- Где у вас ревматизм? - словно мимоходом спросил доктор, делая вид, что внимательно продолжает исследовать опухоль Квэка.
Доутри протянул ему левую руку, где некоторая скрюченность мизинца указывала на больное место. Бросив притворно небрежный взгляд из-под опущенных век, Уолтер Меррит Эмори увидел, что палец припух и слегка согнут, причем его кожа приобрела особый, характерный, атласистый блеск. Повернувшись к Квэку, он снова, на мгновение, остановил свой взгляд на лбу Доутри.
- Ревматизм все еще представляет собой загадку, - словно увлеченный этой мыслью, сказал он, оборачиваясь к Доутри. - Ревматизм почти всегда индивидуален и чрезвычайно многообразен. В каждом случае он проявляется по-своему. Чувствуется ли онемение?
Доутри старательно крутил свой мизинец.
- Да, сэр, - отвечл он. - Палец потерял гибкость.
- Ага, - успокоительно прошептал Уолтер Меррит Эмори. - Пожалуйста, присядьте в это кресло. Может, я и не сумею вас вылечить, но обещаю направить вас в такое место, где вы найдете все нужные условия для выздоровления. Мисс Джадсон!
Пока молодая женщина в костюме сестры милосердия усаживала под его наблюдением Дэга Доутри на эмалированное медицинское кресло и доктор Эмори обмокнул кончики своих пальцев в самый сильный из имеющихся у него антисептический раствор, в его мозгу вспыхнуло видение: желанный мохнатый ирландский терьер, который отзывается на имя Киллени-бой и показывает фокусы по матросским кабачкам и "дансингам".
- Ревматизмом поражены и другие места, кроме мизинца, - уверил он Доутри. - Вот здесь, как раз на вашем лбу, бьюсь об заклад. Минуточку, пожалуйста. Скажите, когда будет больно. Сидите смирно, потому что я вовсе не хочу причинять вам боль. Я только хочу убедиться в правильности своего диагноза. Вот так. Скажите, когда вы что-нибудь почувствуете. Ревматизм очень причудливая болезнь. Поглядите-ка, мисс Джадсон, держу пари, что вы еще такой формы ревматизма не видели. Поглядите. Он ничего не чувствует. Он думает, что я еще не начинал.
Но, переставая говорить, доктор проделал нечто, чего Доутри не мог бы и вообразить и что заставило смотревшего на них Квэка подумать, не сон ли это - так невероятно и неправдоподобно это было. Длинной иглой доктор Эмори исследовал темное пятно на лбу Доутри. Он не делал уколов, но ввел иглу под кожу с одной стороны пятна и вывел ее наружу, через всю нечувствительную зону инфильтрата. Квэк глядел, выпучив глаза, но его хозяин не дрогнул и не шелохнулся за все время этой операции.
- Чего же вы не начинаете? - потеряв терпение, спросил Доутри. - Мой ревматизм вообще не идет в счет. Все дело в опухоли этого парня.
- Вам надо серьезно лечиться, - уверял его доктор Эмори. - Ревматизм трудно поддается излечению. Его запускать нельзя. Я вам назначу курс. Теперь вы можете встать, посмотрим вашего негра.
Но перед тем как Квэк улегся, доктор Эмори разложил поверх кресла простыню, которая насквозь чем-то пропахла. Он уже приготовился осмотреть Квэка, но словно спохватился и поглядел на часы. Увидев, который час, он с упреком обернулся к своей помощнице.
- Мисс Джадсон, - холодно и внушительно сказал он, - вы меня подвели. Вот уже без двадцати двенадцать, а вы ведь знаете, что мне ровно в половине двенадцатого надо было переговорить с доктором Хэдли. Воображаю, как он меня проклинает! Вы же знаете, какая он брюзга!
Мисс Джадсон, смиренно признав свою вину, кивнула головой, точно ей все это было хорошо известно. На самом деле она насквозь видела своего патрона, но до этой минуты ничего не слыхала о предстоящем ему в одиннадцать тридцать свидании.
