Чтение 13–й страницы книги ~Жизнь длиннее смерти~

Мазур мечтательно сказал:

- Вообще-то потери в рейде вроде нашего - дело самое обычное... Ты как-никак неспецназовец, нет должной подготовки и ловкости... Кого дома удивит, если окажется, что ты ненароком навернулся со скалы, сидючи в засаде? У меня достаточно умения, чтобы вниз ты летел молча, совершеннейшим уже жмуриком... Подозрения, может, у кого-то и возникнут, но не будет ни уверенности, ни улик...

Он жадно впился взглядом в лицо собеседника. Ему было бы не на шутку приятно, появись в этих невозмутимых глазах хотя бы тень даже не страха - неуверенности, тревоги...

Но ничего подобного он так и не высмотрел, хотя таращился зорко.

- Ерунда, - сказал Вундеркинд омерзительно ровным голосом. - Это мечты, и не более того. Не то у тебя воспитание, не та дрессировка и биография, чтобы ты посреди задания прихлопнул... меня. И не зыркай ты так, я бывал в переделках похуже...

- Я ведь могу и серьезно...

- Не можешь. Брось. Мы с тобой не те мальчики.

- Ладно, - сказал Мазур сквозь зубы. - Ты профессионал, скотина, я верю, умеешь просчитывать очень многое... Но, честно предупреждаю, морду я тебе начищу при случае.

- А это уж как получится... У морды, знаешь ли, хозяин есть. Была такая присказка во времена...

- Тс! - шепотом распорядился Мазур, враз забыв обо всем постороннем, кроме предстоящей задачи.

На берегу показался вышедший из узкого прохода караван - одна навьюченная лошадь, вторая... Всего их оказалось четыре - невысокие поджарые лошадки довольно заморенного вида, у каждой перекинуто через седло по два вьюка. И шестеро пеших субъектов, вооруженных до зубов, с упором на автоматическое оружие и гранаты. Совершенно обычные на вид люди, одетые даже небогато - но оружие держат уверенно, и передвигаются по узкой полоске суши с уверенностью давным-давно обживших эти места завсегдатаев.

Мазур затаился. Он прекрасно помнил, что лошадь в этих скудных на траву и овес местах - изрядная роскошь. Но господам контрабандистам приходилось идти на излишние траты: на автомобиле к берегу не проедешь, если не захочешь тащить тюки на горбу, волей-неволей придется разориться на четвероногого помощника...

Вскоре послышалось мерное постукивание мотора, и в бухточку медленно вошло здешнее суденышко, звавшееся доу. Выглядело оно как нельзя более убого, но движок, судя по звуку, был современным и мощным - как и предупреждали знающие люди...

Кораблик с единственной мачтой - на ней рулоном болтался темно-серый зарифленный парус - ткнулся округлым носом в берег, с борта бросили канат, а на берегу его проворно поймали и обмотали вокруг высокого камня привычно и ловко. Сразу видно, что тут встретились люди, прекрасно друг друга знающие: на берег спрыгнули двое, короткий разговор напоминал скорее примитивный обмен приветствиями, и сразу же закипела работа - тюки таскали на борт по широкой доске с набитыми поперечинами, исполнявшей роль трапа, сваливали в трюм. Работали только трое - двое из пришедших посуху и один с судна - а остальные бдительно стояли на карауле.

Уже через четверть часа все было кончено. Обошлось без прочувствованных прощаний и по-восточному цветистых пожеланий удачи - один из мореплавателей что-то сказал, небрежно помахал оставшимся на берегу, и они, не теряя времени, удалились в узкий проход меж нависающих скал.

Мазур быстренько прикинул. Итак... Двое на палубе, третий - в рубке, за штурвалом. Вполне вероятно, на судне есть кто-то еще, но это выяснится в самый последний момент...

Он, укрываясь за скалами, стал перемещаться пониже. Не видел своих, но заранее был. уверен, что они выполняют те же маневры - хватило времени, чтобы вдумчиво обговорить все варианты предстоящей акции и расписать партитуру...

Под ложечкой на миг возникло некое неприятное неудобство - эти, на судне, перед ними ни в чем не виноваты, но что поделать, если необходимо срочно попасть домой? В конце концов, перед ними не мирные рыбаки, не трудяги-жемчуголовы - матерые контрабандисты, то есть публика, заранее поставившая свои беспутные головушки на карту в виде окончательной ставки...

