез Владимир Иванович. - Можно оставить ее здесь. Места в доме сколько угодно. И мне будет спокойнее.

- Это... как-то неудобно, - пожал плечами Док.

- А вы наплюйте на всякие там предрассудки. Девчушку надо переодеть и укрыть как следует, вымокла вся, еще простудится. Мне или ребятам делать это неудобно, а вы врач...

Меня перенесли на кровать. Док стянул с меня сарафан, укрыл двумя одеялами и, прошептав на ухо:

- Притворщица, - скрипнул дверью. Как выяснилось позднее, он застал Папу в гостиной за телефоном, но по какой-то причине дозвонился тот не сразу. Спросил у Дока:

- Как дела?

Док неохотно что-то ответил, а Владимир Иванович увлекся вопросами о моем провидческом даре и не торопился перезвонить. А когда позвонил... в общем, удивил друга, с которым съел пуд соли, потому что тот в это время числил его уже в покойниках. Владимир Иванович этого, конечно, не знал, сказал кратко, что сам прибыть не может, и что-то там еще присовокупил. Говорил, по свидетельству Дока, совершенно спокойно и вроде ничего не заподозрил. Док, кстати, быстро вернулся ко мне, потому что в присутствии наших соседей чувствовал себя неуютно.

Где-то через полчаса раздался телефонный звонок, а вслед за этим в доме стало шумно, что намекало на волнение хозяев. Волноваться было с чего, выяснилось, что машину Владимира Ивановича обстреляли через десять минут после того, как мальчики выехали за ворота, машина при этом превратилась в груду металлолома, а двое ребят и шофер в покойников.

Вскоре покойников прибавилось, и первым стал Джинсовый. Папа провел короткое расследование, и соратников в сплоченных рядах убыло. Хотя Джинсовый официально числился без вести пропавшим, но я могла бы указать место его погребения (хотя Толик и хвастал, что никто ни в жизнь не найдет). Кончина Джинсового была примечательная, деталями я интересоваться не стала, дабы ночью не лишить себя приятных сновидений.

Док сидел рядом с постелью и нервничал, говорить боялся, ему мещерились подслушивающие устройства и прочая чушь, от безделья насмотрелся боевиков.

- Док, - позвала я тихо, он вздрогнул и придвинулся ко мне, его лицо в свете настольной лампы выглядело бледным. - Все нормально, - заверила я.

- Хорошо, если так, - вздохнул он и покосился на дверь.

- Теперь все зависит от тебя, - опять подала я голос.

- В каком смысле?

- В прямом. Нас будут проверять, тупому ясно, ты должен опередить события и рассказать мою историю максимально доходчиво, ну и жалостливо, конечно. Чтобы у Папы не осталось сомнений. А если останутся...

- Что? - насторожился Док.

- Значит, смерть у нас будет тяжелой, - хохотнула я.

- Варвара, - он пошел пятнами.

- Да не боись, - утешила я. - Прорвемся, главное, держи себя в руках.

- Черт возьми, - зашипел он. - Зачем тебе все это? Ты и так могла бы посадить этого Папу.

- Ну, Док, - обиделась я. - Просто посадить неинтересно, ты же романтик, наслаждайся ситуацией...

- Ничего себе наслаждение, - разозлился он.

- Ладно, - похлопала я его по руке. - Ты все знаешь, все можешь, и я уверена: у тебя получится. Постарайся... Конечно, история наша выглядит подозрительно, но ничто нам не мешает отыграться в свою пользу. Так что не сиди здесь, а иди действуй.

- Сейчас?

- Конечно. А чего ждать? Когда Папа узнает, что меня несколько раз навещал Орлов? Или то, что я по казино шаталась, деньги проигрывала?

- Думаешь, он узнает?

- Конечно, если захочет. А он захочет, потому что, если я ничего не путаю, решил оставить меня в своем доме. Но узнает он не сразу, у нас есть время все правдоподобно объяснить. - Видя, что Док перепугался еще больше и вроде как охвачен столбняком, я его поторопила: - Иди, Док, работай. Очень прошу, постарайся ради нас.

