сыроватого алькова. Эта кровать была создана для сна. Зеркальный шкаф,
туалетный столик-комод, круглый одноногий столик под вязанной крючком
скатертью, стулья с квадратными гипюровыми салфеточками на спинках - от
всего этого веяло мещанской роскошью, опрятной и солидной. Слева на стене,
по бокам камина, украшенного вазами с пейзажами, гравированными на меди, и
часами с позолоченной фигурой Гутенберга, задумчиво опиравшегося перстом
на книгу, висели масляные портреты Кеню и Лизы в овальных рамках с богатым
резным орнаментом. Кеню улыбался, у Лизы был вид очень комильфо; оба - в
черной одежде, с гладкими водянисто-розовыми, расплывшимися лицами, черты
которых льстиво приукрасил художник. Паркет в спальне был покрыт трипом с
замысловатым рисунком из розеток вперемешку со звездочками. Перед кроватью
лежал пушистый коврик, сделанный из крученой шерсти, - плод долготерпения
прекрасной колбасницы, связавшей его за прилавком. Но удивительно было то,
что среди этих новеньких вещей стоял справа у стены большой старинный
секретер, квадратный, приземистый, который пришлось только отлакировать, -
заделать щербины на его мраморной доске и скрыть трещины в красном дереве,
почерневшем от старости, оказалось невозможным. Лиза хотела сохранить этот
секретер, служивший дядюшке Граделю более сорока лет; она уверяла, будто
он принесет им счастье. А дело объяснялось тем, что секретер был укреплен
железными скобами, снабжен крепчайшим замком, словно двери тюрьмы, и так
тяжел, что его не могли сдвинуть с места.
что-то писала, выводя ряды цифр своим крупным, круглым и очень четким
почерком. Она знаком дала понять, чтобы ей не мешали. Мужчины уселись.
Флоран удивленно рассматривал комнату, два портрета, часы, кровать.
вычислениями. - Выслушайте меня... Мы обязаны представить вам отчет,
дорогой Флоран.
продолжала:
были единственными наследниками... Сейчас мы вам должны выдать вашу долю.
сердито посмотрел на нее. Да, конечно, он очень любит брата; но ведь это
нелепо так, сразу, обрушивать на голову Флорана дядюшкино наследство.
Потом видно будет.
не для того, чтобы требовать от нас свою долю. Однако дела есть дела;
лучше уж покончить с ними сразу... Сбережения вашего дяди составляли
восемьдесят пять тысяч франков. Значит, я отсчитала для вас сорок две
тысячи пятьсот франков. Вот они.
товаров, доход от клиентуры. Я могла привести только примерные суммы; но,
думается, я все подсчитала, в общем, в круглых цифрах... Получилась сумма
в пятнадцать тысяч триста десять франков, из которых на вашу долю
причитается семь тысяч шестьсот пятьдесят пять франков, а всего -
пятьдесят тысяч сто пятьдесят пять франков. Вы проверите, правда?
бумаги, который он вынужден был взять.
воскликнул Кеню. - Я за нее не дал бы и десяти тысяч!
знать. Разве Флоран спрашивал ее о колбасной? К тому же ему ничего не
надо, он так и сказал.
повторила Лиза. - Вы ведь понимаете, дорогой Флоран, что нотариуса
впутывать сюда незачем. Мы сами можем поделить имущество, раз уж вы
воскресли из мертвых... С тех пор как вы приехали, я не переставала об
этом думать, и пока вы лежали у себя наверху в горячке, я плохо ли, хорошо
ли, но старалась, как могла, составить опись имущества... Видите, тут все
подробно указано. Я порылась в наших старых конторских книгах, да и память
свою призвала на помощь. Читайте вслух, а я вам буду давать разъяснения,
если они понадобятся.
по-видимому непритворная. Он положил страницу с расчетами на колени
молодой женщины и, взяв ее за руку, сказал:
денег. Наследство принадлежит брату и вам, ведь вы ходили за дядей до его
кончины... Мне ничего не нужно, я не собираюсь мешать вам в вашей
коммерции.
молчал в бессильной досаде.
он явился бы сюда и отобрал у вас деньги... Он меня недолюбливал, наш
дядюшка Градель.
волнения, Кеню.
секретере чужие деньги, что это будет ее мучить, что мысль об этом не даст
ей жить спокойно. Тогда Флоран, продолжая шутить, предложил Лизе взять его
деньги под проценты и использовать их на колбасную. Впрочем, он не
отказывается от помощи; ведь он, конечно, не сразу найдет работу, да и вид
у него непрезентабельный, ему нужно одеться с головы до ног.
