освещенный каменный мешок, стены, пол и потолок которого были выкрашены густой
коричневой краской. Двигаться в таком помещении было нельзя, но в конце узкой
глухой стены стоял металлический стул, привинченный к полу. Артур Карлович сел
на него, а охранник сказал, что он должен подождать и что вскоре за ним
придут. Откинувшись на спинку, он прислонился головой к стене, и закрыл глаза.
Бесформенные пятна кирпичного цвета запрыгали перед закрытым взором. И вдруг
неожиданно для себя он вспомнил о маленьком мальчике в гольфах и пестрых
штанишках. Мальчик этот сидит на корточках на гранитной ступени канала, а
перед ним тихо дрожит черная петербургская вода, и мальчик этот он, Артур
Карлович, пожилой, подслеповатый человек, владеющий некоторыми секретами,
пытавшийся петь на оперной сцене, проработавший инженером в пароходной
компании и бухгалтером на Петроградском заводе Вульфа. И вот все события,
спрессованные в крайне короткий отрезок времени, промелькнули перед закрытым
взором за какую-то долю секунды, они промелькнули и растворились, ушли в это
волшебное никуда, туда - откуда приходит все и куда уходит это же все. Выстрел
в затылок из пистолета наган с близкого расстояния почти раскроил череп Артура
Карловича на две неравные половинки. Он медленно сполз со стула, и кривые
кровавые трещины расписали череп покойника подобно голубым рекам проходящих
линиями сквозь оба полушария земли.
Антон Иванович сидел за столом и читал страницы, последние страницы,
написанные покойником на этой земле. Прошло ещ" несколько дней, и вот однажды
около трех часов утра топот солдатских сапог разрушил беспокойные сны
колдунов, заставив их приподняться с подушек, затем их собрали во дворе,
посадили в грузовики и повезли. Беспокойные, нервные люди, они чувствовали
приближающуюся развязку, но вдали от своих книг и атрибутики, сделать что-либо
были бессильны. Урчание и гортанные птичьи возгласы звучали под брезентовой
крышей грузовика. Несколько вооруженных людей блокировали борт автомашины,
отрезав колдунам дорогу к возможному бегству. Грузовик долго ехал по
асфальтированной ленте шоссе, затем свернул на проселочный тракт, наконец
машина остановилась. НКВДешник с добрым и открытым лицом выпрыгнул из кабины
грузовика и зажег электрический фонарь.
- Я отведу Вас в бункер, - громко сказал он, и цепочка озирающихся колдунов
пошла за ним так же, как в старой сказке вереница крыс пошла за юношей с
чудесной дудкой.
Бункер, в который спустились люди, представлял из себя заброшенный объект,
оставшийся от одного из бесконечных учений, которые красная армия регулярно
проводила на просторах бескрайней страны. На простом деревянном столе стояла
зажженная керосиновая лампа. Вокруг стола располагались сырые, серые от
времени лавки, на них и опустили колдуны свои беспокойные чуткие тела.
Опустили и принялись ждать. НКВДешник с добрым лицом ушел, предварительно
заперев дверь. Через несколько минут солдаты частей особого назначения тихо
окружили здание и, просунув стволы винтовок в узкие окна бункера, в
какие-нибудь несколько минут расстреляли несчастных. Когда процедура
закончилась, добрый НКВДешник, докурив папиросу до конца картонного мундштука,
поднял с земли два тонких провода и, посветив на них фонариком, снял с конца
одного намотанный кусочек изоляционной ленты и соединил оба контакта. Взрывная
волна подбросила вверх деревянные перекрытия, и трупы колдунов засыпало землею
и балками.
Глава семнадцатая.
Комната, в которой лежала Лина, была переделана в палату из узкого коридора.
Дверь на запасную лестницу была закрыта, а на ступеньках и лестничных
площадках лежали плотные брезентовые сумки с красными крестами и белые
маскировочные халаты. Ночью у Лины начались схватки и были они такими
сильными, что она несколько раз теряла сознание. Ребенок предчувствуя свое
великое предназначение с неистовой силой рвался вперед. Минутная стрелка
танковых часов с недельным заводом в приемном покое родильного дома
перевалилась за двенадцатичасовой рубикон. Дежурный врач, молодая,
кругленькая, темноволосая, с пучком редких волос стянутых сзади резинкой,
суетилась, расстилая салфетки, и раскладывая блестящие инструменты. На
электрической плитке в металлической ванночке кипела вода. Молодой муж Лины,
бесконечно влюбленный в не", двигался по заснеженным московским улицам на
служебном хорьхе посольства. Редкие горящие окна глядели вслед уходящей машины
тускловатыми квадратными своими глазами. На коленях Линин супруг держал
тяжелый глиняный горшок с маленьким лимонным деревом. Иногда дерево
подпрыгивало у него в руках и пружинило слабой макушкой о мягкую обивку
салона, рядом лежала коробка швейцарских конфет "Монблан" с островерхими,
засыпанными снегом вершинами и выпуклыми голубыми облаками. Несколько дней
назад посол вызвал к себе Винтермаера и сообщил ему неприятную новость.
- Ваша жена обратилась в министерство иностранных дел Советского Союза с
просьбой о политическом убежище. Попробуйте повлиять на не".
- Я ничего не знаю, - рассеянно проговорил Винтермаер.
- Он смотрел на маленького круглого посла в наглухо застегнутом двубортном
костюме. Посол стоял, повернувшись к нему спиной, стряхивал пепел в круглую
бронзовую пепельницу и смотрел в окно.