- Господи... - покачал он головой, но поднялся и пошел к двери. Взявшись за ручку, обернулся и посмотрел на меня.

"Ты сумасшедшая", - произнес он отчетливо, правда, мысленно, вслух психам такое не говорят.

Док ушел, а я задремала. Далее происходило примерно вот что: Док обнаружил хозяина в гостиной в крайнем волнении.

- Владимир Иванович, - сказал он. - Варя спит, я сделал ей укол, и ночь пройдет спокойно, хлопот от нее не будет.

- О чем разговор? - вроде бы обиделся Владимир Иванович. - Как там она?

Док пожал плечами.

- После таких приступов у нее всегда наблюдается упадок сил, депрессия, сонливость... Все в пределах нормы... Я заберу ее завтра в восемь утра... Всего доброго. - Док направился к двери, но хозяин его остановил:

- Леонид Андреевич...

- Да? - Док умудрился выглядеть очень впечатляюще, несмотря на дикий страх.

Светило медицины, да и только.

- Я хотел с вами поговорить о Варваре, - неуверенно начал Владимир Иванович, а Док вроде бы удивился.

- Я вас слушаю.

- Вы лучше сядьте. Разговор-то непростой, на ходу начинать его не стоит...

Само собой, Док сел в кресло и уставился на хозяина. Тот прошелся по комнате, размышляя, потом со вздохом спросил:

- Вот вы врач, скажите честно, ей обязательно в психушку?

- Послушайте, - обиделся Док, - какая психушка? Она едет в дом инвалидов...

- И что там за инвалиды? Знаю я эти дома, - хозяин неожиданно разозлился и даже рукой махнул с досады. - Хуже тюрьмы. Колотить будут да всякой дрянью колоть, пока совсем не свихнется. Девчонка красивая, обязательно паскуда найдется, кто-нибудь из персонала или еще кто... скажет, дурочка, и... - Папа подошел к столу, торопливо налил себе водки в рюмку и выпил, малость успокоился, предложил Доку: - Хотите?

- Нет, спасибо... - Док пожевал губами и сказал: - Ваши чувства мне понятны, к сожалению, порядки в таких заведениях далеки от совершенства, хотя у нас была возможность выбрать, и этот дом самый лучший. Я буду навещать Варю, и если... Сразу же приму меры.

- Почему она должна ехать? - задал свой вопрос Владимир Иванович, может, сформулировал его не совсем ловко, но Док, конечно, понял.

- Потому что у нее нет никого, кто мог бы о ней заботиться. Потому что она должна находиться под наблюдением врача.

- Вы врач, - напомнил Владимир Иванович.

- Да, но я не имею возможности держать ее у себя. Мне надо работать, деньги, которые у нее были, подходят к концу и...

"Конечно, - зло подумал Папа. - На ее денежки ты вволю погулял, а теперь девчонку в психушку", - но вслух произнес:

- Хорошо, давайте так: пусть она останется здесь. Если надо оформить какие-то бумаги, только скажите...

- Где здесь? - обалдел Док.

- Здесь. В этом доме. Со мной.

- Вы с ума сошли? Как вы себе это представляете?

- Я вас спросил: обязательно ли ей жить в психушке, вы ответили, что она не может жить одна. Так вот: она не будет одна, она будет со мной, а вы врач и можете приходить каждый день и наблюдать за девчонкой. Я заплачу.

- Подождите, - попросил Док, снял очки и потер лицо ладонью. - Владимир Иванович, мне понятны ваши чувства... но, поймите и вы, она живой человек, к тому же с больной психикой, это не собака... это большая ответственность.

- Мне не двадцать лет, чтобы я ваши глупости выслушивал, я все понимаю не хуже вас. Месяц она на моих глазах была, и ничего я в ней... дурного, ну... никакого сумасшествия то есть, не усмотрел. Хорошая девчонка, улыбчивая, добрая и поумнее многих умников будет. Ну... есть странность, вот предчувствия эти, к примеру, но ведь такое бывает, я знаю, бывает, у меня у самого было... Что ж, за это в психушку?

