опасливо поглядывая на их молчаливого соседа, - за исключением того, что
касается самого разбойника. Опишите мне его, сэр. И, ради бога, говорите
тише. Опасаться Барнеби, конечно, нечего. Но я его видывал чаще, чем вы, и
уверен - как ни странно вам это покажется, - что он сейчас внимательно
прислушивается к нашему разговору.
ним: Барнеби, казалось, был всецело занят своей игрой и ни на что больше не
обращал внимания. Видно, в лице Эдварда слесарь прочел сомнение - он
повторил свои слова еще более серьезным тоном и, покосившись на Барнеби,
снова попросил описать наружность разбойника.
напал на меня так внезапно, что я не мог рассмотреть его... Кажется...
Эдвард смотрит на Барнеби. Я знаю, что он его разглядел. Но мне нужно знать,
что заметили вы.
заметить, что голова у него повязана черным платком. И вот еще что: в
гостинице одновременно со мной был какой-то чужой. Я его не рассмотрел как
следует, потому что сидел в стороне, - у меня на то были свои причины, - а
когда я уходил, он уже пересел в темный угол у камина, и его не было видно.
Но если он и тот, кто напал на меня, - два разных человека, то голоса у них
во всяком случае удивительно схожи: как только разбойник заговорил со мной
на дороге, я узнал голос.
меняясь в лице. - Что за всем этим кроется?"
здорово! Гав-гав! Что тут такое? Эй!
света, был большой ворон, незаметно для обоих собеседников взлетевший па
спинку кресла. Он слушал весь их разговор с учтивым вниманием и с таким
необычайно серьезным видом, как будто понимал каждое слово, и при этом
поворачивал голову то к одному, то к другому: казалось, он призван рассудить
их, и ему важно не пропустить ни единого слова.
каким-то необъяснимым страхом перед вороном. - Есть ли на свете другой такой
хитрец? Бес, а не птица!
два бриллианта, несколько секунд хранил глубокомысленное молчание, а затем
прокричал хрипло и так глухо, словно голос исходил не из горла, а откуда-то
из-под его пышного оперения:
дьявол, я дьявол! Урра!
смотрит на меня - будто понимает, что я говорю! - воскликнул Варден.
танце, прокричал опять: "Я дьявол, дьявол, дьявол!" - и захлопал крыльями,
точь-в-точь как человек, который, надрываясь от хохота, ударяет себя по
бедрам.
веселья стал кататься по полу.
и поглядывая то на ворона, то на его хозяина. - Право, эта птица умна за
двоих.
указательный палец ворону, а тот, в благодарность за внимание, немедленно
ткнул его железным клювом. - Как вы думаете, он уже очень стар?
двадцать, не больше. Эй, Барнеби, дружок, позови его, пусть уберется с
кресла.
лба и посмотрел на Вардена блуждающим взглядом. - Разве его заставишь
подойти, если он не хочет? Это он зовет меня и заставляет идти с ним, куда
ему вздумается. Он идет вперед, а я за ним. Он - господин, я - его слуга.
Ведь верно, Грип?
говоря: "Не надо посвящать этих людей в наши тайны. Мы с тобой понимаем друг
друга и этого довольно".
знаете, он никогда не спит, ни на минуту не смыкает глаз - и ночью, когда ни
взглянешь они светятся в темноте, словно искры. Да, да, каждую ночь до утра
он бодр, как днем, толкует сам с собой, придумывает, что делать завтра, куда
нам с ним пойти и что ему стащить, и припрятать или зарыть. Мне ему
приказывать? Ха-ха-ха.
Барнеби. Бегло обозрев позицию, бросив искоса взгляд сначала на потолок,
потом на каждого из присутствующих, он слетел на пол и двинулся к Барнеби.
