догадаться, и заметил, что генерал - субъект, по-видимому, отнюдь не
церемонный - пытается вызвать ее на откровенность. Уотервил надеялся, что
она будет осторожна. Он был по-своему наделен воображением и, сравнивая ее
с остальными, говорил себе, что миссис Хедуэй - отважная маленькая женщина
и в задуманном ею деянии есть свой героизм. Она была одна против многих,
ее противники стояли сомкнутым строем, те, кто были сегодня здесь,
представляли в своем лице тысячу других. Они выглядели людьми совсем иной
породы, и для человека, наделенного воображением, миссис Хедуэй выгодно
отличалась от них. Они были так отшлифованы, так непринужденны, так в
своей стихии... Мужчины со свежим румянцем, волевыми подбородками, учтивым
взглядом холодных глаз, с хорошей осанкой и сдержанным жестом, женщины -
многие чрезвычайно красивые, - полузадушенные тяжелыми жемчужными
ожерельями, с гладкими длинными локонами, взором, рассеянно скользящим по
сторонам, блюдущие молчание, словно оно им к лицу так же, как свет свечей,
и лишь изредка переговаривающиеся между собой чистыми, мягкими голосами.
Их сопрягала общность взглядов, общность традиций, они понимали язык друг
друга, даже отклонения от этого общего языка. Миссис Хедуэй при всей своей
привлекательности преступала пределы дозволенных отклонений, она выглядела
чужой, утрированной, в ней было слишком много экспрессии - она вполне
могла быть певицей, ангажированной на вечер. При всем том Уотервил успел
заметить, что английское общество прежде всего ищет для себя забаву, а в
своих сделках руководствуется денежным расчетом. Если миссис Хедуэй будет
достаточно забавна, вполне возможно, она добьется успеха, и ее состояние -
если оно существует - отнюдь ей не повредит.
приветствием, только взглянула на него с нескрываемой неприязнью -
странное выражение, какого он никогда у нее не видел.
пристало, но не мог справиться с этим своим несчастным свойством. Он был
рассержен, он был возмущен и вдобавок ко всему озадачен.
обхождение. Это было полной неожиданностью, такой он ее никогда не видал.
Какая вульгарная женщина! Вероятно, так разговаривают в Сан-Диего.
Уотервил с пылом включился в общую беседу, все прочие гости казались ему
теперь - возможно, по контрасту - сердечными и дружелюбными людьми. Однако
утешиться зрелищем того, как миссис Хедуэй наказана за свою грубость, ему
не удалось, ибо ей отнюдь не было выказано небрежение. Напротив, в той
части комнаты, где она сидела, группа гостей была всего гуще, и время от
времени оттуда доносились единодушные взрывы смеха. Если она будет
достаточно забавна, сказал он себе, она добьется успеха; что ж, судя по
всему, ей удалось их позабавить.
7
убедиться. Назавтра, в воскресенье, была прекрасная погода. Спустившись
вниз до завтрака, Уотервил вышел в парк; он прогуливался, то
останавливаясь поглядеть на тонконогих оленей, рассеянных, как булавки на
бархатной швейной подушечке, по отдаленным склонам, то блуждая вдоль
кромки большого искусственного водоема с храмом, построенным в подражание
храму Весты (*19), на островке посредине. О миссис Хедуэй он больше не
вспоминал; он размышлял о том, что эта величественная панорама более ста
лет служила фоном для семейной истории. Однако продолжи он свои
размышления, ему бы, возможно, пришло в голову, что миссис Хедуэй
представляет собой немаловажный эпизод в истории семьи. За завтраком
недоставало нескольких дам; миссис Хедуэй была одной из них.
Уотервил слова леди Димейн, обращенные к генералу, вчерашнему соседу
миссис Хедуэй, осведомившемуся о ней: - Ей нужно три часа на одевание.
льстил себя надеждой Уотервил, он услышал куда больше, нежели генерал.