- Придется мне вам кое-что рассказать, - сказал Док. - Хотя это и не в моих правилах, но в данном случае... Владимир Иванович, Варя была совершенно нормальной девушкой, окончила институт, год проработала в школе. На День учителя пошла в ресторан, там познакомилась с молодым человеком. Да вы слышали эту историю, о ней в городе долго говорили. Теперь у Вари другая фамилия, - Док коротко поведал предысторию моей встречи с тремя придурками, а потом очень красочно и подробно об увечьях, с которыми я поступила в больницу. - В общем, ей досталось... Не знаю, чей мозг бы выдержал, а тут девушка, воспитанная в строгости, скромная, приличная... С большим трудом ее вытащили, но психике был нанесен страшный удар. Ее мучили кошмары, постоянный страх, она несколько раз пыталась покончить с собой (тут Док малость загнул, но я на него не в обиде). Потом умерла ее мать, и девушка осталась совершенно одна. Два с половиной года больниц, кропотливой работы, и мы могли радоваться: дела ее явно пошли на поправку. Несколько месяцев она лежала в одной из московских клиник, после выписки случайно познакомилась с молодым человеком. Вы правильно сказали: Варя красавица... Я считал, что они любят друг друга, ее будущий муж человек состоятельный и сможет обеспечить ей необходимый уход... Они поженились. И... мне неловко говорить вам об этом, в общем, начались трудности сексуального характера. Варя... Мне пришлось все рассказать ее мужу, я рассчитывал, что он поймет, любовь и терпение в конце концов сделают свое дело... Он уехал за границу без Вари, правда, оставил денег. Внешне она восприняла это спокойно, просто затихла как-то, практически не разговаривала. Когда мы уже жили здесь, однажды вернулась с прогулки очень веселая, возбужденная, рассказала, что шла с рынка и встретилась с молодым человеком, он привез ее на машине. Я не знал, радоваться или тревожиться, но Варя так ждала его звонка, выглядела такой счастливой... Он позвонил и назначил ей встречу на пять часов. Она уехала раньше, очень волновалась, а вернулась поздно вечером, на нее было страшно смотреть. Немного придя в себя, она твердила одно: "Он его убил". С большим трудом ее удалось успокоить. Утром она ничего не помнила о прошедшем дне, заговаривалась, плакала, пыталась перерезать вены. Труд двух с половиной лет насмарку. Теперь вы понимаете?

- Конечно, - кивнул Владимир Иванович, который в продолжение длинной речи Дока сидел не шевельнувшись, со следами душевных страданий на лице. - Вернемся к моему вопросу. Ей обязательно в психушку?

- Я...

- Обязательно?

- Вы готовы взять на себя ответственность за жизнь человека? Послушайте, даже я не знаю, что может спровоцировать рецидив: какое-то воспоминание, слово, фраза, прочитанная в газете...

- Она вела себя как совершенно нормальный человек. Совершенно.

- Да, потому что все это время жила практически изолированно. Дом, сад, котенок, я, вы и еще несколько человек, настроенных к ней доброжелательно. Она успокоилась, повеселела, но сегодняшняя ее выходка говорит о многом.

- Это не выходка, а предчувствие, - обиделся Владимир Иванович, но вовремя заткнулся. - Она будет жить в этом доме, в покое и в окружении людей, способных о ней позаботиться. Вы можете приходить ежедневно и наблюдать ее состояние. С Божьей помощью мы ее вытащим. Что скажете? - помедлив, спросил он. Я ж говорю, Папа человек по-своему замечательный, я бы даже сказала, редкой доброты человек.

- Жалость не всегда хороший советчик, - усмехнулся Док. - Изо дня в день ухаживать за больным человеком довольно утомительное занятие. И неблагодарное.

- Это уж моя забота, - проворчал Владимир Иванович и еще раз спросил: - Какие бумаги нужны?

