Сиком вполне сумеет постоять за себя. Может быть, все три дня будет идти
дождь, и она сляжет с ревматизмом.
Приглашение, скорее похожее на вызов, сорвалось у меня с языка, и, кажется,
я уже жалел о нем, однако Луизе об этом не сказал. Сожаления мои усилились,
когда я приехал домой и огляделся. Боже мой, до чего же безрассудно я
поступил; и если бы не гордость, то, думаю, я вернулся бы к крестному и
попросил его не делать никакой приписки от меня в письме в Плимут.
дом? Что сказать ей, как вести себя? Уж если Райнальди сумел придать
убедительность своей версии, то в ее устах она прозвучит еще более
правдоподобно. Прямая атака не приведет к успеху. Что имел в виду итальянец,
говоря о женской цепкости, о том, как ожесточенно они борются за себя? Если
она окажется вульгарной крикуньей - я знаю, как заставить ее замолчать.
Один из наших арендаторов связался с подобной особой; она пригрозила подать
на него иск за нарушение обязательства жениться, и я быстро отправил ее в
Девон, откуда она явилась. Но сумею ли я дать достойный отпор хитрой
интриганке с медоточивым языком, высокой грудью и овечьими глазами? Я верил,
что сумею. В Оксфорде мне такие встречались, я всегда находил для них
резкие, даже грубые слова и без церемоний прогонял обратно в грязные норы,
из которых они выползли. Нет, принимая во внимание все и , я
был твердо уверен, что, когда придет время разговаривать с моей кузиной
Рейчел, я не проглочу язык. Но подготовка к ее визиту - это уравнение
счета, возведение фасада учтивости, салют перед началом военных действий.
ожидал ее. Я в нескольких словах объяснил ему, что миссис Эшли в Англии, она
привезла с собой вещи мистера Эмброза и, возможно, прибудет к нам с кратким
визитом - не позже чем через неделю. Сиком слушал меня с важным видом, и
его нижняя губа не выпячивалась вперед, что обычно случалось, когда перед
ним стояла трудная задача.
будем рады приветствовать миссис Эшли.
женщин в доме. Когда я сообщил вам, что мистер Эмброз женился и что скоро
здесь появится хозяйка, вы пели по-другому.
выпятилась вперед.
трагедия. Бедная женщина овдовела. Мистер Эмброз желал бы, чтобы мы сделали
для нее все возможное, тем более, - он осторожно кашлянул, - что она,
похоже, не получила никакого наследства от покойного.
оставлено вам, мистер Филипп, и ничего вдове. Видите ли, это не совсем
обычно. В каждой семье, большой или маленькой, вдове всегда выделяют
определенное содержание.
сплетни.
касается семейства Эшли, касается всех вас. О нас, слугах, не забыли.
всегда называли; к нему заходят поболтать и выпить пива Веллингтон, старый
кучер, Тамлин, главный садовник и лесничий, - никто из молодых слуг,
конечно, не допускается, - и они, поджав губы и покачивая головой, вновь и
вновь обсуждают завещание - озадаченные, смущенные.
Эмброз был за границей, не дома, и не имел возможности заняться делами. Он
не собирался умирать там. Если бы он вернулся, все было бы иначе.
подумал о том, как бы они стали относиться ко мне, если бы я не унаследовал
имение. Почтительно? Терпимо? Или смотрели бы на меня как на молодого
мистера Филиппа, бедного родственника, который живет в комнате на задворках?
Сколько людей, размышлял я, любили меня и служили мне ради меня самого?
нас, я сообщу вам. Вот только не знаю, какую комнату ей отвести.
правильнее всего будет предоставить ей комнату мистера Эшли.
опасения выдать свои чувства, отвернулся.
Эшли. Я решил сменить комнату несколько дней назад.
миссис Эшли подойдут голубая комната и гостиная.
кощунство!.. Кусая черенок трубки, я бросился в кресло. Я был сердит,
раздражен, меня буквально тошнило от всего этого. Просить крестного
приписать в письме к ней несколько слов от меня было безумием; еще большее
безумие - принимать ее в своем доме. Во что я впутался, черт возьми?! А
этот идиот Сиком с его представлениями о том, что правильно, что нет!