Потом и думать стало некогда. Он резко свистнул в два пальца - и оттолкнулся от скалы, с высоты метров трех ногами вперед полетел на палубу проплывавшего прямо под ним кораблика. Едва подошвы коснулись грязных, темных досок палубы, не теряя ни секунды, развернулся вправо, ударом ноги вышиб за борт из рук дернувшегося ему навстречу человека короткий автомат, а вслед за тем отправил следом и хозяина оружия - уже в состоянии, исключавшем всякое сопротивление. Шумный всплеск - и все кончилось. В тот же миг обрушившийся рядом на палубе Паша снес второго - а грязное стекло рубки тоненько зазвенело, разлетаясь. Это пуля Зоркого Сокола причинила рулевому несовместимые с жизнью обиды. В два прыжка Паша оказался в рубке, отпихнул обмякшее тело и выключил двигатель. Суденышко остановилось, скребанув бортом о скалу. Послышались глухие удары - это прыгали на палубу остальные, чьей помощи уже не требовалось.

"И за борт ее бросает в набежавшую волну..." - пронеслось в голове у Мазура дурацкая цитата. Не было ни угрызений совести, ни иных эмоций - они сделали то, к чему их вынудила жизнь и обстоятельства, они прекрасно выполнили свою работу, и только...

- Посмотрите там, - сказал он, кивнув на люк. - Паша, поехали...

Крошка Паша кивнул, запустил мотор и уверенно повел суденышко меж скал. Викинг с Пешим-Лешим на цыпочках подобрались к люку - и обрушились туда. Какое-то время стояла тишина, потом под палубой бабахнул выстрел, и вновь стало тихо. Викинг, подтянувшись на локтях, выбрался наружу, помотав головой, доложил Мазуру:

- Отыскался там еще один декадент с кольтом... Он больше не будет.

- Без проблем? - спросил Мазур.

- Какие проблемы, командир... Леший там осматривается.

- Подчистите все в темпе, - распорядился Мазур.

- Ага...

- И разберитесь с грузом, - сказал Мазур, чуть подумав. - А то еще окажется какой-нибудь опиум, и будем мы с ним выглядеть совершенно предосудительно. Если наркота, лучше ее сразу за борт...

- Ага. Там у них пулемет еще, штатовский станкач, "шестидесятка". Ухоженный, с полным комплектом...

- Крепко собрались ребята щупать здешнюю власть... - щегольнул Мазур переиначенной цитатой. - Ладно, оглядитесь там, но сначала подчистите...

Суденышко проплыло меж скал, и перед ними распахнулось открытое море - безмятежное, спокойное, изначальное, обдувавшее соленым ветерком. Мазур моментально почувствовал себя на седьмом небе - ничего общего с чертовой сушей, где сверху норовят налететь вертолеты, а понизу рыскает всякая сволочь с собаками, так и норовящая упасть на хвост под тем, изволите видеть, предлогом, что хочет изловить диверсантов... Сволочей, предположим, хватает и в море, но там есть такая замечательная вещь, как нейтральные воды.

В которые они и уходили на приличной скорости. Неказистое суденышко оказалось сработанным крайне прочно - и на скорости в добрых пятнадцать узлов шло великолепно, не скрипнув ни единым сочленением, не зарываясь носом в волны. Мазур заглянул в рубку, убедился с полувзгляда, что Паша держит верный курс - кто бы сомневался, но командир обязан все проверить - вернулся к невысокому фальшборту. Самое время предаться мрачно-философическим раздумьям о превратностях судьбы - были трое контрабандистов и растаяли без следа, как вовсе не бывало - но кто в их положении будет тратить время на философию, да еще мрачную? Гораздо более разумным будет следить за морем, чтобы не вынырнул откуда-нибудь патрульный корабль. Контрабандистов тут ловят давно и старательно - и ведь не станешь при встрече со здешними погранцами вставать в позу оскорбленного достоинства и заверять: мы, мол, не уголовнички, мы честные советские спецназовцы, мы тут кое-что разнесли вдребезги и пополам, а теперь мирно возвращаемся домой... Предположим, это чистейшая правда, но лучше ее вслух не произносить...

Краем глаза он увидел, что из люка выбрался Викинг, отчего-то улыбаясь во весь рот, держа перед собой большущую ржавую миску, до краев наполненную чем-то непонятным. Повернулся туда.

Викинг подошел вплотную, картинно запустил пятерню в миску, с металлическим хрустом поворошил ее содержимое - золотистого цвета, какая-то каша...