- Доктор Хэдли принимает здесь напротив, - пояснил доктор Эмори, обращаясь к Доутри. - Наш разговор не займет и пяти минут. Мы с ним расходимся во мнениях. Он поставил диагноз - хронический аппендицит и хочет оперировать больного, а я утверждаю, что это пиорея, распространившаяся из полости рта и заразившая желудок, и больного надо лечить, смазывая эметином рот, а тогда сам собой поправится и желудок. Вы, конечно, в этом не разбираетесь, но все дело в том, что я убедил доктора Хэдли пригласить на консилиум доктора Гренвилля - он дантист и специалист по пиорее. Они оба ждут меня целых десять минут. Я бегу! Через десять минут я вернусь, - крикнул он в дверях. - Мисс Джадсон! Пожалуйста, успокойте пациентов в приемной.
Он вошел в кабинет доктора Хэдли, хотя здесь никакого больного аппендицитом или пиореей не было, да и вообще не было живой души. Он сразу подошел к телефону и набрал один за другим два номера: первый - председателя санитарного управления, второй - начальника полиции. Ему повезло, он застал обоих на службе и, фамильярно называя их по именам, с большим жаром сообщил им какое-то секретное известие.
Вернувшись к себе в кабинет, он явно был горд собою.
- Я так и сказал ему, - обратился он к мисс Джадсон, удостаивая по пути своим доверием и Доутри. - Доктор Гренвилль поддержал меня. Самая настоящая пиорея, конечно. Операция тут не требуется. Мы теперь хорошенько смажем ему эметином все гнойники. Ба! Приятно оказаться правым. Я заслужил хорошую сигару. Что, верно, мистер Доутри?
И пока баталер кивал головой, доктор Эмори закурил толстую гавану, продолжая хвалиться вымышленной победой над коллегой. Разговаривая, он забыл о своей сигаре и, случайно прислонившись к креслу, по явной небрежности не заметил, что горящий конец сигары уперся в конец одного из согнутых пальцев Квэка. Кивок в сторону наблюдавшей за ним мисс Джадсон предупредил ее не удивляться ничему, что последует дальше.
- Знаете, мистер Доутри, - с энтузиазмом продолжал Уолтер Эмори, гипнотизируя своим взглядом Доутри все время, пока горящий конец сигары упирался в палец Квэка, - чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь в том, что врачи часто непродуманно и слишком поспешно прибегают к операциям.
Огонь все еще жег живую плоть, и легкая струя дыма, отличная по цвету от обычного сигарного дыма, поднималась от места соприкосновения пальца Квэка с сигарой доктора Эмори.
- Возьмите пациента доктора Хэдли. Я спас его не только от рискованной операции, но и от расходов на врачей и на лечение. Я с него ничего за это не возьму. Хэдли тоже получит какой-нибудь пустяк. Доктор Гренвилль всего-навсего возьмет с него за весь курс какие-то жалкие пятьдесят долларов. Итак, не говоря уже об опасности, угрожавшей его жизни, и обо всех связанных с операцией волнениях, я спас ему в общем тысячу долларов круглым счетом - на врачей и больничный уход.
Пока он, все еще гипнотизируя глазами Доутри, разглагольствовал, запах паленого мяса начал распространяться по кабинету. Доктор Эмори с наслаждением вдыхал его. Мисс Джадсон давно почуяла его, но она была предупреждена и не подавала виду. Она не смотрела на руку Квэка, но ее обоняние говорило ей, что сигара все еще жжет его палец.
- Что здесь горит? - вдруг спросил Доутри, потянув в себя воздух и озираясь вокруг.
- Довольно гнусная сигара, - заметил доктор Эмори, поднимая ее и критически разглядывая. Он поднес ее к носу, и на лице его выразилось отвращение. - Я не думаю, что это даже капустные листья. Я скорее готов признать, что это дрянь, которой я не знаю и знать не хочу. В этом все и дело. Они выпускают хороший новый сорт сигар, всячески их рекламируют, а, когда сигары получают широкое распространение, подмешивают плохой табак. Больше я их не беру, благодарю покорно. С этого дня я меняю марку!