несомненно, счел бы это вполне правильным и приличным. Приглашение пришло не
лично от меня, следовательно, и ответ на него надлежало отправить по
соответствующему каналу. Она писала, что будет готова, как только мы сочтем
удобным прислать за ней; если же нам это неудобно, то она приедет в почтовой
карете. Я ответил, опять-таки через крестного, что пришлю за ней экипаж в
пятницу. Вот и все.
ветром. В третью неделю сентября, когда прилив особенно высок, у нас часто
выдаются такие дни. С юго-запада по небу стремительно неслись низкие тучи,
угрожая еще до наступления вечера разразиться дождем. Один из наших ливней,
может быть, с градом, который был бы очень кстати. Приветствие западного
края. И никакого неба Италии. Веллингтона с лошадьми я послал еще накануне.
Он должен был переночевать в Плимуте и вернуться с ней. С тех пор как я
сказал слугам, что ожидаю приезда миссис Эшли, весь дом охватило волнение.
Даже собаки почувствовали это и ходили за мной по пятам из комнаты в
комнату. Сиком напоминал старого жреца, который после многих лет отлучения
от какой бы то ни было религиозной службы вдруг вновь приспосабливается к
отправлению забытого ритуала. Таинственный, торжественный, едва слышными
шагами ходил Сиком по дому - он специально купил себе туфли на мягкой
подошве, - и в столовой, на столе, на буфете, появилось серебро, которого я
не видел ни разу в жизни. Должно быть, реликвии времен моего дяди Филиппа.
Огромные канделябры, сахарницы, кубки и - Господи Иисусе! - посреди них
серебряная ваза с розами.
насчет ладана и святой воды?
свои реликвии.
он, - ребята сейчас разбирают их. Цветы нам понадобятся. Для гостиной,
голубой спальни, туалетной и будуара.
и едва не упал под тяжестью еще одной пары канделябров.
заползла под скамью в холле и притаилась там. Бог знает, когда в последний
раз я переступал порог голубой комнаты. Гости у нас не останавливались, и
она была связана для меня с воспоминаниями об игре в прятки, когда крестный
много лет назад привез к нам на Рождество Луизу. Я помнил, как прокрался в
окутанную тишиной комнату и спрятался под кроватью. Эмброз однажды сказал,
что в голубой комнате в свое время жила тетушка Феба, а потом она переехала
в Кент и вскоре умерла.
под руководством Сикома поработали на славу и смели тетушку Фебу вместе с
пылью десятилетней давности. Окна, выходившие в поле, были распахнуты, и
солнечные зайчики играли на тщательно выбитых ковровых дорожках. Кровать
застелили бельем такого качества, какое мне и не снилось. Неужели этот
умывальник с кувшином, подумал я, всегда стоял в смежной с голубой комнатой
туалетной? А это кресло, разве оно отсюда? Я не помнил ни того ни другого,
но ведь я не помнил и саму тетушку Фебу, которая переехала в Кент еще до
моего появления на свет. Впрочем, что годилось для нее, сойдет и для моей
кузины Рейчел.
потолком. Там тоже вытерли пыль и открыли окна. Пожалуй, я не ошибусь, если
скажу, что и туда я не заходил со времен той самой игры в прятки. Над
камином висел портрет Эмброза в молодости. Я даже не подозревал о его
существовании, да и сам Эмброз, вероятно, забыл о нем. Если бы портрет
принадлежал кисти знаменитого художника, его поместили бы внизу, рядом с
другими семейными портретами, но его отправили сюда, в эту заброшенную
комнату, и, значит, никто не видел в нем особой ценности. Портрет был
поясной. Художник изобразил Эмброза с ружьем под мышкой и с убитой
куропаткой в левой руке. Глаза Эмброза смотрели прямо в мои глаза, губы
слегка улыбались. Волосы были длиннее, чем мне помнилось. Ни в самом
портрете, ни в лице изображенного не было ничего особенного. Кроме одного.
Поразительного сходства со мной. Я посмотрел в зеркало и снова перевел
взгляд на портрет; единственное различие заключалось в разрезе глаз - у
него они были чуть уже - и в более темном цвете волос. Мы могли быть
братьями-близнецами - молодой человек на портрете и я. Неожиданно открыв
для себя наше сходство, я пережил неведомое прежде душевное волнение.