мой дружок, наведался. Ксаночки еще нет.
негромко проговорил в ответ тоже по-фраицузски, показав на Сеню.
произношение! Каков прононс! Париж, настоящий парижский диалект! Да вы сядьте,
ради бога. Вы такой огромный, что от вас в комнате темно. Садитесь, мой
дорогой. Нет, вы послушайте, господа, каково произношение!
"господа". - Но, слушайте, как там насчет Алжира? Что думает все-таки
французское правительство? Кончится когда-нибудь эта возмутительная,
безобразная узурпация? Что смотрит общественное мнение? И что же,
действительно у вас там повсюду решительно американские базы? Вы знаете, я на
днях ходила на доклад - приезжал лектор по международным вопросам,- просто нет
слов! И все эти шашни НАТО и СЕАТО...
сильна по международной части. А Сеня слушал и поражался. То, что "подшефная
барыня" говорила по-французски, это было вполне естественно и не ново, но что
такой усатый громаднющий дядька ловко чешет по-французски, это было уже дико
для Сени. Насчет НАТО и СЕАТО он также был не очень силен и вполне
посочувствовал Артему Ивановичу, который, разводя руками, только и мог
сказать:
покосился на Сеню, стоявшего за его плечом, и голосом, в котором вдруг
проступила хрипота, спросил:
известно?.. Она у нас председатель исполкома в Совете. Пользуется огромным
авторитетом, могу вам сообщить. Ах, Артем, Артем, что Старое поминать... Не
хочу вас винить и не мне судить, а прошлого не вернешь. Но...- Она быстро
проговорила что-то по-французски Незабудному, и тот, вздохнув в покорном
согласии, опустил голову.- Такая, знаете ли, у нее, бедной, нагрузка! Дня не
видит! Да и мы ее редко когда видим... Ох, извините, пардон, это, кажется,
она.
увидел внизу, у подъезда, зеленую "Победу" на высоком ходу - так называемый
"козлик". Тень мелькнула между машиной и крыльцом под балконом. В подъезде
что-то кратко-распорядительно произнес низкий певучий голос, который лет сорок
пять назад впервые услышал на рудничном дворе иод землей Незабудный и уже
потом не мог забыть всю жизнь. Оробев, он ждал встречи с ней. Сомнений не
оставалось - он слышал ее голос с лестницы. Да, это была Галя, Галина
Петровна, Теперь уже, как видно, не Неза-будная и не Хмельно, а Тулубей,
председательница исполкома Сухоярского Совета депутатов трудящихся, мать
Героя, на могилу которого в далекой Генуе благодарные матери приносили цветы.
окровавленного, отбитого у гитлеровцев! Ведь это легко мог бы быть и его сын,
если бы только он не бежал, не бросил ту, которая так верила ему. Как же мог
поверить ему ее сын!.. Да. Гора с горой не сходится, а судьбы человеческие,
видно, все соприкасаются одна с другой либо так, либо иначе. Жизнь просторна,
а мир тесен, и пути народов плотно переплетены, и люди из разных концов мира
сходятся на этих путях. Закон ли тут или случай, а вот бывает, выходит, так,
что здесь аукнется, а за тридевять земель откликнется. Недаром таким неуловимо
знакомым показался тогда, в памятный страшный итальянский вечер 1944 года,
этот чернявый, смертельно истощенный и гордый человек с чуть косо, в наклон,
как у Галины, поставленными глазами".
неузнаваемая, но удивительно моложавая, закинув голову, глядя на него широко,
просто и даже как бы с сожалением.
враспев.
руку председательнице исполкома. Но Незабудный низко опустил голову,
стриженную коротко, по-борцовски, уперев тяжелый подбородок в грудь,
напружинив дугой выпирающую сзади, из-под затылка, могучую шею. Они стояли
один против другого. Их разделяло меньше полуметра. Но годы, годы и тысячи
километров, неоглядное время и бесконечное пространство легли между двумя
этими когда-то такими близкими людьми. И оба они молчали.
пиджака белоснежно чистый платок, закрученный в узелок, развязал, извлек
маленький замшевый мешочек, похожий на кисет, потянул шнурок и высыпал на
подставленный платок горсточку земли.
Григория.
развернул бумажник и осторожно непослушными пальцами вынул оттуда
полуистершуюся записку и фотографию.
