пятнадцати лет занимали наиважнейшее место в жизни подростка Вовы. Даже в
области литературы в тот период все вытеснила научная и всякая другая
фантастика. Дюма и Вальтера Скотта постепенно сменили сначала Жюль Верн,
затем Кларк, Брэдбери и братья Стругацкие.
организме, осталась в нем на долгие годы. Она мешала реальной жизни,
особенно тогда:
травматично. Ну близорукость уже есть, а еще - неспортивное (это еще мягко
сказано)
время дразнили фамилией Качан, сопрягая ее, как правило, с капустными
изделиями. "Кочерыжка " или еще чаще "Качан капусты " сопровождали Вову
все его детство. То, что " кочан капусты " пишется через " о ", а фамилия
- через " а ", не могло остановить никого. К тому же его часто били,
видимо, зная, что никакого серьезного отпора не получат. Слабый был
мальчик, не мускулистый.
кем-нибудь пошутить. За это его били еще больше. В довершение всего у него
обнаружили начинающийся туберкулез, какие-то очажки в легких. Много было
выпито рыбьего жира, хлористого кальция и чего-то другого, но не помогало.
слабым и битым, да к тому же и больные легкие решил он вылечить способом
радикальным. И пошел он на стадион "Динамо " неподалеку от школы
записываться в секцию легкой атлетики. Когда его увидели там спортсмены,
они начали смеяться, а когда услышали фамилию, им, естественно, стало еще
смешнее, но Вове уже было не привыкать, он был к этому готов и заранее
решил вытерпеть все.
сжалился над пареньком, который и так едва сдерживал слезы, и принял его в
секцию легкой атлетики без всякой, впрочем, надежды на результат. Это я
потом узнал, что он Абрам Львович Авсищер, это он потом признался мне,
решив, наверное, что я заслуживаю доверия. А так всюду его звали Александр
Львович Овсищев - и в паспорте, и в протоколах соревнований, и при
общении; ровесники его звали Сашей, а мы - Александром Львовичем.
такой серьезной организации, как "Динамо ". Отчество решили оставить,
пускай, в конце-то концов Толстой тоже был Лев... Убрать его вообще, чтобы
глаза не мозолил, было нельзя: он был ведущим спринтером республики,
единственным, кто бегал стометровку за 10,4 - норматив мастера спорта
СССР. Маленький, черный, весь заросший курчавыми волосами тренер был живой
иллюстрацией своей подлинной национальности, но это уже никого не
волновало, " приличия " были соблюдены.
не такой уж и загадкой, если представить себе, с какой частотой он
перебирал ногами на дорожке; когда длинноногий спринтер делал один шаг,
Александр Львович делал два. К тому же у него была взрывная реакция и со
старта он уходил раньше всех.
времени свою внешность и свою слабость, стал страстно тренироваться.
тело и истязал его беспощадно. А родители, когда узнали, пришли в ужас:
"Как? Ты болен. Немедленно прекрати это! Хлористый кальций, рыбий жир! "
Куда там! Вова проявил абсолютно несгибаемое упрямство (волей это называть
как-то не хочется)
вес, появились мышцы, в секции постепенно перестали смеяться, Александр
Львович удивился и стал обращать на ученика уже особое внимание и
проявлять к нему профессиональный тренерский интерес. Уже через полгода на
уроках физкультуры в школе Вова бегал быстрее всех в классе, а еще через
полгода стал чемпионом школы в беге на шестьдесят метров и в прыжках в
длину.
тренировках ногами, а это было больно. О карате тогда никто и понятия не
имел, но ногами Вове было удобнее; если бы он занимался боксом - другое
дело, тогда руками, а здесь - что имеем, тем и даем сдачи.
горизонте.
мы себя называли, хотя на самом деле это был никакой не джаз и, уж
конечно, не оркестр, скорее - плохонький эстрадный ансамбль, позднее такое
стали называть группой. И правильно, потому что это было по большей части
групповое изнасилование слушателей дилетантским пением.
одного фортепьяно и барабана. Барабан тоже был один - пионерский и тарелка
одна.
Чатануга-Чуча и "When the Saints go marsching in" - "Когда святые
марширу-ют "
Биньковский (с настольной книгой Лермонтова о любви) и Вова. По барабану
бил флегматичный розовощекий юноша Костя Дмитриев, а за фортепьяно сидел
Юра Зюзюкин - будущий врач и гражданин США.
то же:
американских пациентов, приехал домой (ну дом - это большая вилла с
бассейном, это само собой, да и приехал тоже не на велосипеде: Юра там
весьма состоятельный человек), поставил твой компакт-диск, пью мартини,
сижу и плачу. Знаешь, на какой песне я больше всего плачу?.. " Прогулка с
другом " на стихи Дидурова. "
войной, виной, предощущением разлук - с тобой, мой старый друг ". Ты
слышишь себя сейчас, как ты поешь мне тут, в Америке?! " - рыдая, кричит
Юра в трубку, и я понимаю, что в нем навсегда поселился русский микроб, от
которого он изо всех сил старался избавиться, но так и не сумел.
натурализоваться в Америке: женился на американке, поселился не на
Брайтон-Бич, а в самой глубине страны, где никто ни звука не знает
по-русски, достиг " американской мечты " - стал богатым человеком - и все
равно не смог. Сидит, пьет мартини, слушает песни школьного друга и плачет.
где предстояло сыграть спектакль "А чой-то ты во фраке? ", был
Сан-Франциско, и Юра с женой прилетел туда со мной повидаться. Жена
оказалась похожей на повзрослевшую и располневшую куклу Барби; мелкие
светлые кудряшки спадали на тонкую стрелку выщипанных бровей и радостно
распахнутые круглые голубые глазки. Она все время щебетала тонким и нежным
голоском, что-то я улавливал сам, что-то Юра переводил. Он просил ее
немного помолчать - времени у нас было в обрез, а поговорить хотелось о
многом, но она все щебетала, щебетала...
на ноги в Америке, что она очень добра и очень его любит. Мы пили легкое
калифорнийское вино, беседа же наша шла, напротив, тяжеловато; мы не знали
на чем, самом важном, остановиться. И пришло время прощаться. Юра встал
из-за стола, и я увидел на его техасских джинсах техасский же ремень с
неправдоподобно огромной серебряной пряжкой. Юра поймал мой взгляд и стал
гордиться - поправил ремень и прошел вперед, чтобы я еще увидел его
фантастические сапожки на высоком каблуке, с острыми носами и
металлической отделкой. Я из вежливости поцокал языком и показал ему
большой палец, Юра довольно улыбнулся.
которые ты мне прислал, ты был почти лысым. А сейчас - ну точно как в
школе было.
гордостью за высокие технологии своей новой родины говорит Юра. - Хочешь,
и тебе сделаем.
сделал, что я красиво лысею.
там, в апартаментах, - добавляет небрежно, но я ведь и так понимаю, что не
в одноместном номере он живет. - Пойдем возьмем.
оторопи бомжа, попавшего случайно во дворец арабского шейха, Юра не
замечает и слегка разочарован. Он достает из шкафа огромный полиэтиленовый
мешок, в котором содержится несметное количество джинсовой одежды.
с ума сходили по этим джинсам. А сейчас у вас, наверное, есть?
Андреев Николай
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Ильин Андрей