- Ну, ребятки, Флинтовы пираты нам и в подметки не годятся, - сообщил он весело. - Вот это разжились...

Только теперь Мазур сообразил, что в миске, вмещавшей добрых полведра, лежит золото - навалом, грудой, в невиданном количестве, так что у Викинга, парнишки не из задохликов, вытянутые руки поневоле опускались под этакой тяжестью. Всевозможные безделушки, цацки, с камешками и без, сливавшиеся, слипавшиеся в причудливую кучу, вовсе не вызывавшую ассоциаций с драгоценным металлом, тем самым, из-за которого испокон веков люди резали друг другу глотки, а заодно сочинили кучу талантливых книг и сняли множество фильмов...

- Ни хрена себе, - сказал Зоркий Сокол, а высунувшийся наполовину из рубки Паша молча присвистнул.

Вундеркинд спокойно сказал:

- Ничего удивительного. "Золотая трасса". Отсюда оно идет в Эмираты, а еще больше - в Индию...

- Богачи мы, ребята, - сказал, ухмыляясь, Зоркий Сокол. - Миллионеры. Корейки в тельняшках. Распихаем по карманам, дома дачки построим, "Волги" купим, в Ялту поедем в белых штанах...

- И так - во всех тюках, - сказал Викинг. - Одно золотишко. Пудиков несколько.

- Ладно, - сказал Мазур. - Кончай трепаться. Нашли время, как дети малые. Миллионеры хреновы... Викинг, убери этот мусор, я тебя умоляю, некогда нам в игрушки играть...

Викинг, поскольку тон командира был не таким уж и приказным, не спешил убирать мусор. Виляя бедрами и колыша тяжелый таз перед собой, словно партнершу в танго, пропел с беззаботной физиономией:

- Золото манит нас,

золото вновь, как всегда, манит нас.

И тот его добычей станет,

в чьем сердце пляшет желтый бес...

Мазур понимал, что ребятам хочется малость поразвлечься, отойти от напряжения. Но вот ему-то самому при виде этой желтой груды, из-за обилия вовсе не выглядевшей ценностью, вспомнилось прежде всего тягостное - пригоршня точно таких вот безделушек в Анькином ящике, противный звук, с которым сверток упал в мусорный ящик...

- Убери ты его, - сказал он, мрачнея. - Высыпи прямо в дырку, особисты потом подметут с совочками...

Привычно и безошибочно прочитав по его лицу, что высокое начальство нынче не в духе, Викинг, пожав плечами, отошел к люку и перевернул над ним таз. Золотые побрякушки хлынули вниз шуршащим, тоненько позванивающим потоком.

Из трюма донеслось недовольное ворчание, и наружу проворно вынырнул Пеший-Леший, прочно утвердился обеими ногами на палубе, небрежно стряхивая с одежды, растопыренной пятерней выбирая из волос мелкие безделушки.

- По трюму нельзя пройти, - сказал он сварливо. - Оборзели вконец некоторые, золотом осыпают... Я тебе что, Даная долбаная?

- Леший, - сказал Мазур. - Сигнал, однако... Самое время.

Мгновенно посерьезнев, Пеший-Леший кивнул, бережно извлек из внутреннего кармана пластмассовый продолговатый футляр, а из него - четыре беленьких предмета, более всего напоминавших прозаические куриные яйца. Сверившись с маркировкой, на каждом своей, отложил одно в карман, а три остальных поочередно раздавил, держа в вытянутой руке над бортом и разжимая пальцы, так что использованный очередной передатчик сам плюхался в воду.

Это был старый фокус, еще во вторую мировую освоенный диверсантами с развитием радиотехнического дела. Крохотный передатчик посылал мгновенный сигнал, после чего сам собою приходил в негодность, сжигая нехитрое нутро. Ну, а данная последовательность как раз и означала, что они докладывали: все в порядке, мы сделали свое дело, мы выполнили все, что поручено, мы возвращаемся, встречайте. Те, кто круглосуточно прослушивал эфир на другом берегу пролива, просто не имели права не услышать три коротких призыва...

Четвертое "яичко" Леший тоже даванул в кулаке, следуя примеру мышки из известной сказки, но за борт не выкинул, вновь опустил в карман. Был в этом, конечно, некоторый риск - идти с включенным пеленгаторным сигналом - но, с другой стороны, кто посторонний мог знать, что означает именно этот сигнал?

- Порядок, - сказал Мазур. - А теперь...

Прямо по курсу, неожиданно и слаженно, взлетели пять тонких белопенных фонтанов.