- Да никаких, - пожал плечами Док. - Государство только избавится от лишней заботы.

- Вот и отлично! - Бог знает чему обрадовался Владимир Иванович, а Док поднялся и искренне сказал:

- Смотрите не пожалейте об этом. - Делать такие заявления я его, кстати, не просила.

Утро было солнечным, а настроение прекрасным. В дверь осторожно постучали, и на пороге возник Владимир Иванович. Вид он имел слегка растерянный и слова мысленно подбирал: как бы мне потолковее и попроще объяснить, что я у него остаюсь. За ночь он не только не передумал, а еще больше утвердился в своем желании. Как я уже сказала, Владимир Иванович не был лишен сентиментальности. Эгоизм, черта в человеческой натуре далеко не последняя, свою роль тоже сыграл: Папа решил, что не худо на старости лет о душе подумать, грехов на нем много, а доброе дело всегда зачтется, авось что-нибудь и выгадает.

Рассуждал он как человек разумный, и я его мысленно похвалила. Одеяльце натянула до подбородка и спросила испуганно:

- Почему я у вас?

- Варя, - в комнату он войти не решился, стоял на пороге. Мужчина с понятием. - Ты оденься, я тебя в гостиной подожду. Поговорить мне с тобой надо.

Он скрылся за дверью, я вскочила, натянула сарафан, умылась, расчесалась, заплела две осточертевшие мне косы и пошла в гостиную беседовать с дорогим другом.

Он сидел в кресле и явно нервничал. Я пристроилась на диване, ножки поджала, ручки на коленочках сложила и уставилась на него, сирота казанская, да и только.

- Варя, - проронил он со вздохом. - Мы тут вчера с Леонидом Андреевичем посоветовались и решили: не стоит тебе торопиться уезжать. Поживи у меня, отдохни, если понравится, то и вовсе оставайся, а Леонид Андреевич тебя каждый день навещать будет.

Я отвела глазки, затуманенные слезами, собралась с силами и произнесла:

- Спасибо, Владимир Иванович, я знаю, вы добрый и... спасибо, только я лучше поеду.

- Почему, Варя? - удивился он. - Тебе же здесь нравилось, и мы с тобой характерами вроде сошлись.

- Конечно, - слабо улыбнулась я. - Но... зачем я вам? - Вышло жутко жалостливо, даже меня проняло.

- Варя, - растерялся он. - Как зачем? Зачем один человек другому? У тебя никого, и я один, у тебя родители померли, а у меня дочка. Ты плохого не думай, привязался я к тебе за это время... Человек я небедный, ты мне не в тягость, только рад буду. Соглашайся...

Ну вот, теперь он меня разжалобил. Вот ведь люди: знаю, что редкий гад, бандюга и при случае такое звериное нутро покажет, что только "караул" кричать, а смотри как заливает, самое главное, вполне искренне, хоть вскакивай и со слезами ему на шею бросайся, чтобы поплакать вместе, а потом сквозь слезы счастливой улыбкой улыбнуться и пойти встречать рассвет. Я вздохнула и тихо сказала:

- Я согласна, я очень рада, только... вдруг вы потом пожалеете.

- Я не пожалею, - серьезно произнес он, а я подумала: "Ой, дядя, не зарекайся".

Далее последовала пауза: немного неловкая, кидаться к нему на шею я все-таки не стала, а он и вовсе не знал, что делать: на колени меня не посадишь, барышня я взрослая, и конфеткой не угостишь - это уж вовсе глупо, поэтому я заревела тихо, но обильно, а он подошел и принялся меня по головке наглаживать и, ей-Богу, сам чуть не плакал. Я прильнула к нему, не к груди, врать не буду, а к животу, потому что он стоял, а я сидела, и мы на некоторое время затихли, поглощенные избытком переживаний. Потом я отстранилась, вытерла глазки, улыбнулась не без робости и спросила:

- Леонид Андреевич когда приедет?

- К вечеру обещал. А мы с тобой пойдем-ка чай пить.