тогда, конечно, кто такой. Не знал. Да и в голову не входило. А он не поверил.
Ушел. Я, Галя, так выходить его хотел, а он ушел. И не открылся мне. Гордый
был. Отрывисто, сбивчиво и путано рассказал он обо всем. И о том, как услышала
вся Италия о подвиге Богри-тули, за голову которого фашисты обещали тысячные
деньги. Рассказал, как нашел в Генуе могилу Богри-тули.
лежит. Я тогда снимок заказал фотографу в Генуе.
сердито и решительно схватила, почти вырвала у него из рук фотографию.
Вгляделась, затем приблизила к глазам записку, которую передал ей Незабудный.
прозвучало еще раз сквозь тесно, добела сведенные губы Галины Петровны. Потом
они через силу разомкнулись.- Его рука, Грини. Всегда он, говорю, "эм" так
выводил, с петельками... В письмах во всех мне вот так, бывало, с петельками:
ма...а.
растерянности. Словно искала поддержки и ожидала, что люди сейчас опровергнут
страшное сообщение, которое теперь уже навсегда и полностью покончило с
последними остатками и без того угасшей надежды. И вдруг тяжко, навзрыд
заплакала. Наталья Жозефовна кинулась к хозяйке, но та твердой рукой отвела
ее. Она стояла перед огромным Артемом, маленькая, прямая, запрокинув назад
голову, и плакала в открытую, не пряча лица, словно перед всем миром готовая
обнажить свое годами копившееся и теперь уже до конца испитое материнское
горе.
маленькую, твердую, совершенно канувшую в бережно сошедшихся громадных ладонях
Не-забудного.
весть принес. Что ж, рано или поздно, а знать надо. Ну, пойдем сядем,
поговорим...
Сеню, прикрыв дверь.
глаза. Потом рукой показала Артему на место возле себя. А Незабудный все
смотрел на нее и глазам своим не верил. Неужели это его прежняя Галя, тихая,
застенчивая и ласковая девушка? Откуда появилась эта властная твердость?
Совсем старая стала, а какое достоинство в каждом жесте, и в повороте
маленькой головы, и в движении строгих бровей. Даже сейчас, когда сердце ее
соприкоснулось со всей жестокостью правды, которую он сообщил, Галина Петровна
не казалась жалкой. Что-то величавое было в ее материнской- скорби, в
бесконечно горестном взоре, в упор устремленном на Незабудного.
что узнал о Григории Тулубее - Богритули.
по щекам, чтобы согнать скатывавшиеся слезы.
отъезде была. Говорили потом люди. Зной палил, и некому было ей воды подать.
Ведь у нас тут мука всем без воды. И сейчас еще тяжко. Помнишь, как говорили:
слезу языком слизни, вот и напьешься. А были такие годы, Артем, что и слезы
пересохли. Ну ничего, теперь все кончится. Идет к нам вода.
того, кого покинули. Это у нас уж закон. Ну, анкету, это верно, немного,
конечно, портил.- Она усмехнулась и покачала маленькой головой, поправила
гребенку на затылке.- Долго мне писать приходилось... "Есть родственники за
границей?" Как же, имеется. Му-женек благоверный. Бывший. - Я тебе, Галя, не
то что анкету - жизнь, наверное, испортил? - Ну нет, Артем, ты уж много на
себя берешь. Жизнь, положим, я и без тебя справила. Это в старые, прежние
времена наша молодость бабья, как степная весна, была коротка. Чуть цвет даст
и уже ссыхается вся. А теперь у нас и степь долго зеленеть и цвести будет. Так
что лишнего на себя не принимай. Ты Богдана Тулу-бея помнишь? Штейгера? Он у
меня, Богдан Анисимович, инженер давно, по гидротехнике специалист. На
Гидрострое сейчас. Воду к нам гонит. - Ты прости, если можешь, Галя. Все на
меня обиду имеешь?.. Это, конечно, так, это уж навовсе, сам понимаю, по гроб!
- Да оставь ты, Артем! У меня к тебе не осталось ничегошеньки: ни зла, ни
любови.- Она так и сказала: "любови".- Ничегошеньки. Ты для меня давно уже на
нет сошел, ровно бы тебя и сроду не было...
со строительства Богдан Анисимович Тулубей. Высокий, плечистый, не такой,
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Ильин Андрей
Ковальчук Вера
Контровский Владимир
Андреев Николай