Мазур, поворачивая голову за корму, уже не сомневался, что это - автоматка вроде "Бофорса" или "Эрликона", малокалиберная, но безусловно опасная для столь хлипкого суденышка штуковина...

Сзади и левее, кабельтовых в трех от них, прямо на арабскую посудину пер невероятно изящный, красивый кораблик под флагом военно-морских сил независимой республики Джаббати. Игрушечка, честное слово - высокая носовая часть с перепадом, характерная надстройка, труба, пластмассовый колпак локатора, напоминающий огромную милицейскую мигалку. Нестандартный, поднятый над палубой барбет с автоматической пушкой, к которой бдительно припали двое персонажей в алых беретах, характерная мачта, два кливера на корме - патрульный корабль типа "Исланд" британского производства, тварь такая...

Кораблик мощно взмяукнул ревуном - приказал застопорить машину и лечь в дрейф, что было прилежно продублировано взвившимися с похвальной быстротой сигнальными флагами. Мазур отчетливо видел, как дернулась, окуталась дымком пушечка - и вновь пять фонтанов взлетели слева. Их пока что не собирались решетить, им просто приказывали остановиться...

Они давно уже шли в нейтральных водах, где, строго говоря, никакие такие сторожевики прибрежных государств не имели права подобным образом тормозить странствующих и путешествующих. Однако по всему поведению патруля видно было, что он настроен крайне решительно и отступать не намерен.

Чересчур дикое стечение обстоятельств потребовалось бы, чтоб нас ловили, как нас, пронеслось в голове у Мазура. Скорее всего, дело в прежних хозяевах суденышка. Нельзя исключать, что они давно уже сидели у погранцов в печенках и их поклялись непременно изловить, не обременяя себя въедливым соблюдением норм морского права...

Но не объяснять же этим олухам, что на судне давно сменились и экипаж, и порт назначения, и цель плавания?! Никак невозможно. Не поймут и не оценят, Азия-с...

- Сбавь ход, - приказал Мазур Паше. - Пусть поравняются... Викинг, Леший! Живо в трюм, трещотку наружу и покажите ему...

Паша послушно сбросил обороты, так что сторожевик принялся быстро настигать. Мазур отступил к рубке, оказался рядом с Зорким Соколом, который пытливо глянул на него в ожидании приказов, опустил взгляд к палубе, где на подстеленном замызганном брезенте лежало его изящное и смертоносное орудие производства.

- Подожди, - сказал Мазур яростным шепотом. - Подожди...

На настигающем сторожевике особенной суеты не наблюдалось - кто-то пялился на них с мостика невооруженным глазом, некто в фуражке с разлапистой золотой "капустой" и кучей золотых полосок на черных погонах. Двое у пушки замерли, ожидая приказов. Должно быть, то, что добыча сбавила ход, бдительность на какое-то время усыпило...

- Не нравятся мне эти два урода, - сказал Мазур.

- Понял, - спокойно отозвался Зоркий Сокол. Он присел на корточки, потом взмыл во весь рост, вскидывая импортную винтовочку, послышались два глухих щелчка, и оба артиллериста, нелепо мотнув руками, опрокинулись навзничь, рухнули на палубу.

И тут же застрочил пулемет на треноге, в два счета вышвырнутый на палубу Лешим, словно детская игрушечка. Нескончаемая очередь прошла по надстройке, слева направо и справа налево, вышибая стекла рубки, сбив, как кеглю, командира сторожевика, старательно омахнула надстройку, не давая никому приблизиться к двум пулеметам по ее сторонам...

- Самый полный! - рявкнул Мазур от всей души.

Суденышко рванулось вперед, как пришпоренный конь, взмывая на редан, что твой торпедный катер, взметая два белопенных буруна. Сторожевик с его еще не пришедшей в себя после молниеносной атаки командой вмиг остался позади, превратился в точку на голубой искрящейся глади...

Останься он в целости, все равно не был бы серьезной опасностью: одно орудие, два пулемета винтовочного калибра... Красивый кораблик, конечно, но ни за что не выжмет больше шестнадцати узлов - а посудина контрабандистов давала сейчас вдвое больше, и это для нее не предел...

Хорошо, что республичка маленькая и бедная, подумал Мазур. Прекрасно просто, что не по карману ей более современные и авантажные корабли. Гораздо труднее было бы оторваться и уцелеть при этом от какого-нибудь "Рамадана" с его сорока узлами, четырьмя установками противокорабельных ракет и солидной пушечкой в семьдесят шесть миллиметров. Окажись тут "Рамадан", "Джофар" или "Аль Сиддик"...