есть и пить с нами, и мы купим тебе все, что нужно. Это дело решенное...
Ты ведь знаешь, что мы не оставим тебя на улице, черт подери!
такую большую сумму денег. Он стал пошучивать, уверял, что берется
откормить брата. Тот ласково покачал головой. Между тем Лиза сложила
листок с расчетами и спрятала его в ящик секретера.
должна была сделать. А теперь пусть будет по-вашему... Я, знаете, не могла
бы спокойно жить. Меня слишком смущают всякие дурные мысли.
возбудив подозрений полиции. Флоран открыл им, что вернулся во Францию
благодаря доставшимся ему документам того бедняги, который умер у него на
руках в Суринаме от желтой лихорадки. По странному совпадению, этого
человека тоже звали Флораном; правда, это его имя, а не фамилия. У Флорана
Лакерьера в Париже была только двоюродная сестра, и ему сообщили в Америку
о ее смерти; играть роль Флорана Лакерьера легче легкого. Тогда Лиза сама
предложила назваться его кузиной. Решено было распространить слух о том,
что кузен Лизы якобы вернулся из-за границы после неудачных поисков
счастья и что Кеню-Градели, как называли супругов в их квартале, приютили
его, пока он не найдет себе место. Когда они обо всем договорились, Кеню
заставил брата осмотреть квартиру, немилосердно требуя, чтобы он оказал
внимание всему, вплоть до плохонького табурета. Лиза приоткрыла дверь в
пустой комнате, где стояли лишь стулья, и показала Флорану чулан, сказав,
что здесь будет спать ее продавщица, а он останется в своей комнате на
шестом этаже.
того, черные пальто и брюки, вопреки советам Кеню, уверявшего, что черный
цвет нагоняет тоску. Флорана больше не прятали, Лиза рассказывала всем
желающим историю своего кузена. Флоран жил в колбасной; он забывался, уйдя
в мечты, то на стуле в кухне, то прислонясь к мраморной стенке в лавке. За
столом Кеню пичкал его едой и сердился, когда брат оставлял половину
наложенного ему на тарелке мяса, - Флоран ел мало. Лиза вновь обрела свою
плавную поступь и безмятежный вид; она терпеливо сносила присутствие
Флорана даже утром, когда он мешал работе; она забывала о нем, а потом,
вдруг увидев перед собой черную фигуру, вздрагивала, но тут же улыбалась
своей пленительной улыбкой, не желая его обидеть. Бескорыстие этого тощего
человека ее поразило; она прониклась к нему своеобразным уважением,
смешанным с безотчетным страхом. Флоран же думал, что окружен большой
любовью.
заполненного дня, поднимался наверх вместе с двумя подручными Кеню, - они
занимали каморки рядом с ним под крышей. Одному из них, ученику Леону,
едва минуло пятнадцать лет; это был худой подросток, с виду очень смирный,
который воровал краюшки окороков и забытые обрезки колбас; он прятал их
под подушку, а ночью съедал без хлеба. Несколько раз уже после полуночи
Флорану казалось, что Леон угощает кого-то ужином; шептались чьи-то
сдавленные голоса, хрустела под зубами еда, шуршала бумага, и в глубокой
тишине уснувшего дома звенел серебристый смех, - смех девчонки, похожий на
приглушенную трель флажолета. Другой подручный, Огюст Ландуа, приехал из
Труа; он был толстый, но полнота эта казалась нездоровой, а на его слишком
большой голове уже виднелась лысина, хотя ему исполнилось только двадцать
восемь лет. В первый же вечер, поднимаясь по лестнице с Флораном, он долго
и невразумительно рассказывал ему свою жизнь. Сначала он приехал в Париж
только для того, чтобы усовершенствоваться в своем деле и, вернувшись в
Труа, где его ждала кузина - Огюстина Ландуа, открыть колбасную. У них был
общий крестный, они получили одно и то же имя. Но Огюста одолело
честолюбие, он стал мечтать о Париже, где обоснуется, пустив в оборот
материнское наследство, которое перед отъездом до поры до времени оставил
в Шампани на хранении у нотариуса.
его, расхваливая г-жу Кеню. Он рассказал, как хозяйка согласилась вызвать
Огюстину Ландуа на место уволенной продавщицы, которая сбилась с пути. Сам
он уже изучил свое дело; нужно только Огюстине научиться торговать. Через
год-полтора они поженятся, откроют колбасную, - конечно, в Плезансе или в
Земляной Андрей
Якубенко Николай
Андреев Николай
Куликов Роман
Флинт Эрик
Прозоров Александр