Чтение 13–й страницы книги ~Киллеров просят не беспокоится~

помогли беспомощному Козловскому добраться от пражского аэропорта до
Карловых Вар, устроиться в предписанном ему санатории, а потом поменять
деньги в банке. Они же и прогуляли его по набережной вечно теплой,
изобилующей форелью речки Тепла вдоль Екатерининской галереи, откуда уже
тысячу лет бил целебный источник.

Возле колоннады благодарный Козловский увидел рекламу авокадо и решил
обратить на это слово внимание своего нового друга Владимира Борисовича. Ему
показалось, что это от слова "адвокатура". Зимоненко был тактичен. Он сыпал
интересными историями из правовой, непостижимой для Козловского жизни.

А вот рассказы Козловского слушать было трудно. Белла первое время
внимательно слушала, но старалась при этом идти между Еленой Викторовной и
отцом. Ибо серпентолог говорил исключительно о змеях...

Зимоненко и Козловский обменялись адресами и, расставаясь, как это
часто бывает при курортных знакомствах, решили быть в этой жизни полезными
друг другу навсегда.

Трасса до Речного вокзала всегда нравилась Нестерову. С одной стороны,
здесь чувствовалось присутствие речной субстанции, даже иногда в окошко
"Волги" врывался речной ветерок, пахнущий водорослями и водой канала, с
другой -- сама трасса была ухоженной, ведь по ней то и дело проносились
весьма важные персоны из "Шереметьева-2". Ноябрьское небо рано потемнело,
машины неслись, разбрызгивая черную грязь во все стороны, почему-то, если в
Москве шел снег, то он обязательно превращался в такую грязевую жидкость;
если же просто шел дождь, то по асфальту текли чистые прозрачные ручьи.
Снег, что ли, над Москвой такой грязный?

-- А здесь я училась водить машину с инструктором, -- показывала
Женечка, проезжая "Войковскую", -- а здесь мы раньше жили, там, за метро, --
моя школа. Я сюда на Водный стадион езжу, на пляж летом. -- И поправилась:
-- Раньше ездила.

-- Как Костя? Что-то давненько его не видно? -- спросил Нестеров. -- А
ты что это так сразу поникла?

-- Опять уехал, куда, на сколько, зачем -- ничего не рассказывает, вот
и думай что хочешь, -- вздохнула Женечка.

-- Да ты никак ревнуешь? -- усмехнулся Нестеров.

-- Бешено! -- вдруг воскликнула Женечка и тут же смутилась.

Машина подлетала к высоким домам из желтого кирпича, громады которых
тянулись вдоль Ленинградки. Внизу они были соединены кирпичными
пристройками, в которых располагались магазины, ателье и другие службы быта.

-- Наверное, дом восемьдесят -- последний, -- предположила глазастая
Женечка.

-- Ты вот что, может, в машине посидишь? -- замялся Нестеров. -- Мало
ли что, все-таки наркотиками попахивает.

Женечка по-родственному покосилась на начальника и вышла вслед за ним
на мокрый тротуар.

Они поднялись на второй этаж. Позвонили в дверь. Долго никто не
открывал, хоть за дверью и слышалось шевеление. Наконец, пышная дородная
дама предстала перед ними в шифонах и крепдешинах, словно увядающая медуза.

-- Простите, нам нужна Вероника Сергеевна Сапарова.

Нестеров никак не мог предположить, что эта весьма достойная, а
главное, абсолютно не казавшаяся измотанной длинным перелетом, долгой
толкучкой в аэропорту и только что добравшаяся домой женщина и есть
Сапарова, отмеченная в деле как хозяйка баула со змеями. Ее глубоко
посаженные влажные глаза, тонкий нос с горбинкой и гордо подведенные брови
никак не увязывались с грубым дерматином сумки и тяжестью ее экзотического
груза. Но женщина невозмутимо провела незваных гостей на кухню.

Нестеров отметил необычный дорогой дизайн обстановки: коньком здесь
была солома, плетеные абажуры, корзинки, декорации на стенках и даже
занавеси из скрученных в колечки каких-то веточек. Тут же, взглянув за
занавеси, за стекло, он отметил, что к самому балкону соседней с кухней
комнаты пристроена низкая -- в три кирпича -- стена: видимо, это как раз то
архитектурное соединение с магазином и ателье, в котором столько арок,
проездов во двор и непонятного предназначения столбов и закутков. И вот по
этой-то стене легко можно было пройти в квартиру и выйти из нее.

Вероника Сергеевна расплылась в широком кресле и невозмутимо ждала,
когда Нестеров объяснит ей причину своего вторжения.

-- Вы совсем, я вижу, не удивлены приходу работников ФСБ? -- Нестерову
захотелось показать всю свою изысканность и своеобразие. -- Может быть, вы
даже ожидали нашего прихода?

-- Ожидала, конечно. Сие -- как бы вам сказать -- не от меня зависит,
это ожидание въелось в сознание, в подсознание и иногда материализуется.

-- То есть?

