нему, чтобы проститься.
прогимназии Кржевской, и я стала ходить в "депо", как в прогимназию, с
тетрадками и книжками, которые дал мне Андрей. Это были книжки по арифметике
и географии, а по природоведению и по русскому доктор сказал, что не нужно,
потому что он и без книг знает эти предметы. Я приходила и садилась у его
ног на скамеечке. Он спрашивал - между прочим, строго, а я отвечала. Теперь
я нисколько не боялась, а, напротив, привыкла к старому доктору и полюбила
его. Входя к нему, я всегда чувствовала, что для того, чтобы заговорить со
мной, ему нужно вернуться откуда-то издалека. Я чувствовала, что он одинок.
Например, он любил прочитать газету и поговорить о политике, а кроме меня,
никто не хотел его слушать. Я расстраивалась, когда его обижали. Он очень
обрадовался, когда Митя решил пойти на медицинский факультет, и хотел по
этому поводу прочитать ему свою статью, которая называлась "Защитные силы",
но Митя сказал: "Ох, дядюшка, ради бога!" - и это было так грубо, что Агния
Петровна сделала ему замечание.
иногда он выходил посидеть на крыльце, и Агния Петровна сразу же начинала
ворчать, как будто это было трудно - подать ему шубу и шапку и немного
поддержать под локоть в дверях.
составляли Агния Петровна и Митя, а другую - этот старый человек, очень
вежливый, который ничего не требовал, ни на что не жаловался и только сидел
в своей комнате и писал. Мне казалось, что очень трудно быть вежливым, когда
приходится ходить, опираясь на палку и тряся головой, висящей как-то
отдельно от тела.
более что он жалел Павла Петровича и часто заходил к нему. Наконец решилась,
и Андрей ответил, что мог бы объяснить, но не стоит, потому что я все равно
ничего не пойму.
рассердилась на доктора за то, что он из принципа отказался лечить за
деньги. К другим врачам бедняки не ходят, а к нему ходят, потому что он с
них ничего не берет или самое большее двадцать копеек. Между тем он мог бы
зарабатывать десять рублей в день. - Андрей сам слышал, как Агния Петровна
сказала об этом Агаше.
журналы, которые ежегодно выписывает из Петрограда и Москвы. Он интересуется
микробами, но из этого тоже ничего не выходит, потому что тут главное -
опыты, а для опытов нужны аппараты. Впрочем, может быть, старому доктору они
не очень и нужны, потому что он занимается плесенью. Как это ни странно, он
считает, что плесень не только совершенно безвредна, но действует лучше
многих лекарств.
выступил против царя на каком-то съезде. В Лопахин он попал не сразу, а
сперва три года провел где-то в Сибири.
добавил Андрей. - А потом, когда мне стало года четыре, - с двумя.
тяжелый ревматизм, которым он заболел, когда его отправляли в Сибирь по
этапу. Но он не лечился, потому что большинство лекарств, по его мнению, -
сплошное жульничество, за исключением двух-трех, которые были известны еще
Гиппократу.
Андрей понял и сказал:
осматривать больного, а только посмотрит ему в глаза - и готово! Уже
известно, выздоровеет больной или нет.
Или из-за Гиппократа?
доктор был стар и болен, а на старых и больных всегда сердятся. Это я
заметила еще, когда у меня была бабушка, которая умерла в 1913 году.
Особенно если нечего надеяться, что они когда-нибудь смогут заплатить за еду
и квартиру.
кураре, и старый доктор приветливо закивал, увидев меня:
из-под нахлобученной шапки.
кураре.
Павел. Хотя он красный, но прозрачный. А яд - например, жидкость для клопов
- он мутный.
и достал из кармана перочинный нож. Он вывернул карман и вытряхнул из него
комочки ваты и крошки. Он нисколько не торопился, так что мне и в голову не
могло прийти, что он собирается делать. Я только ахнула, когда он взял в
правую руку нож и сильно ударил им по стеклянной трубке.
его, потом тронул языком и энергично сплюнул.
подкрашенная кармином.
берется таким образом попробовать даже какую-то царскую водку. Но водка,
даже и царская, было одно, а яд - совершенно другое. Кто еще в Лопахине
решился бы попробовать яд?
говорили о нем и столько он всем доставлял беспокойства. Перед отъездом он
зашел к Глашенькиным родителям и просидел у них страшно долго; Андрей потом
рассказывал, что Агния Петровна уже принялась было искать в его комнате
записку: "Прошу в моей смерти никого не винить". Когда он надолго пропадал,
она прежде всего искала эту записку.
Митю, а убежала с Раевским, и Андрей объяснил, что это сложный вопрос, в
котором может разобраться только наука. Но в литературе ему известны
подобные факты. Например, в пьесе Островского "Бесприданница" одна девушка
чуть не убежала с богатым купцом, и когда жених стал упрекать ее, она
отвечала: "Поздно! Теперь у меня перед глазами заблестело золото, засверкали
бриллианты". Возможно, что то же самое произошло и с Глашенькой, тем более
что отец Раевского - директор банка и в Лопахинском уезде ему принадлежит
большое имение "Павы". Но они убежали не в имение, а в Петроград, потому что
Раевский все равно собирался перевестись в Петроград. Он хочет кончить
Училище правоведения и стать дипломатом.
и Агния Петровна стояла у ворот и смотрела, нет ли поблизости городовых,
потому что гимназисты пели запрещенные песни.
пение едва доносилось из-за двойных рам, был десятый час и городовые спали.
Потом извозчики подали к крыльцу и оказалось, что товарищи едут провожать
Митю за пятнадцать верст на вокзал, хотя и непонятно было, как они
поместятся в двух маленьких санках. Они вышли, обнявшись, в расстегнутых
шинелях, с фуражками на затылках, и Агния Петровна снова стала бояться - уже
не полиции, а гимназического начальства. Наконец все расселись, уехали, и
наступила та пустота, о которой я уже рассказала.
Андрея не было дома. Случалось, что Агаша просила меня помочь: я убирала
комнаты или топила печи. Но чаще я сидела у старого доктора и читала
что-нибудь или смотрела, как он пишет. Мы подружились. Я рассказала ему, как
мы с мамой живем в посаде и как коврики и половики совсем перестали брать, а
гадать ходят теперь к звездочету, хотя он только обманывает публику своими
фокусами да звездами на заборе. Доктор попросил меня объяснить значение
карт, и я объяснила, что бывают разные способы гаданья - цыганский и
французский "Ленорман-Етейла". Самый трудный - французский, а самый верный -
цыганский, потому что только одни цыгане еще верят в судьбу. Но это было уже
из "Оракула", которого, кстати, пришлось вернуть, потому что букинист
набавил за день четыре копейки. Потом доктор наудачу вытащил семерку,
десятку, короля и валета бубен и спросил: