нас самое красивое, даже карета, сами мы - процветающее, известное в
городе семейство. Только, друг мой, не прикидывайтесь дурачком и не
делайте вид, что вы не знаете, чего нам _недостает_. Это куда важнее, чем
все остальное. Послушайте, зачем нам с вами, собратьям по перу, лукавить
друг перед другом! Вы же сами знаете, как знаете то, что вы сидите сейчас
передо мной, что, если бы вы писали такие книги, как я, вы уже непременно
пустили бы себе пулю в лоб!
мастер обещал ему еще в Саммерсофте, действительно состоялся, причем с
такой стремительностью и полнотой, каких его юное воображение не могло
себе даже представить. Собеседник его произвел на него неотразимое
впечатление, и у него захватывало дух от глубин, в которые он теперь
погружался, и от самой необычности этих откровенных признаний. Он был
потрясен обуявшим его столкновением разнородных чувств - понимания и
смущения, тревоги и радости, согласия и протеста. И все это было смешано с
состраданием (и с каким-то стыдом оттого, что он ко всему этому
приобщился) ко всем болячкам и язвам, которые обнажил перед ним этот
поразительный человек, и с ощущением трагизма той тайны, которая
скрывалась за всем внешним блеском. Мысль о том, что это он дал
знаменитому писателю повод для такого самоуничижения, и томила его, и
бросала в краску, и вместе с тем в некоторых отношениях он сделался теперь
так чуток, что от него не могло уже укрыться ничто из того, что
подразумевалось в сказанных Сент-Джорджем словах. Такова уж была его
несчастная участь - ввергнуться в глубокие воды, взбудоражить их и
рассыпать потом брызгами необыкновенного красноречия. Он принялся
исступленно оспаривать последнее утверждение хозяина дома; перечислив те
его творения, которые он любил, он напомнил ему об их блеске и о том, что
автор их выше любого из своих современников. Некоторое время Сент-Джордж
учтиво выслушивал все эти речи; потом он взял его за руку и сказал:
почему бы вам тогда не иметь все те блага, которые есть у меня; столько же
придатков, как человеческих, так и материальных; столько же сыновей или
дочерей, жену, у которой будет столько же платьев, дом, где столько же
слуг, конюшни, где столько же лошадей, и сердце, где столько же терзаний.
взирая на своего взволнованного ученика.
если только вы возьметесь за это так, как надо. Изучите ради этого _меня_,
как следует _меня_ изучите. Право же, вы сможете завести себе даже карету.
много всего за это время передумал. Друг его отошел в сторону, взяв пачку
писем, лежавших на том же столе, что и листы корректуры.
сжечь? - внезапно спросил он. - Та, которую она невзлюбила.
спросил Сент-Джордж, отрывая глаза от писем и пристально на него глядя.
книга.
ней было написано обо мне самом.
уничтожить такую вещь, а старший собрат его продолжал:
мною: предмет этот неисчерпаем!
которая могла бы приобщиться к приносимой жертве?
вместе - и идол, и алтарь, и пламя.
прозорливой? - продолжал Пол.
письма, он снова остановился возле дивана, иронически поглядывая на своего
собеседника.
совершенства.
- к тому, что дороже всего на свете и вам, и мне.
действительно есть эта страсть, но страсть к детям станет еще сильнее, да
оно и понятно. Она будет настаивать на том, чтобы все сложилось как нельзя
более благоприятно, удобно, полезно для них. Художнику до этого нет дела.
что ему надлежит делать: сосредоточенность, совершенство, независимость -
вот за что он должен бороться с той минуты, когда он проникся уважением к
своему делу. О мой юный друг, его отношение к женщинам, особенно когда он
связал себя браком, во власти этого проклятого обстоятельства: в то время
как у него есть только один критерий для всего сущего, у них таких
критериев целых полсотни. Это и определяет их превосходство над нами, -
добавил Сент-Джордж, смеясь. - Представьте себе только художника, у
которого было бы столько критериев. _Сотворить_ свое произведение, создать
его и вдохнуть в него божественное начало - вот единственное, о чем ему
следует думать. "Удалось оно мне или нет?" - вот единственный вопрос,
который он вправе себе задавать. И уж никак не спрашивать себя,
"достаточно ли это хорошо для того, чтобы обеспечить жену и милых деток?"
Ему не должно быть дела до вещей относительных, до заботы о милых детках!
привязанности?
себе все остальное? К тому же пусть у него будут какие угодно чувства,
лишь бы они не мешали ему сохранять свою самостоятельность. Он должен
позволить себе быть бедным.
тому же ведь я тогда еще не читал ваших книг.
человек.
ушедший от мира аскет и что творить он может только ценою отказа от
личного счастья. Какой это обвинительный акт искусству! - воскликнул Пол
Оверт; голос его дрожал.
акт - если хотите, да! Счастливы те общества, где оно ничем себя не
проявило, ибо стоит ему только расцвесть, как их начинает снедать недуг,
как растленность становится неотвратимой. Конечно же, художник находится в
ложном положении. Но я считал, что для нас это нечто само собой
разумеющееся. Простите меня, - продолжал Сент-Джордж, - именно
"Джинистрелла" заставила меня прийти к этим выводам.
башне: пробило час.
мне и хотелось вас поддержать. У меня ведь все-таки есть возможность
немного помочь вам добиться успеха.
этого устраниться сами? - спросил Пол Оверт и покраснел.
Сент-Джордж.
достойных мужчин...
добиться успеха.
своему собеседнику руку, словно для того, чтобы смягчить вырвавшийся у
него упрек.
попытайтесь! По-моему, у вас есть шансы на успех, вы выйдете на первое
место.
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Верещагин Олег
Андреев Николай
Корнев Павел
Посняков Андрей