- Самый полный! - проорал он яростно.

Жизненно важным было улепетнуть в территориальные воды Эль-Бахлака как можно быстрее. То, что они сейчас учинили, автоматически превращало кораблик и его команду в пиратов, которых просто обязан отловить в самых что ни на есть нейтральных водах любой военный корабль независимо от национальной принадлежности. Если чертов сторожевик начнет орать в эфир панические призывы, излагая ситуацию даже без малейшего приукрашивания, придется хреново...

Справа шел белый корабль под французской бандерой, и с его палубы беззаботно махала руками пестрая туристическая шобла. Отвечать им той же любезностью не было ни времени, ни желания - и суденышко промчалось буквально метрах в сорока перед носом француза.

На корме приникли к пулемету Пеший-Леший и Викинг. Оставшийся пока что без работы Зоркий Сокол тоже был готов в любой момент обидеть каких-нибудь уродов. Вундеркинд стоял с видом первопроходца, уцепившись на первый подвернувшийся гак. Что до Паши, он наслаждался жизнью, держа должный курс, выжимая полный газ, время от времени азартно оглядываясь на Мазура с довольной ухмылкой, орал во всю ивановскую:

- Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадский лед! Боевые лошади уносили нас, на широкой площади убивали нас!

Мазур ему не мешал - в конце концов, у рулевого должны быть заняты только руки и глаза... Он и сам поддался этому пьянящему азарту - они мчались во весь опор со скоростью торпедного катера, они были молоды, сильны и яростны, они хорошо сделали свою работу, и вокруг сияло море, а вверху сверкало солнце, и хотелось, чтобы так было до скончания времен - тугой соленый ветер в лицо, пенные брызги, игравшая на каждой жилочке скорость и молодая мила...

Слева обнаружилось нечто внушавшее подозрения - отчаянно дымивший трубой низкий силуэт с орудийной башенкой на баке, замышлявший пойти на перехват. Флага Мазур пока что не мог рассмотреть, и не определил тип корабля. Но это уже не имело значения - впереди, на горизонте, показалась темная полосочка желанного берега, а навстречу, левее, на полном ходу шел красавец "Ворошилов" с двумя бахлакскими кораблями по правому борту, и в небе показалось звено истребителей, так что хотелось по-мальчишески высунуть язык всем преследователям: "Что, съели?"

Он оглянулся. Незадачливый преследователь, столь неожиданно обнаружив перед собой и над собой серьезного противника, взяв лево руля, уходил по широкой дуге. Кажется, до эль-бахлакских территориальных вод оставалось еще не менее мили, но это уже не имело значения, действовало примитивное право силы - а дипломаты, ежели что, потом отпишутся, не впервой...

Глядя на приближавшегося "Ворошилова", Мазур забыл обо всем скверном, что с ним в последнее время приключилось - и был доволен жизнью, черт побери...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ЖИЛИ-БЫЛИ ГЕНЕРАЛЫ...

Контр-адмирал Адашев внимательно, с нешуточной заботой наблюдал, как морячки с "Ворошилова" в рабочих робах грузят в кузов какие-то аккуратные ящики, и при каждом неловком движении нижних чинов лицо его высокопревосходительства страдальчески искажалось. Адмиральские мебеля (о, конечно, приобретенные здесь самым законным образом!) требовали неусыпного внимания...

- Куда он, ты не знаешь? - негромко спросил Мазур. - В Союз?

- Плохого ты мнения насчет оборотистости его превосходительства, - с усмешечкой ответил Лаврик. - Загранкомандировочки иначе оплачиваются, тем более цельным адмиралам... В Афганистан наш орел ухитрился перевестись, связи включив. Там, конечно, не в пример поспокойнее, чем в нашей дыре. Сонное царство просто.

- А откуда в Афганистане море? - искренне удивился Мазур.

- Моря там, конечно, нет, - серьезно сказал Лаврик. - Там и рек-то не сыщешь... Но под боком-то Пакистан, а уж там море имеется. Сам знаешь, как это бывает - моря нет, но даже в сугубо сухопутной стране должны присутствовать военно-морские координаторы, уполномоченные и представители. Все законно, не подкопаешься - дело там для него найдется... но хребет особо не натрудишь.

Он смотрел на адмирала с той же хищной брезгливостью. У Мазура были свои догадки касаемо кое-каких несообразностей - но он предусмотрительно держал их при себе...