С этими словами он бросил сигару в плевательницу. А Квэк, откинувшись на самом удивительном кресле, на каком ему когда-либо приходилось сидеть, и не подозревал, что его палец прожжен на целые полдюйма, и только спрашивал себя, когда же, наконец, доктор перестанет разговаривать о пустяках и приступит к осмотру его опухоли.
И вот тут-то Дэг Доутри в первый и в последний раз в своей жизни потерпел крушение. Крушение его было безвозвратное и окончательное. Жизнь с ее плаваньем по бурным морям, на вздымаемой волной палубе, через волшебную страну пассатов, из порта в порт - все это окончилось для него здесь, в кабинете Уолтера Меррита Эмори, пока невозмутимая мисс Джадсон глядела и удивлялась тому, что человек может не чувствовать, как горит его собственная рука.
Доктор Эмори продолжал разглагольствовать и, несмотря на переполненную приемную, взял новую сигару и произнес не слишком длинную, но весьма оживленную и интересную речь на тему о сигарах, о табачных листах и о приготовлении табака во всех странах земного шара, производящих этот продукт.
- Теперь - насчет опухоли, - начал он, приступая к запоздавшему осмотру Квэка. - На первый взгляд, я бы сказал, что это и не рак, и не доброкачественная опухоль, и даже не фурункул. Я бы сказал…
Стук в потайную дверь заставил его выпрямиться с поспешностью, которую он и не пытался скрыть. Кивком головы он послал мисс Джадсон открыть дверь, и в кабинет вошли два полисмена, полицейский сержант и какой-то господин с торжественными баками, в форме и с гвоздикой в петличке.
- Доброе утро, доктор Мастерс, - приветствовал доктор Эмори господина с баками, а затем обратился к остальным: - Как дела, сержант? Алло, Тим! Алло, Джонсон, вас давно перевели сюда из Китайского квартала?
После этого он продолжал прерванную речь:
- Я хочу сказать, что это самая подлинная и явная язва "bacillus leprae", какую врач Сан-Франциско имел когда-либо честь предложить вниманию санитарного управления.
- Проказа! - воскликнул доктор Мастерс.
При этом слове все вздрогнули. Сержант и оба полисмена так и отшатнулись от Квэка; мисс Джадсон с подавленным криком прижала обе руки к сердцу; и Дэг Доутри, потрясенный, но все еще не веря, спросил:
- Что это вы нам плетете, доктор?
- Тихо! Не двигаться! - повелительно обратился Уолтер Меррит Эмори к Доутри. - Я хочу, чтобы вы обратили внимание, - прибавил он, обращаясь к остальным, слегка дотрагиваясь зажженным концом сигары до темного пятна на лбу Доутри. - Сидите смирно, - прикрикнул он на Доутри. - Подождите минутку. Я еще не кончил.
И пока потрясенный и смущенный Доутри ожидал, удивляясь тому, что доктор Эмори не приступает к какому-либо действию, сигара жгла его лоб, пока все не увидели дым и не почувствовали запах горящего мяса. С резким торжествующим смехом доктор Эмори отступил на шаг.
- Ладно, приступайте же к делу, - проворчал Доутри, оглушенный непонятностью и быстротой хода событий. - Когда вы кончите, я бы хотел, чтобы вы мне объяснили, что вы хотели сказать вашими словами о проказе и об этом чернокожем мальчике. Он - мой мальчик, и вы не смеете наговаривать такое на него… и на меня.
- Джентльмены, вы все свидетели, - сказал доктор Эмори. - Два несомненных случая, хозяин и слуга, у слуги болезнь развилась сильнее, и вы видите соединение обеих форм - бугорчатой и анестетической; у хозяина выражена лишь форма анестетическая. Видите, вот его мизинец. Уберите их. Доктор Мастерс, я вам настоятельно советую хорошенько окурить после них помещение.