- Мы находимся между двух враждующих полюсов. Наша страна при любом исходе
войны вероятнее всего окажется катализатором нейтралитета, то есть той
неизменной константой, на которую уже несколько лет опирается воюющая Европа.
Подумайте, что произойдет с вашей женой и ребенком, если документы с просьбой
о политическом убежище попадут в руки германских властей. Нонсенс, это нонсенс
за всю историю швейцарской дипломатической службы не было случая, что бы
какой-то сотрудник или супруга сотрудника попросили в другой стране
политическое убежище.
Автомобиль остановился на противоположной от фасада родильного дома стороне
улицы. Много раз Винтермаер прокручивал в голове текст, который собирался
произнести для Лины, и теперь, открывая дверь автомобиля, вдруг почувствовал,
как много раз произнесенные внутри него слова убеждения отпечатываются в
сознании так, как будто сквозь его голову проносится лента телеграфного
аппарата. Воспоминание о несостоявшемся разговоре с женой в одно мгновение
пробежало перед ним в цветах и красках. Винтермаер переходил улицу в почти
полной темноте, было организовано затемнение, свойственное военному времени,
так что мостовую освещала только полная луна и звезды. Он дошел до половины
улицы, прижимая к груди цветочный горшок и коробку конфет, как вдруг из
переулка выпрыгнул грузовой автомобиль с погашенными фарами. Винтермайер
заметался. Он пробежал вперед, затем вернулся назад. Автомобиль, петляя, стал
тормозить, но было поздно. Тяжелый студебекер отбросил секретаря посольства на
каменный тротуарный бордюр, в полете с него слетела шапка, и от сильного удара
голова третьего секретаря треснула и образовала на снегу неравномерное красное
пятно, которое медленно увеличивалось. Рядом лежал разбитый горшок и нелепое
лимонное дерево трепала злая январская поземка. На груди трупа лежало
несколько конфет, выскочивших из коробки и расположившихся в абстрактном
порядке. Оба русских шофера после аварии вышли на большую дорогу, и подошли к
трупу. Взяв конфету с груди Винтермаера, шофер посольства отправил е" к себе в
рот, водитель Студебекера так же поднял конфету и стал е" есть. Они стояли на
холодной январской улице и пережевывали редкий в России швейцарский шоколад,
поднятый с мертвого тела.
Глава восемнадцатая.
Берия проснулся от громкого лая собак, которых охрана на ночь спускала с
цепей. Он посмотрел на черный циферблат с фосфорическими стрелками и тихонько
зевнул, прикрыв рот ладонью. Было начало седьмого утра. Берия выглянул в окно
и увидел собак, которые оперевшись на забор облаивали снегоуборочный
автомобиль, сгребавший огромными лапами большие сугробы. Ещ" раз зевнув, он
отошел от окна, вышел из комнаты и прошел в кабинет, отделанный светлыми
дубовыми панелями с широким окном, завешанным бархатными шторами. Министр не
любил сидеть спиной к двери, не нравилось ему так же сидеть спиною к окну, и
поставил он стол таким образом, что с одной правой стороны у него было окно, а
с другой дверь. Берия бросил взгляд на телефон и левая его рука автоматически
двинулась к трубке, но на пол дороге остановилась и опустилась на край стола.
Звонить было поздно, поэтому он придвинул к себе настольную лампу и распахнул
папку с чистой бумагой, затем немного подумав, облизнул языком губы и начал
писать.
"Милый Коба.
Несмотря на то, что мы приняли решение ликвидировать эксперимент ЖХ, я прошу
твоего разрешения продлить одну ветвь проекта. Это связано с погибшими
инопланетянами, информация о которых у тебя есть. Заранее благодарен за
положительный ответ.
Твой Лаврентий".
Министр запечатал конверт и щелкнул кнопкой электрического выключателя,
который разогревал медный тигелек с сургучом, через пару минут сургуч
расплавился. Берия обмакнул в него тяжелую металлическую печать и трижды
опечатал конверт. Позвонив в колокольчик, он попросил принести чашку крепкого
кофе и ночные туфли, забытые у кровати. Потом он позвонил Туру, курировавшему
этот процесс со стороны высшего эшелона разведки. А Тур в свою очередь
телефонировал Антону Ивановичу и попросил подыскать кандидатуру для зарубежной
операции.
Глава девятнадцатая.
В двухкомнатной квартире капитана НКВД Николая Журавлева ранним январским
утром зазвонил телефон. Только неделю назад вернувшийся из заграничной
командировки Николай отдыхал на широкой кровати с законной супругой и был
удивлен таким ранним звонком, так как обычно агенту после успешной ликвидации
давали как минимум месячный отдых на общую коррекцию организма и на
восстановление морального облика. Николай работал на заказ и недавно с блеском
выполнил непростую работу, ликвидировав прославленного белогвардейского
генерала. Звонил его куратор, который, ничего не объясняя, попросил приехать
на Полянку по неизвестному адресу. Ранний этот звонок насторожил и озадачил
Колину голову. Он положил трубку и посмотрел на зашевелившуюся во сне супругу,
крупную, высокую блондинку, студентку медицинского института и умную бабу,
которая явно догадывалась о цели его заграничных поездок, и которой он через
Корнев Павел
Громыко Ольга
Лондон Джек
Афанасьев Роман
Зыков Виталий
Перумов Ник