Юсеф чуть ли не жалобно протянул:

- Товарищи, нам пора ехать...

- Адмирал грузит секретную документацию, - сказал Лаврик с непроницаемым лицом. - Сейчас поедем, последний ящик...

Юсеф нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он был серьезен и хмур - и в этом не было ничего необычного, майор всегда, сколько Мазур его знал, смотрелся олицетворением деловой суровости. Однако и младший братишка, Ганим, балагур и весельчак, легкомысленный вьюнош, был сегодня прямо-таки зеркальным отражением старшего.

Право слово, неспроста... Мазур покосился на Лаврика: тот чем-то напоминал революционного балтийского матроса - через плечо у него висел "Стечкин" в деревянной кобуре, немногим меньше маузеровской, а в кармане угадывались две гранаты, что характерно, со вставленными взрывателями.

Взяв Лаврика за локоть и отведя чуть в сторонку, Мазур тихо спросил:

- Случилось что-нибудь?

- Глупости, - ответил Лаврик рассеянно. - Преобразования и реформы идут на всех парах, единение народа и власти небывалое...

- А серьезно? Зачем-то нас всех с утра тащат к Касему? Вряд ли он собирается регалии навесить - вроде бы не за что на этот раз, по моему разумению...

- Ну, если серьезно... - сказал Лаврик. - Если серьезно, то в столице... Черт, даже не скажешь "неспокойно". Все вроде бы спокойно, но в воздухе что-то этакое носится... Как тогда в Африке. Помнишь?

- Помню, - поморщился Мазур. - Хотя - век бы не помнить... Переворот?

- Ну, не стоит так мрачно, - сказал Лаврик. - Вроде бы нет признаков, симптомов, оснований и вождя... Для переворота, как правило, нужен вожак, иначе получится не переворот, а позорище. Применительно к нашему случаю... Асади против Касема ни за что не пойдет. Хасан - мелочь пузатая. Барадж... Знаешь ли, с утра ходят темные слухи, что Барадж сбежал из страны. Взял да и смылся. Одни говорят, что перелетел на легком самолетике в Могадашо, другие - что по сухопутью дернул к саудовцам. Один умник заверял, будто ему достоверно известно, что Барадж рванул к Джарабу, но лично я в эту глупость никак не верю. Джараб его моментально вздернет...

- Понятно, - сказал Мазур.

Лаврик смотрел на него пытливо:

- Интересное у тебя лицо...

- В смысле?

- А ты ничуть не удивился, узнав, что Барадж сбежал, - пояснил Лаврик с улыбочкой, которую в зависимости от обстоятельств знавшие его именовали то "тонкой", то "гнусной". - Словно бы ожидал. Интересно, откуда у тебя такое мнение? Никто из нас на него тебе никогда не подкидывал компры. Асади или его сподвижники, - он мельком указал глазами на Юсефа, - никогда не стали бы с тобой делиться внутренней информацией: для них это означало бы опозориться. Эр-го... Эрго: полное впечатление, случилось что-то еще, о чем я не знаю, а ты умолчал.

- Вздор, - сказал Мазур. - Ничего я не знаю.

- Точно?

- Ну что ты привязался?

- Я? - театрально подал плечами Лаврик. - По-моему, это ты меня отвел в сторонку и начал разговор...

Мазур молчал, дав себе слово следить за языком и взвешивать каждое движение бровей. Они с Лавриком были давние приятели, и однажды Лаврик спас ему жизнь, а потом Мазур - Лаврику, но все равно, едва в игру вступал служебный долг, врагу не пожелаешь попасть Лаврику на коренные зубы... Умен наш Константин Кимович, хитер, как черт, и коварен - но, слава богу, у него, судя по всему, нет кое-каких ниточек, Вундеркинд его не посвящал в иные свои комбинации. А значит, не докопается, ни за что не докопается, будь он семи пядей во лбу, без иных камешков ему ни за что не достроить мозаику...

- Товарищ Мазур... - чуть ли не просительно протянул Юсеф.

Мазур встрепенулся. Адмирал уже садился в машину с видом недовольным и отсутствующим, и Мазуру пришло в голову, что Бульдог с превеликим удовольствием лично сопроводил бы до корабля грузовик с драгоценными мебелями. Какое-то время казалось, что он попытается отказаться от поездки, насквозь ему непонятной и совершенно ненужной. Но Лаврик выразительно воззрился, и адмирал оставил невысказанные возражения.