- Послушайте… - воинственно начал Доутри.
Доктор Эмори бросил предостерегающий взгляд на доктора Мастерса. Доктор Мастерс властно поглядел на сержанта, который, в свою очередь, бросил повелительный взгляд на полисменов. Но полисмены не стали набрасываться на Доутри. Напротив, они отступили еще на один шаг, подняли свои дубинки и с угрозой посмотрели на Доутри. Поведение полисменов было для Доутри более убедительным, чем все остальное. Они явно боялись прикоснуться к нему.
Когда он сделал шаг, они концом своих вытянутых дубинок ткнули его в бок.
- Не вздумайте подходить ближе, - предупредил его один из них, размахивая дубинкой у него над головой. - Стойте на месте до нового приказания.
- Надень рубашку и стань рядом с хозяином, - приказал доктор Эмори Квэку, внезапно поднимая кресло и сбрасывая его на пол.
- Ради всего святого, - начал Доутри, но его прежний друг, не обращая на него ни малейшего внимания, обратился к доктору Мастерсу:
- Чумной барак свободен с тех пор, как умер тот японец. Я отлично знаю, какая банда трусов сидит у вас в управлении, и поэтому советую вам дать дезинфекционный материал этой парочке - пусть они сами продезинфицируют свое помещение.
- Ради всего святого, - умолял Доутри, утратив всю свою воинственность при мысли об ужасающей болезни, которой он был поражен. Он дотронулся пальцем до онемелого места на лбу, затем понюхал его и узнал запах горелого мяса, а он даже не почувствовал, что горел именно его лоб. - Ради всего святого, не спешите так. Раз я болен, тут ничего не поделаешь. Но это еще не причина, чтобы мы не могли сговориться с вами, как это приличествует белым людям. Дайте мне два часа сроку, и я покину этот город, и через двадцать четыре часа нас и духу не будет в этой стране. Я сяду на корабль и…
- И будете впредь представлять собой угрозу общественной безопасности, - вмешался доктор Мастерс, ясно увидевший перед собой столбцы вечерних газет с трагическими заголовками. Он знал, что будет выведен героем, новым святым Георгием, охраняющим своим копьем город Сан-Франциско от дракона проказы.
- Уберите их, - сказал Уолтер Меррит Эмори, избегая смотреть Доутри в глаза.
- Готово! Марш! - скомандовал сержант.
Оба полисмена с вытянутыми дубинками приблизились к Доутри и Квэку.
- Ступайте прочь отсюда, - злобно зарычал один из них. - Слушаться, а то раскрою` башку. Выходите вон! Скажите-ка негру, пусть он держится рядом с вами.
- Док, позвольте мне вам сказать два слова? - взмолился Доутри.
- Время разговоров прошло, - последовал ответ. - Вы теперь изолированы. Доктор Мастерс, не забудьте о моем кабинете, когда пристроите этот груз.
Итак, процессия под предводительством врача санитарного управления, с сержантом и двумя полисменами в арьергарде, выходила из дверей.
На пороге Доутри, рискуя целостью своего черепа, обернулся и крикнул:
- Док! Мой пес! Вы ведь его знаете!
- Я вам его доставлю, - быстро согласился доктор Эмори. - Ваш адрес?
- Комната семь-восемь, Клэй-стрит, меблированные комнаты Баухэд. Вы это место знаете, как раз за углом от кабачка Баухэд. Вы мне его пошлете, куда бы они меня теперь ни поместили, правда?
- Конечно, пошлю, - сказал доктор Эмори. - У вас, кажется, и попугай был?
- Вы правы, Кокки! И, пожалуйста, пришлите их обоих, сэр!
