час, - продолжал Боффин, доставая из кармана кусок мела и поднимаясь со
стула, чтобы по своему способу произвести вычисление на его сиденье, - две
длинных и одна короткая - это будет два с половиной пенса, две коротких -
это все равно что одна длинная, да два раза по две длинных - это будет
четыре длинных - всего пять длинных; шесть вечеров в неделю по пяти длинных
за вечер; сложить все вместе - получается тридцать длинных. Кругленькая
сумма! Полкроны! Указав на этот солидный и вполне удовлетворительный итог,
мистер Боффин стер его, поплевав на перчатку, и уселся на следы мела.
сэр. Полкроны.
Стихи вы тоже имеете в виду? - сосредоточенно осведомился мистер Вегг.
своим усердием долбит стихи вечер за вечером, так он вправе ожидать
добавочной платы, ведь они действуют на голову расслабляюще.
вот в каком отношении: если вам вдруг вздумается угостить меня и миссис
Боффин каким-нибудь романсом, вот тогда мы с вами ударимся в поэзию.
профессии, мне бы не хотелось брать за это деньги. Так что если б мне
случилось удариться в поэзию, то я просил бы вас в это время рассматривать
меня как друга.
Вегга, говоря, что он даже и не рассчитывал на это и очень рад.
скрывая тревоги.
и уже начинавший понимать, с кем имеет дело, ответил с таким выражением,
будто его слова свидетельствовали о необычайной широте и величии его души.
сразу пойду вам навстречу и скажу прямо и честно: согласен за двойную цену!
согласился, заметив:
проявлял исключительно мистер Боффин. - С моей стороны препятствий нет, если
вам так желательно. У вас имеется необходимое орудие - то есть книга, - сэр?
красные с золотом. В каждом томе алая лента, чтоб закладывать месте, на
котором остановишься. Вы знаете эту книжку?
сказал мистер Боффин. - Она называется "Упадок... и... разрушение русской
империи". (Мистер Боффин одолевал эти камни преткновения медленно и с
большой осторожностью.)
друга.
отвечал мистер Вегг, - был занят другими делами, мистер Боффин. Ну, а насчет
того, знаю ли я ее? Еще бы, сэр! Знал еще тогда, когда был не выше вот этой
трости. Знал еще тогда, когда мой старший брат ушел из дому и поступил в
солдаты. Как говорится в романсе, написанном на этот случай, мистер Боффин:
расположения мистера Вегга, которое выразилось в том, что он так скоро
ударился в поэзию, мистер Боффин снова пожал руку деревянному пройдохе и
попросил его назначить час. Мистер Вегг обещал прийти в восемь.
"Приют Боффина" - так его окрестила миссис Боффин, когда он стал нашим
собственным домом и мы в него переехали. Идите к Мэйдн-лейну, через
Бэтл-Бридж; не дойдя с милю, или милю с четвертью, - это как хотите, -
спросите "Приют", и если окажется, что никто этого названия не знает (да оно
и не похоже, чтобы знали), то спросите Гармонову тюрьму, или Гармонию, тогда
вам всякий укажет. А я буду вас ждать с нетерпением, Вегг, прямо-таки с
радостью. - сказал мистер Боффин, восторженно хлопая его по плечу. - Не
успокоюсь, пока вы не придете. Вот теперь мне откроется все печатное! Придет
нынче вечером литературный человек - на деревянной ноге, - мистер Боффин
бросил восхищенный взгляд на это украшение, словно оно помогало ему оценить
достоинства мистера Вегга, - и с ним я начну новую жизнь. Вашу руку, Вегг!
Еще раз до свидания! Всего хорошего, всего хорошего!
забрался за ширму, извлек носовой платок, жесткий как власяница, и с
глубокомысленным видом ухватил себя за нос. Держась за нос, он задумчиво
поглядывал вниз по улице, вслед удаляющейся фигуре мистера Боффина.
Физиономия мистера Вегга выражала глубочайшую серьезность. Ибо, размышляя
про себя о том, что это старичок редкой простоты, что такую возможность было
бы грешно упустить и что тут можно нажить и побольше, чем они только что
подсчитали вдвоем, он нисколько не уронил себя: он не допускал даже и мысли,
что новое занятие вовсе не по его части или что в этом занятии есть хоть
что-нибудь недостойное и смешное. Мистер Вегг не на шутку поссорился бы со
всяким, кому вздумалось бы усомниться в его близком знакомстве с восемью
томами "Упадка и разрушения". Глубина его серьезности была необычайной,
знаменательной и неизмеримой, не потому, что он сколько-нибудь сомневался в
своих силах, но потому, что он провидел необходимость пресекать такого рода
сомнения, если б они возникли у других. Этим он показал, что принадлежит к
весьма многочисленному разряду самозванцев, которые готовы обманывать не
только ближних, но и самих себя.
что он призван выполнять официальную роль истолкователя всякого рода тайн.
Это отнюдь не побуждало его отпускать товар более щедро, наоборот: если бы
деревянная мерка могла вместить в этот день меньше орехов, чем обычно, он не
преминул бы этим воспользоваться. Но когда настала ночь и сквозь свое
покрывало заметила Вегга, ковыляющего к "Приюту Боффинз", он ощутил некий
подъем настроения.
приют прекрасной Розамунды *. Добравшись до указанного места, Сайлас Вегг
раз двадцать спросил, где здесь находится "Приют", но без малейшего успеха,
пока не вспомнил про Гармонову тюрьму. Это вызвало мгновенную перемену в
настроении охрипшего джентльмена с тележкой и ослом, уже дошедшего до
полного недоумения.
джентльмен с тележкой, подгоняя своего осла морковью вместо кнута. - Так бы
сразу и говорили! Мы с Эддардом как раз мимо поедем! Садитесь.
его внимание на третьего из присутствующих:
Повторите шепотом. Мистер Вегг прошептал:
ухом не повел, словно не слышал.) Эддард! (Глядите ему на уши!) Пошел к
Старому Гармону!
слова мистера Вегга слетали у него с языка в самом вывихнутом состоянии.
отвечал его проводник, - а так прозвали из-за того, что старик Гармон жил
тут один, как сыч.
прозвали: Гармонова тюрьма, Гармония. Для красного словца.
его уши!) Нодди Боффин, Эддард!
Эдуарда на время скрылась из виду, задние копыта взметнулись кверху, и
тележка помчалась с такими толчками, что у мистера Вегга пропало всякое
желание узнать, следует ли считать эту выходку данью уважения Боффину или
наоборот, - все его внимание было сосредоточено на том, как бы не вылететь
из тележки.
времени, поспешил соскочить с тележки сзади. Как только он стал на ноги, его
возница крикнул, помахав морковью: "Ужинать, Эддард!" И Эдуард, тележка,
задние копыта и сам возница, казалось, поднялись на воздух и скрылись из
виду, словно в театральном апофеозе.
Мурич Виктор
Корнев Павел
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Каменистый Артем
Белов Вольф