В машине Мазур задал себе вопрос: каким образом, будучи чем-то измазанным, можно вырваться из Лавриковых когтей? Да одним-единственным способом: путаясь в слезах и соплях, все выдать, всех заложить... и при этом оказаться еще полезным на будущее. Только так, и никак иначе. Здесь, видимо, и объяснение - но лучше в это не лезть, свои бы собственные скелеты в шкафу на свет не вывалились...

Юсеф выкрикнул что-то на родном языке, тряхнул шофера за плечо, и тот остановил машину. Оба брата проворно вывалились из распахнутых дверец, положив руки на пистолеты.

Мазур присмотрелся. Они остановились как раз на окраине Большого Базара, у крайних лавчонок. Посреди оставалось нечто вроде площади, и по краям ее, подвернув ноги калачиком, сидели вовсе уж мелкие торговцы, лавок не имевшие, разложившие свой товар на циновках, а то и прямо в пыли.

Сейчас площадь была забита народом. И в центре волчком кружился дервиш.

С первого взгляда Мазур определил, что это классический "дивона", то есть находившаяся под запретом революционных властей разновидность. "Тихих" еще с грехом пополам терпели, позволяя сидеть истуканчиками и безмолвно думать свои мысли - но вот буйный и шумливый "дивона", рискнувший появиться на людях, очень быстро свел бы тесное знакомство с генералом Асади. Чтобы вот так - открыто, в центре города... Неспроста.

Мазур видел, стоя на подножке машины, как дервиш, косматый, оборванный, в конусообразном колпаке, увешанном какими-то амулетами, вертится с раскинутыми руками, слышал классические завывания:

- Я-а-гуллу! Я-а-руллу! Я-гуллу-иль-ля-хак! Я-а-руллу!

Он был грязен, живописен и отрешен от всего сущего - кружился, раскинув руки и закрыв глаза, на губах обильно пузырилась пена, дервиш кричал что-то, уже напрочь непонятное Мазуру, развевались его лохмотья, колокольчики на железных цепочках, обглоданные кости на веревочках кружили вокруг. Считалось, что именно в таком состоянии святой человек, "дивона" прорицает совершенно безошибочно, как он предскажет - так в точности и сбудется...

Юсеф, с пистолетом в руке, попытался протолкнуться в центр, к дервишу. Его не то чтобы не пускали - люди попросту, сомкнувшись, стояли стеной, не оборачиваясь, словно бы не видя майора и не слыша его криков. А машину со всех сторон обступали другие - эти стояли уже лицом, в глазах у них была все та же отрешенность каменных истуканов с вершины кургана, и их было много, слишком много, чтобы от них могли отбиться в случае чего пятеро вооруженных (адмирала Мазур не брал в расчет, да и оружия у того при себе не было)...

Дело попахивало керосином. Впервые за все время пребывания Мазура здесь горожане проявили пусть пассивное, но сопротивление доблестным представителям жуткой Шахро Мухорбаррот... Они пока что ничего не предпринимали, стояли и смотрели, но, когда с такой вот отрешенной решимостью стоят и смотрят человек двести, умный старается побыстрее убраться подальше, пусть даже на поясе у него пистолет... Потому что в такой ситуации только танк поможет настоять на своем, а танков на горизонте не видно, никого тут нет, кроме них...

Юсеф понял все это достаточно быстро. Буквально оттащил за шиворот младшего братишку - тот, колотя по спинам кулаком с зажатым в нем пистолетом, вопя что-то обиженно и повелительно озираясь растолкал зрителей - вернулся к машине, настороженно озираясь, держа пистолет наготове. Затолкнул Ганима в машину, запрыгнул сам, что-то бросил водителю, и тот рванул с места - благо толпа оставила достаточно широкий проход...

Ганим что-то возбужденно затараторил по-своему.

- Он говорит, что такого никогда прежде не было, - сумрачно перевел Юсеф. - Охотно верю. Это неспроста. Большой Базар... он как барометр. Что-то нехорошее тлеет...

- Выходит, правда, что Барадж... - вкрадчиво спросил Лаврик.