- Поразительно, - сказала мисс Джадсон вечером, обедая с юным интерном госпиталя святого Иосифа. - Доктор Эмори прямо чародей. Не удивительно, что ему так везет. Вы только себе представьте. Сегодня на наш прием явилось двое отвратительных прокаженных. Один из них был негр. Доктор с первого взгляда понял, в чем дело. Он - воплощенная осторожность. Вы не поверите, что он проделал со своей сигарой. А они и не подозревали, что он, собственно, делает. Он взял сигару и…
ГЛАВА XX
Собака, как и лошадь, низкого делает еще ниже. Желание во что бы то ни стало получить Майкла заставило Уолтера Меррита Эмори пасть еще ниже. Если бы не Майкл, его поведение было бы совершенно иным. Он поступил бы с Доутри так, как, по словам последнего, и следовало поступать людям белой расы. Он предупредил бы Доутри о его болезни и дал бы ему возможность уехать в Южные моря, Японию или в другие страны, где прокаженные не подвергаются изоляции. Доутри не представлял бы собой угрозы в этих странах, ибо там, по закону и обычаю, прокаженные пользовались полной свободой, а доктор Эмори избавил бы Доутри и Квэка от ада чумного барака, к которому он их, по своей низости, приговорил на весь остаток их дней.
Далее, если сосчитать расходы по содержанию вооруженной стражи, денно и нощно охраняющей чумной барак в течение нескольких лет, то Уолтер Меррит Эмори сохранил бы несколько тысяч долларов плательщикам города и округа Сан-Франциско, и эти деньги при ином употреблении могли бы уменьшить перегрузку школьных помещений, обеспечить хорошим молоком детей бедняков или же увеличить площадь парков для запертых в душных трущобах горожан. Но если бы Уолтер Меррит Эмори принял бы все это во внимание, то не только Квэк и Доутри уехали бы далеко-далеко через океан, но с ними уехал бы и Майкл.
Никогда еще пациенты не были так скоро отпущены, как в тот день, когда доктор Эмори закрыл дверь за Дэгом Доутри и его свитой. Не дожидаясь завтрака, доктор Эмори уже катил на своей машине по направлению к "Берегу", направляясь к меблированным комнатам Боухэда. По дороге, благодаря своему влиянию в городе, он захватил с собой начальника сыскной полиции. Присутствие последнего оказалось полезным, ибо хозяйка решительно запротестовала против увоза собаки, принадлежащей ее жильцу. Но начальник сыскной полиции Миликен был ей слишком хорошо известен, и она склонилась перед законом, символом которого он являлся в ее глазах. Сам закон ей представлялся чем-то темным и неизвестным.
Когда Майкла на веревке выводили из комнаты, с подоконника раздался жалобный голос крохотного белоснежного попугая:
- Кокки, - крикнул он. - Кокки!
Уолтер Меррит Эмори оглянулся, и один момент казалось, что он колеблется.
- Мы пришлем за птицей потом, - сказал он хозяйке, которая, все еще причитая и жалуясь, провожала их вниз по лестнице и не заметила, что начальник Миликен по небрежности оставил дверь в комнату Доутри полуоткрытой.
Но Уолтер Меррит Эмори был не единственный низкий человек, которого желание обладать Майклом сделало еще более низким. Сидя в глубоком кожаном кресле и положив ноги на другое такое же кресло, Гарри Дель Map в своем яхт-клубе сонно предавался пищеварению после весьма плотного завтрака, лениво просматривая выпуск дневной газеты. Его глаза остановились на напечатанном крупными буквами заголовке и коротеньких пяти строчках сообщения. Ноги его тотчас же соскользнули с кресла, и он живо встал. Подумав секунду, он снова сел, надавил на кнопку звонка и, ожидая прихода клубного лакея, перечитал крупный заголовок и коротенькие пять строчек.
В таксомоторе, спешащем к "Берегу", Гарри Дель Map предавался золотым мечтаниям. Эти мечтания воплощались в двадцатидолларовые золотые, в желтые банкноты Соединенных Штатов, в чековые книжки и купоны, и все это заслонялось образом мохнатого ирландского терьера, который, стоя на ярко освещенной эстраде, открыв пасть и подняв нос к блистающим огням рампы, пел, постоянно пел, как не пел до него ни один пес на свете.
* * *
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Майер Стефани
Белов Вольф