Было в этой высокой, стройной, неторопливой женщине, одновременно
благожелательной и отчужденной, что-то вызывавшее его восхищение. Уотервил
видел, что при всей деликатности ее манер и приличествующей женщине ее
круга внешней мягкости внутренне она очень сильна; она довела свою
кротость до высот совершенства и носила ее как диадему на челе. Ей почти
нечего было сказать Уотервилу, но время от времени она задавала ему
какой-нибудь вопрос, свидетельствующий о том, что она о нем помнит. Сам
Димейн был в превосходном настроении, хотя никак особенно этого не
проявлял, - просто у него был свежий и бодрый вид, словно он каждый час
или два принимал ванну; казалось, он чувствовал себя огражденным, от
всяких неожиданностей. Уотервил беседовал с ним еще меньше, чем с его
матерью, но баронет улучил накануне минутку в курительной комнате, чтобы
сказать ему, как он рад, что Уотервил нашел возможность у них погостить,
и, если тот любит настоящий английский ландшафт, он с удовольствием покажи
ему кое-какие места.
Право же, здесь есть уголки, которые понравятся вам.
баронет хочет приписать ему некое значение, показать, что считает его
почетным гостем. В воскресенье утром он спросил Уотервила, не пойдет ли
тот в церковь: туда собирается большинство дам и кое-кто из мужчин.
очень живописная дорога, и сама церковка довольно любопытна, она стоит
здесь еще со времен короля Стефана (*20).
же ему нравилось бывать в церкви, особенно если он сидел в той ее части,
которая была отгорожена для сквайра (*21) и часто превосходила размерами
дамский будуар. Поэтому он сказал, что с удовольствием к ним
присоединится. И добавил, не объясняя причины своего любопытства:
Уотервил спросил его, пойдет ли экономка.
воскликнуть Уотервил, прибегнув к помощи этой фразы, как делал со времени
приезда в Англию всякий раз, сталкиваясь с брешью в логической
последовательности вещей.
Уотервил подумал, что миссис Хедуэй сделала глупость, не придя сюда. Он
знал, к чему она стремится: она хотела постигнуть англичан, чтобы их
завоевать; пройди она между живой изгородью из приседающих крестьянок,
посиди между надгробьями многих поколений Димейнов - это кое-что
рассказало бы ей об англичанах. Если она хотела вооружиться для сражения,
ей бы лучше было пойти в эту старую церковь... Когда Уотервил вернулся в
Лонглендс - он пришел пешком через луга с женой каноника, большой
любительницей пеших прогулок, - до ленча оставалось полчаса, и ему не
захотелось идти в дом. Он вспомнил, что еще не видел фруктового сада, и
отправился его искать. Сад был такого размера, что найти его не составило
труда, и выглядел так, словно за ним неустанно ухаживали в течение
нескольких столетий. Не успел Уотервил углубиться в его цветущие пределы,
как услышал знакомый голос и спустя минуту на повороте дорожки столкнулся
с миссис Хедуэй, сопровождаемой владельцем Лонглендса. Она была без шляпы,
под зонтиком; увидев своего соотечественника, она откинула зонтик назад и
остановилась как вкопанная.
такими словами приветствовала миссис Хедуэй немного смущенного молодого
человека.
ни говори, а сэру Артуру вряд ли было приятно, что их беседу прервали.
Уотервил чувствовал себя в глупом положении и жалел, что не пригласил с
собой миссис Эйприл, тогда бы казалось, что он находится в саду ради нее.
Уотервил, имевший свое мнение по этим вопросам, вряд ли можно было счесть
подходящим для воскресного утра в английском загородном доме: белое,
украшенное желтыми лентами neglige [домашнее платье (фр.)], все в
оборочках и воланах, - одеяние, в котором мадам де Помпадур (*22) могла бы
принимать Людовика XV у себя в будуаре, но в котором, вероятнее всего, не
выехала бы в свет. Этот наряд добавил последний штрих к сложившемуся у
него впечатлению, что в общем-то миссис Хедуэй прекрасно знает, что
делает. Она намерена идти своим путем, она не намерена ни к кому
приноравливаться. Она не намерена спускаться к завтраку, она не намерена
ходить в церковь, она намерена надевать в воскресное утро изысканно
небрежный наряд, придающий ей сугубо неанглийский и непротестантский вид.
Возможно, в конечном итоге это и лучше.
- Я шла пешком от самого дома. Я не слишком хороший ходок, но эта трава
как ковер. Тут все выше похвалы. Сэр Артур, вам следовало бы уделить хоть
немного внимания послу, стыд и срам, сколько я вас здесь продержала. Вас
не заботит посол? Вы же сами сказали, что не перемолвились с ним и словом,