Мое водворение в доме ознаменовалось двумя событиями: пропажей кота и смертью собаки. Жилец пропал в первый же день после переезда и, несмотря на активные поиски, так и не нашелся. Я подозревала, что в его исчезновении повинен доберман, и сверлила ненавистного пса свирепым взором. По этой причине или по другой, но пес сдох. В одно прекрасное утро его обнаружили возле крыльца. И хоть останки свозили в ветеринарку и обследовали на предмет обнаружения в организме яда, никто достоверно назвать причину смерти не смог. Думаю, животное скончалось от разрыва сердца, не пережив моей стойкой неприязни.

Наша совместная с Папой жизнь наладилась быстро. Владимир Иванович страдал ревматизмом, к тому же по натуре был человек осторожный, родные стены покидать не любил и делами заправлял по-паучьи - сидел в своем уголке и ловко плел паутину.

Со мной у него вовсе хлопот не было. Я вела себя тихо, манерами сильно напоминая дрессированную болонку: сижу-посиживаю в своей комнате, никому не мешаю, позвали - вот она я. Мы гуляли в саду и вели долгие беседы. О моей прежней жизни Владимир Иванович никогда не расспрашивал, а о своей говорил охотно. Получалось у него складно.

Я водворилась на кухне и занялась хозяйством, потихоньку вытеснив приходящую кухарку. Незаметно шныряла с пылесосом и наводила порядок. Владимир Иванович, застав меня в заботах, сказал, что делать это мне вовсе необязательно, на что я ответила, что хлопоты по дому мне приятны, и с того самого дня он начал относиться ко мне как к хозяйке. К Папиным вкусам я проявила большое внимание и старалась его порадовать. Узнать, что он, к примеру, пожелает на ужин, было плевым делом, конечно, сам Владимир Иванович не догадывался, что для меня это дело плевое, и неизменно удивлялся:

- Ну, Варвара, угодила, только-только подумал, хорошо бы блинов, знаешь ли, и вот тебе блины. Словно мысли читаешь... - довольно хихикал он.

"Только этим и заняты", - хихикала и я, конечно, не вслух.

Сама я с едой осторожничала. Моя худоба Папу удручала, и он без конца потчевал меня деликатесами, но я не усердствовала: раздобреешь на хозяйских харчах, начнешь колыхать бюстом перед носом у дорогого дядечки, и Бог знает, какие мысли придут ему в голову, мужик он еще нестарый, а я давно совершеннолетняя. Поэтому, с тоской поглядывая на провиант, я по большей части голодала, решив, что хозяин должен видеть во мне безвременно ушедшую дочь и никого больше, оттого и старалась, как могла. С удовольствием ловила бабочек, читала ему стихи (он очень любил Некрасова) и со счастливым взором летела за шахматами, когда Владимир Иванович говорил:

- А не сыграть ли нам, Варя?

Дни шли, похожие друг на друга, спокойные и даже счастливые.

Однажды Владимир Иванович взял меня с собой на кладбище, мы долго сидели на скамейке и беседовали, пока парни на жаре ждали нас поодаль и томились. С тех пор неизменно стали ездить вместе. Я всегда с цветами, лишних слов не произнося, а те, что произносила, - весьма к месту. В общем, к середине лета Владимир Иванович уже с трудом мог представить, как раньше жил без сироты. Конечно, меня проверяли. История, рассказанная Доком, в принципе подтвердилась, если бы хозяин желал, кое-какие несоответствия смог бы углядеть, но он всерьез не желал этого, и все сошло гладко.

В доме за мной тоже присматривали. По телефону я не звонила, убираясь в доме, к двери хозяйского кабинета близко подходить не смела, большую часть времени проводила в своей комнате да на веранде. Вопросов не задавала, а пред светлые хозяйские очи являлась, только если звали.

Дока тоже проверили: он, как мы заранее договорились, вернулся на работу в родную психушку, где его приняли с радостью. Сведения, которыми разжились Папины ребята, вполне соответствовали рассказанной истории.

