Усталость, которую Капка прежде не ощущал, теперь вдруг разом легла на плечи,
пригнула голову к столу.
человек кушает, а ты "тыр-тыр-тыр"...
снизу, как он ест, крепкими пальцами облупливая картошку и тыкая ее в солонку.
Нюша любила смотреть, как брат колет дрова, как он умывается, как ест. Она
могла часами глядеть вот так. Все это было очень интересно. Капка ел молча,
старательно разжевывая, собирая крошки со стола в ладонь и отправляя их в рот.
Так едят тяжело наработавшиеся за день люди, хорошо знающие, как достается
человеку хлеб. Усталость понемножку отваливалась. И Капке уже хотелось
рассказать об училище, о работе в Затоне, о мастере Корнее Павловиче, о дураке
Ходуле. Нужно же поделиться с кем-нибудь тем, что заполняло целый день и от
чего никак не выпростать головы. Рассказать старшей сестре - эта не поймет как
надо. Валерке и Тимсону следует говорить не так. С ними приходится говорить
кратко и как о самом обыкновенном - подумаешь, мол, вс" пустяки, - чтобы они
чувствовали, каков человек Капка Бутырев. А ведь хочется иногда по душам и все
как есть выложить. Вот был бы отец дома или Арсений Петрович, эти бы вс"
поняли как надо. А Нюшка хоть и мало что смыслила, но очень уж хорошо слушала,
а главное, всему верила сразу.
фамилия. Мишка. Двадцать седьмого года рождения.
половиной нормы выгнал.
понимавшая, но жадно слушавшая брата Нюшка.
обычно спала с Римой, прикрыл стеганым одеялом. Нюшка уцепилась за брата
обеими руками:
Маруська сказала. Наврала, наверно, да?
и темно, не страшно. Вот он, рядом, всех сильнее и самый смелый. Он ничего не
боится. Он прямо руками может схватить змею. Нюшка открыла один глаз,
убедилась, что Капка еще сидит на краю постели, в, успокоенная, заснула.
коптилку и улегся на своей койке. Нюшка сквозь сон почувствовала, что брата
уже нет рядом. Она села, прислушалась. В комнате было темно и жутко, громко
стучали ходики на стене. Нюшка легла плашмя поперек постели, свесила ноги,
поболтала ими в темноте, пока не нащупала пол, и, осторожно ступая босыми
пятками, добралась до Капки. Она вскарабкалась на его койку, подвалилась
тихонько, пристроилась под бочок. Капка громко и мерно дышал. Она тоже стала
громко вбирать в себя воздух, тогда же, когда и он, чтобы дышать вместе.
Сперва у нее это не вышло, она не дотянула, сорвалась, захлебнулась воздухом,
а потом приноровилась, задышав громко и старательно в один лад со старшим
братом, и вскоре уснула.
улицы. На первый раз этого было вполне достаточно, да, кроме того,
увольнительная дана была юнгам только до десяти часов. Расставаясь, Сташук
заботливо спросил:
сильно пересеченная, можно и ноги поломать. Вы вот возьмите зажигалку, в
случае чего посветить можно.
разжал пальцы и втиснул в ладонь теплую, согревшуюся в его руке зажигалку -
подарок назойливого Ходули.
про себя Рима.
Капка не проснулся. Он спал, свесив с койки руку. Рима подняла ее и положила
поверх одеяла. Рука у Капки была грубая, залубеневшая от работы, не
по-мальчишьему большая, широкопалая, совсем жак у отца, Капка спал в
майке-безрукавке, и у локтя, над самым сгибом, Рима заметила крохотный,
нанесенный не то кислотой, не то краской значок: лук и стрела, чем-то
обвитая... Больше ничего не смогла рассмотреть Рима при слабом свете коптилки.
Но она стала припоминать, что видела нечто похожее совсем недавно.Ну конечно,
этот же значок был нарисован на том смешном и непонятном письме, которое
какие-то мальчишки прислали юнгам! Неужели это Капкиных рук дело? Рима
почувствовала себя взрослой, куда старше, чем брат, который воображает себя
дома хозяином, а сам еще дурит с мальчишками. Она наклонилась над братом.
Спит. Устал, наверно. Им здорово сейчас достается. Он ничего парень, только уж
больно научился командовать. А так ничего, другие мальчишки хуже. Хулиганят. А
он ничего. Тяжело ему, верно, работать. Вон, не отмылся даже как следует. И
дышит трудно. Устал. Рима села на свою постель, уронила голову. Трудно без
отца. Может быть, еще напишет. У Лиды Бельской отец полтора года пропадал, а
потом отыскался. А вот мать уж никогда не вернется. Плохо, пусто, ох, как худо
без мамы! Сейчас бы спросила: "Ну, Римочка, что в кино показывали? Из какой
жизни? Домой одна шла? Небось провожал кто. Ах, красавица ты моя!.." И она бы
рассказала маме, что картина была из жизни летчиков, очень видовая, а провожал
ее до угла их улицы молодой военный моряк, юнга из-под Ленинграда, вежливый и
ловкий... А сейчас и рассказать некому. Она сердито посмотрела на Капку.
Завалился спозаранок! Дождаться не мог. Ей вдруг сделалось 'очень грустно,
одиноко и стало жалко себя. Она зарылась головой в подушку.
Рима, ты пришла! А я уже сплю.
подбитым глазом в подушку, отбросив в сторону крепкую, плохо отмытую руку, где
у локтя над самым сгибом темнел таинственный знак.
знакомой зажигалкой.
Сто очков вам! А вы им всякие записочки посылаете... Он мне показал. Уж мы с
ним смеялись-смеялись! Я думала сперва, что девчонки какие-нибудь набиваются,
а оказывается, ты. Еще бригадир, "Я... я"! А сам как маленький.
пять "м", - Рим-м-ма, смотри у меня! Я этому флотскому твоему ленточки
пообрываю, так и знай!
чтобы пройти мимо школы. Хотелось посмотреть на этих флотских. У школьного
двора, несмотря на ранний час, уже толпились ребята. Припав к прозорам в
ограде, они любовались диковинным зрелищем. На школьном дворе были уже
устроены какие-то странные помосты с продольными углублениями. В них на
маленьких не то тележках, не то салазках сидели юнги - друг другу в затылок. В
руках у юнгов было по длинному веслу, положенному на высокие кочетки. Седой
длинноусый моряк с нашивками и орденами ходил вдоль помоста и командовал, а
юнги, занося назад весла, плавно и враз наклонялись вперед (причем тележки под
ними скользили по рельсам), а потом резко откидывались спиной.
части!.. Ррраз!.. Дружно! От банки не отдирайся, хвостом не плюхай, сядь
плотненько! Ррраз!
уедете.
что флотским немножко посбивали спеси.
зажигалку. Ходуля был так ошарашен, что долго не знал, как ответить, и
невпопад выпалил несколько лермонтовских строк, все сразу:
не веря своим глазам, разглядывал заколдованную зажигалку, снова вернувшуюся к
нему. - Ах, флотский, флотский! Ну погоди!
направлялись по случаю субботнего дня в баню. Они шли под присмотром Корнея
Павловича Матунина. На них были шинели и на форменных фуражках буквы "Р" и