мистер Криспаркл, и теперь он стоял, поджидая дилижанс, служивший в те дни
единственным средством сообщения между Клойстергэмом и внешним миром. Когда
этот кургузый и приземистый экипаж, на крыше которого всегда громоздилось
столько багажа, что он походил на маленького слоника с непомерно большим
паланкином, показался, наконец, на повороте и подкатил, переваливаясь и
громыхая, мистер Криспаркл в первую минуту ничего не мог различить, кроме
огромной фигуры пассажира на переднем сидении, заслонявшей все остальное;
упершись руками в колени и расставив локти, этот монументального вида
господин с резкими чертами лица восседал на козлах, затиснув возницу куда-то
в угол, и бросал по сторонам грозные взгляды.
потирая себе бока. - Фу-у! Слава те, господи, доехали!
пассажир. - Он обязан заботиться об удобстве своих ближних - это его
моральная обязанность, а я б заставил его отвечать еще и по суду под угрозой
жестоких штрафов!
скелета, и лицо его выражало беспокойство.
нравилось.
поглядывая на протянутый ему кусочек картона и не беря его в руки. - На что
она мне?
считала, что ей одного меня достаточно, и я тоже так считаю! Не нужны мне
братья.
пассажир, тоже слезая с козел. - Я ваш брат.
мера! И ягненок начнет брыкаться, ежели...
Джо, дорогой мой! А когда Джо, разом успокоившись, почтительно притронулся к
своей шляпе, мистер Криспаркл повернулся к пассажиру. - Мистер Сластигрох,
если не ошибаюсь?
карете. А я, знаете ли, подумал, что мне полезно будет подышать свежим
воздухом - захирел немножко под бременем общественных обязанностей, - ну и
решил проводить моих подопечных сюда, а вечером вернуться. Так вы, значит, и
есть достопочтенный мистер Септимус? - несколько разочарованно добавил
великий филантроп, разглядывая мистера Криспаркла и вертя свой лорнет вокруг
пальца с таким видом, словно поджаривал его на вертеле. - Гм! Я ожидал
увидеть в вашем лице человека более пожилых лет.
отвечал мистер Сластигрох. - Шутки до меня не доходят, сэр. Так что не
трудитесь шутить со мною. Да где же они? Невил, Елена, подите сюда! Мистер
Криспаркл пришел вас встретить.
девушка; очень похожи друг на друга; оба черноволосые, со смуглым румянцем,
она почти цыганского типа; оба чуть-чуть с дичинкой, какие-то неручные;
сказать бы - охотник и охотница, - но нет, скорее это их преследуют, а не
они ведут ловлю. Тонкие, гибкие, быстрые в движениях; застенчивые, но не
смирные; с горячим взглядом; и что-то есть в их лицах, в их позах, в их
сдержанности, что напоминает пантеру, притаившуюся перед прыжком или
готового спастись бегством оленя. В таких примерно словах описал бы мистер
Криспаркл свои впечатления за первые пять минут знакомства с братом и
сестрой.
сердце (так как представлял себе, в какое замешательство повергнет этим свою
милую фарфоровую пастушку), и подал руку Елене Ландлес. Проходя по старинным
улицам, брат и сестра с восторгом разглядывали все, что им показывал мистер
Криспаркл, - собор, развалины монастыря, - и всему дивились, как могли бы
дивиться европейской цивилизации двое юных варваров, взятых в полон в
какой-нибудь дикой тропической стране (мистер Криснаркл не преминул отметить
про себя это сходство). Мистер Сластигрох шествовал по самой середине
тротуара, сталкивая со своего пути попадавшихся навстречу туземцев, и
громким голосом излагал задуманный им план: переарестовать за одну ночь всех
безработных в Соединенном Королевстве, запереть их в тюрьму и принудить, под
угрозой немедленного истребления, заняться благотворительностью.
бедная миссис Криспаркл, когда она увидала перед собой это столь пространное
и столь громогласное прибавление к их маленькой компании. Мистер Сластигрох
и всегда-то был вроде чирья на лице общества, а в Доме младшего каноника он
обернулся злокачественным карбункулом. Хоть, может быть, и не совсем
достоверно то, что рассказывают про него некоторые скептики - будто он
возгласил однажды, обращаясь к своим ближним: "Ах, будьте вы все прокляты,
идите сюда и возлюбите друг друга!" - все же его любовь к ближнему настолько
припахивала порохом, что трудно было отличить ее от ненависти. Нужно
упразднить армию, но сперва всех офицеров, честно исполнявших свой долг,
предать военному суду и расстрелять. Нужно прекратить войны, но сперва
завоевать все прочие страны, обвинив их в том, что они чересчур любят войну.