Однако Папа простачком не был, потому хоть и полюбил меня всей душой, но бдительности не терял: приглядывал. Несколько раз проверили, о чем мы с Доком болтаем. Комнату обыскали, прослушивали телефон. В конце концов потихоньку угомонились.

Как-то мы играли в шахматы, и я спросила:

- Владимир Иванович, а почему вас ребята Папой зовут?

- Почему? - малость растерялся он, пытаясь отгадать, что за козел брякнул при мне такое. - Ну... человек я пожилой, а они ребята молодые. Наверное, поэтому.

- А мне можно вас так звать? - помедлив, спросила я. На правах дурочки могла себе позволить...

- Что ж, зови, если хочешь, - кивнул он. - Я не против.

Так я стала называть Папу папой, не с большой буквы, а с маленькой и почти на законном основании.

От Папиных ребятишек я держалась в сторонке и неизменно опустив глазки. Несколько раз вспоминала Ваню, Владимир Иванович отвечал, что у него дела. К этому времени Ваня уже сорок дней, как лежал на кладбище, сложив буйную головушку в неравной схватке, но Папа об этом помалкивал, боясь нанести моей психике очередной урон. Чтобы сделать ему приятное, я перестала вспоминать про Ваню. Так уж сразу вышло, что присматривать за мной поручили Резо, поэтому мы проводили с ним довольно много времени. В первый же день, покопавшись в его извилине, я составила о нем представление и думать забыла, что он есть на белом свете. Но Резо ожиданий не оправдал и даже удивлял, а иногда просто ставил в тупик.

Сначала оказалось, что он вовсе не молчун и совсем не прочь поговорить, потом, что извилина у него хоть и одна, но до того замысловато закручена, что запутаешься. К моему водворению в доме он отнесся с пониманием. Бродил вокруг, улыбался и иногда подмигивал. Нормальный придурок.

Как-то вечером Резо решил посвятить меня в секрет своего постоянного присутствия рядом.

- Папа поручил тебя охранять. Как зеницу ока. Чтоб никакой неприятности не произошло. Может, тебе не очень удобно, что я всегда по соседству, но у меня работа такая. Ты понимаешь, о чем я?

- Конечно, - кивнула я.

- Вот, - кивнул и он. - Я постараюсь быть незаметным, но, когда человек всегда рядом, это обычно раздражает. Ты улавливаешь? - всполошился он, видимо, вспомнив, что я чокнутая.

- Улавливаю, - опять кивнула я.

- Вот... Ты старайся не обращать на меня внимания. Просто делай что хочешь, будто меня нет, а я буду выполнять свою работу.

"Откуда ты такой взялся?" - мысленно подивилась я, а вслух спросила:

- Резо, а мне обязательно делать вид, что тебя нет рядом, а можно, к примеру, заговорить с тобой? Ну... мне иногда бывает скучно, Папа занят, а поговорить с кем-то хочется... Это не повредит работе?

- Не повредит, - не сразу ответил он. Вообще он был парень обстоятельный, неторопливый и всегда думал, прежде чем ответить.

В воскресное утро я выбралась из постели и тихо выскользнула из дома с большим желанием проверить чужую бдительность. Вышла к троллейбусной остановке и далее по пятому маршруту троллейбуса отправилась в Ильинскую церковь, то и дело поглядывая в окно. Возле церкви повязала беленький платочек и, перекрестившись, вошла. Народу было немного, и Резо я бы точно не проглядела. В церкви следует вести себя скромно, поэтому я особенно головой не вертела, но по сторонам все же посматривала: никого. Служба закончилась, я пошла к выходу и вот тут-то его и увидела: мой страж стоял в сторонке, неподалеку от дверей, и с постным видом рассматривал свои ботинки. Поняв, что его заметили, мило мне улыбнулся и по обыкновению подмигнул.

Из церкви мы вышли вместе. Я заметила черный джип "Опель", на котором обычно ездил Резо, машина стояла возле церковной ограды, радуя взор прихожан.