Не прыгал и не бежал, а шагал, как щеголь в тесных башмаках, который
пытается идти быстро по разбитой мостовой. Дойдя, вскочил на протянутую ему
руку Барнеби, милостиво уселся на ней и разразился каскадом звуков, слегка
напоминавших хлопанье пробки, вылетающей из бутылки. Откупорив таким образом
восемь - десять бутылок, он снова очень громко и внятно объявил о своем
родстве с нечистой силой.
действительно ли этот ворон - не более, как птица; а, может быть, он жалел
Барнеби, который, прижав к себе ворона, катался вместе с ним по полу. Отведя
глаза от бедного юноши, слесарь встретился взглядом с его матерью, которая
только что вошла в комнату и молча смотрела на эту картину.
сохраняла свое всегдашнее спокойствие. Вардену показалось, что она избегает
его взгляда и что она тотчас занялась раненым только для того, чтобы не
говорить с ним, Варденом.
дольше, чем следует, целый час, а ведь утром его должны перевезти домой.
Поняв намек, слесарь стал прощаться.
на миссис Радж. - Что это за шум был внизу? Я слышал и ваш голос. Хотел
спросить об этом раньше, но мы заговорили о другом, и я забыл... Что
случилось?
спинку стула, стояла молча, опустив глаза. Барнеби тоже притих - он слушал.
Варден, пристально глядя на вдову. Он ошибся дверью и хотел вломиться сюда.
Когда слесарь пожелал всем доброй ночи и Барнеби схватил свечу, чтобы
посветить ему на лестнице, миссис Радж отняла у сына свечу и, с непонятной
торопливостью и суровостью приказав ему оставаться наверху, сама пошла
проводить Вардена. Ворон отправился вслед за ними, чтобы удостовериться, все
ли внизу в порядке. Когда они подошли к входной двери, он стоял уже на
нижней ступени лестницы, без передышки откупоривая бутылки.
в замке... Когда она взялась за ручку двери, слесарь сказал вполголоса:
не унизился бы до лжи, если бы дело касалось меня. Дай бог, чтобы эта ложь
никому не причинила вреда и не привела к беде. Скажу вам прямо, вы вызвали в
моей душе невольные подозрения, и я очень неохотно оставляю здесь мистера
Эдварда. Смотрите, чтобы с ним не случилось ничего худого! Я теперь уже не
уверен, что он здесь в безопасности. Хорошо, что он завтра уедет. Ну,
выпустите меня.
что-то ответить, но, пересилив себя, она молча открыла дверь - ровно
настолько, чтобы слесарь мог протиснуться, - и жестом попросила его уйти.
Едва он переступил порог, как она захлопнула дверь и заперла ее, а ворон,
словно одобряя такую осторожность, залаял, как дворовый пес.
подслушивает... И Барнеби почему-то вчера ночью первым оказался на месте
нападения... Неужели же она, которую люди всегда так уважали, могла втайне
заниматься всякими темными делами? - рассуждал про себя слесарь. - Да
простит мне бог, если я ее виню напрасно... Но она бедна, а искушения
сильны... Каждый день приходится слышать и не такие вещи... Каркай, каркай,
приятель! Если тут творится что-то недоброе, так я готов поклясться, что
этому ворону все известно".
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
значит, что она с довольно стойкой неизменностью по мере сил портила всем
жизнь. Так, например, когда другим бывало весело, миссис Варден непременно
хмурилась, а когда другие грустили, миссис Варден проявляла неумеренную
веселость. Словом, эта достойная женщина была настолько капризна, что с
легкостью, которой позавидовал бы Макбет*, способна была в одну минуту
переходить от мудрой рассудительности к нежеланию что-либо понять, от
бешенства к сдержанности, от сочувствия к равнодушию. Мало того - иногда она
умудрялась, меняя последовательность своих настроений в ту и другую сторону,
за какие-нибудь четверть часа проходить через всю шкалу этих взлетов и
падений, пуская в ход арсенал женского оружия с искусством и быстротой,
поражавшими зрителя.
но, как и ее прелестная дочь, невысокого роста) становилась тем капризнее,