-- Это ожидание или интуиция, если хотите, материализовались в тридцать
первом, когда я осталась в нашем большом доме недалеко от Киево-Печерской
лавры одна, без родителей, ваши

"работники" забрали даже мою няню. Ну, а в семидесятые годы ваши
"работники" так часто бывали здесь, хотя нет, еще не здесь, мы с мужем жили
тогда на Тверской... Так часто, что у меня даже тряпка половая не успевала
просыхать.

-- Вот как? А где же ваш муж теперь?

-- Борис Евгеньевич скончался в пересыльном лагере, в семьдесят
девятом. Почему вы об этом спрашиваете? Уж вы-то должны бы знать. Суета сует
-- vanitas vanitatum, -- как говорят.

-- Я уже понял. Но мы из другого управления.

-- Послушайте, это ваши люди следили за мной во время моей поездки?
Учтите, я очень наблюдательная.

-- Вы здесь одна живете? -- спросил Нестеров, который был уверен, что у
женщины, сидящей перед ним, нет и никогда не было детей.

-- Конечно, одна. Терпеть не могу посторонних в своей жизни. Вы
понимаете?

-- У вас нет детей или других близких родственников?

-- Нет. Есть брат, но он живет в Киеве.

-- Вероника Сергеевна, какой багаж был у вас в полете? Расскажите,
пожалуйста.

Сапарова удивилась. Это было написано на ее лице, она даже
демонстративно удивилась, улыбаясь, ставя этой улыбкой гостей в неудобное
положение.

-- Багаж? Да я ненавижу тяжести, никогда ничего не вожу с собой, кроме
дамской сумочки и ручной клади, например, небольшой сумки с косметикой и,
пардон, бельем, которую можно повесить на плечо. Никаких чемоданов, никаких
тележек. Вы что, сами не видите?

Она развела руками, так чтобы Нестеров удостоверился, что такое нежное
создание не может иметь "ба-га-жа".

-- Так вы утверждаете, что вы не сдавали в багаж ни сумки, ни баула? А
не остался ли у вас квиток от ваших сумок?

-- Пойдемте, я покажу вам все, с чем я прилетела, и все эти бирки,
билеты и квитки.

Они вошли в комнату. В конце небольшого коридора была еще одна, слегка
приоткрытая дверь, за которой виднелась спальня. Средняя комната оказалась
затемненной, шестиугольной и, к удивлению Нестерова, без балкона. Стена за
окном подходила к спальне. Женечка с пристрастием осматривала гостиную, а
Николай Константинович обозревал груду вещей, вываленную из так называемых
"дамских сумочек" Вероники Сергеевны. Сумки эти лежали тут же, на столе.

-- Вот, -- Сапарова протянула ему бумажки, -- смотрите сами, я в этом
ничего не понимаю.

У Нестерова в руках оказался билет на самолет и три квитка от багажа:
два от ручной клади, а один...

Нестеров и Женечка переглянулись.

-- Вот этот квиток, от чего он? -- спросил Нестеров, приближаясь к
Сапаровой.

Та неожиданно вспыхнула и замахала рукой.

-- Ой, все поняла! Это недоразумение. Все поняла. Сейчас я вам объясню.
Дело в том, что со мной вместе улетал один мужчина, москвич, мы в Каире жили
в одном отеле, поэтому и в аэропорт добирались вместе. Его зовут Валерий.
Молодой парень. Вот у него-то и оказался перевес. Ну, понимаете?

-- Начинаю догадываться.

-- Он попросил меня оформить одну сумку на себя, чтобы не платить за
лишний вес багажа. -- Она вдруг ахнула и артистично поднесла пальцы к
глазам. -- Как же он получит свой багаж, если я забыла отдать ему квиточек?
А?

-- Вам придется проехать с нами, Вероника Сергеевна. Но, принимая во
внимание, что вы устали с дороги, и ваш возраст, давайте перенесем встречу
на завтра, на раннее утро. Только, пожалуйста, ни с кем не разговаривайте о
том, что у нас с вами тут произошло, и не выходите из дому.

-- Мне кажется, вы хотите сказать, что мне угрожает какая-то опасность?

-- Меры предосторожности не помешают.

-- Ну, так организуйте охрану. И объясните мне: что за всем этим
кроется?

-- Объясните, Женечка, -- попросил Нестеров, чем неприятно огорчил
Сапарову. Казалось, что она в упор не видит его помощницу и желает общаться
только с импозантным генералом.

Женечке пришлось втолковывать даме, что груз, оформленный на ее имя,
оказался контрабандой, а значит, ее знакомый Валерий рассчитывал, что она
переправит баул через таможню. Может быть, рассчитывал, что Вероника
Сергеевна не посмеет оставить чужую сумку, на которую у нее хранился квиток,
без опеки. Из чего следует, что если он не проследил за ней в аэропорту и не
видел, что сумка осталась там, то, возможно, нагрянет за вещами к ней в
квартиру.

-- Но он же не знает, где я живу, -- снисходительно заметила Сапарова.

Женечка умоляюще взглянула на нее и чуть было не спросила: "Вы что,
ребенок?" Сапарова наконец поняла, что все гораздо серьезнее, чем ей