Юсеф, уставясь на него почти неприязненно, долго не отвечал, потом сказал, ссутулясь:

- Ну, хорошо. Это правда. Этот мерзавец сбежал через северную границу, к саудовцам. Бывший генерал Барадж оказался грязной, растленной скотиной, которая втихомолку набивала тайники золотом, камешками и валютой, распродавая достояние республики и используя свое положение для самых грязных махинаций... Мне больно признаваться советским товарищам, что один из вождей революции оказался... - он горько усмехнулся. - Но вы, я думаю, не будете нас судить слишком строго. Все присутствующие прекрасно знают, что в эти махинации оказался замешан и один довольно высокий советский товарищ... Я никого не упрекаю, это наша общая боль... Касем созывает расширенное заседание революционной ассамблеи, он скажет всю правду, и мы вместе будем думать, как выйти из этого незавидного положения с наименьшим ущербом для авторитета революции и репутации наших советских друзей...

Больше за все время пути не произнес ни слова - пока ехали, пока проходили посты охраны вокруг президентского дворца и во дворе, пока быстро шли по коридорам, обклеенным листовками, плакатами и портретами Касема.

Неожиданно они увидели оригинал - Касем спускался по широкой лестнице, примыкавшей к президентской приемной, в сопровождении адъютанта с портфелем, он почти бежал упругой походкой человека, у которого впереди множество неотложных дел, он увидел Юсефа и прочих, и его лицо на миг озарилось незнакомой улыбкой - виноватой, грустной, растерянной.

Мазуру показалось сначала, что адъютант, чуть привстав и нахмурясь, показывает на них пальцем. Он не сразу понял, что видит пистолет, а когда до него все же дошло невероятное, выстрелы загремели чередой...

Он отчетливо видел, как на груди Касема развернулись темные пятна, как покрылся прорехами китель, как повалился Ганим, которого достали прошедшие навылет пули...

И шарахнулся к стене, вжался в нее прежде, чем смог подумать что-то осмысленное. Рядом оказался Лаврик, нажал кнопку кобуры, откинулась крышка, и особист, оскалясь, вырвал массивный "Стечкин"...

Его опередил Юсеф. Рыча что-то горестное и злое, он с невероятной быстротой перекинул автомат под мышкой со спины, и загрохотала очередь, адъютант смятой тряпичной куклой кувырнулся со ступенек, растянулся на лестничной площадке рядом с неподвижно лежавшим Касемом - в этот миг президент и вождь стал удивительно похож на свои портреты, бледный, совсем молодой...

Потом Юсеф упал на колени рядом с братом - но Мазур видел со своего места, что ничем уже не поможешь, поздно...

Где-то поблизости топотали бегущие, слышались непонятные крики, ударило несколько выстрелов. И тут же за окном, во дворе, грохнуло так, что стены содрогнулись, и с потолка посыпалась какая-то крошка.

Прижимаясь к простенку, Мазур выглянул со всеми предосторожностями. Второй разрыв взлетел точнехонько на том месте, где только что стояли трое народогвардейцев с пулеметом на треноге, и, объезжая неглубокую воронку, гремя и лязгая, чадя солярочным выхлопом, прямо к парадному крыльцу попер танк. На нем теснились, вразнобой паля из автоматов, самые обычные солдаты - но у каждого Мазур увидел на правом рукаве широкую зеленую повязку с белой арабской надписью. "Ага, - отметил он машинально. - Опознавательный знак, чтобы своих ненароком не пострелять, сие нам знакомо..." Схватился за кобуру, опять-таки машинально, но тут же убрал руку - что он мог сделать пистолетом против такой вот атаки? Бессмысленно...

Стена напротив окна брызнула осколками мрамора - очередь из танкового пулемета хлестнула наугад. Пальба слышалась уже в самом дворце, совсем близко...

- Уходите! - прорычал Юсеф (Мазур не заметил, когда тот оказался рядом в простенке). - Уходите живо, дорогу вы знаете! Это не просто покушение, это переворот! Уходите, кому говорю!

Он высунулся и дал в окно длинную очередь. Отпрянул как раз вовремя - снаружи ответили из доброй дюжины стволов, многострадальная стена покрылась глубокими рытвинами...

Мазур растерянно огляделся, он понятия не имел, куда можно уходить - зато Лаврик, похоже, это прекрасно знал. Он подтолкнул ополоумевшего адмирала куда-то в боковой коридор, рявкнул так, что Мазура ноги сами понесли следом.

Они бежали какими-то переходами, кривыми узенькими лесенками, низкими коридорами - при султане эта часть дворца определенная предназначалась для самого подлого народа. Уже справившись с растерянностью, Мазур подумал приободренно, что в каждом приличном дворце найдется масса задних калиточек и черных лестниц, и вряд ли путчисты их обложили все до единой. Авось да и повезет, тогда, в Африке, было даже похуже, и все равно удалось унести ноги...