Нужно отменить смертную казнь, но предварительно смести с лица земли всех
членов парламента, юристов и судей, придерживающихся иного мнения. Нужно
добиваться всеобщего согласия, но сперва истребить всех, кто не хочет, или
по совести не может с вами согласиться. Надо возлюбить ближнего как самого
себя, но лишь после того, как вы его оклевещете (с не меньшим усердием, чем
если бы вы его ненавидели), обольете помоями и осыплете бранью. А главное,
ничего нельзя делать в одиночку, по собственному разумению. Надо пойти в
канцелярию, в Главное Прибежище Филантропии, и записаться в члены. Затем
уплатить членские взносы, получить членскую карточку, ленточку и медаль, и в
дальнейшем проводить свою жизнь на трибуне и всегда говорить то, что сказал
мистер Сластигрох, то, что сказал казначей и помощник казначея, то, что
сказал комитет и подкомитет, и секретарь, и помощник секретаря. А что они
все говорят, это вы можете прочитать в принятой единогласно резолюции, за
подписями и печатью, каковая резолюция устанавливает, что: "Ныне собравшиеся
в полном составе члены "Общества воинствующих филантропов" с возмущением и
негодованием, а также с презрением, омерзением и отвращением" и так далее,
взирают на гнусность и низость всех не принадлежащих к "Обществу" и
обязуются говорить про них всякие гадости и возводить на них самые тяжкие
обвинения, не слишком считаясь с фактами.
столом, уселся на самом ходу, всем и всему мешая, и довел мистера Топа
(взявшегося помогать горничной) до исступления тем, что передавал гостям
блюда и тарелки через собственную голову. Никто не мог ни с кем
перемолвиться словом, так как мистер Сластигрох все время говорил сам,
обращаясь ко всем вместе, словно был не в гостях, а на митинге. А мистера
Криспаркла он облюбовал как своего официального противника - так сказать,
живой гвоздь, чтобы вешать на него свою ораторскую шляпу, - причем, по
скверной привычке таких ораторов, заранее рассматривал его как личность
злокозненную и слабоумную. Так, например, он вопрошал: "Не собираетесь ли
вы, сэр, выставить себя на посмешище, утверждая, что" - и так далее, в то
время как кроткий мистер Септимус не только не раскрывал рта, но даже не
делал попытки его раскрыть. Или же он говорил: "Теперь вы видите, сэр, что
вы приперты к стене. Я не оставлю вам ни единой лазейки. После того как год
за годом вы изощрялись в обмане и мошенничестве; после того как год за годом
вы проявляли бесчестную низость в сочетании с кровожаждущей наглостью; после
всего этого вы лицемерно преклоняете колени перед отребьями человечества и с
визгом и воем молите о пощаде!" Во время таких тирад на лице злополучного
младшего каноника изображалось попеременно то возмущение, то изумление; его
почтенная мать сидела, прикусив губы, со слезами на глазах; а остальные
гости впадали в какое-то студненодобное состояние, утрачивая дар речи и
всякую способность сопротивляться.
когда приблизился час его отъезда - они, без сомнения, порадовали сердце
этого проповедника любви к ближнему! Стараниями мистера Топа кофе ему подали
на час раньше, чем требовалось. Мистер Криспаркл сидел возле него с часами в
руке, чтобы он, не дай бог, как-нибудь не опоздал. Молодежь - все четверо -
единодушно показали, что соборные часы отзвонили уже три четверти (тогда как
на самом деле они пробили только одну). Мисс Твинклтон подсчитала, что до
стоянки дилижанса идти надо двадцать пять минут, хотя на самом деле хватило
бы и пяти. Его с такой заботливой поспешностью втиснули общими силами в
пальто и выпихнули на улицу, как если б он был беглым преступником, которого
надо спасать, и топот конной полиции уже слышался у черного хода. Мистер
Криспаркл и его новый питомец, провожавшие мистера Сластигроха до дилижанса,
так боялись, чтобы он не простудился, что немедленно захлопнули за ним
дверцу и покинули его, хотя до отъезда оставалось не меньше получаса.
ГЛАВА VII
Максимов Альберт
Мурич Виктор
Перумов Ник
Пехов Алексей
Распопов Дмитрий
Афанасьев Роман