расскочился...
самому утерли.
главное все-таки оставалось: слепой муж держал ее, как железная цепь, а
Капитон принадлежал другой. Много передумала Агния Ефимовна, и так и этак
раскидывая умом, а выходило одно. Ну, в лучшей случае, муж умрет - Аннушка
останется. Аннушка умрет - муж останется. А когда оба они умрут, пожалуй, и
не дождешься. Потом Агния Ефимовна заметила печальную вещь, именно, что за
последние два года сильно состарилась. Пока сидела в неволе - все было
хорошо, а теперь подкралась старость, как вор... И никуда не уйдешь, ничего
не поделаешь. А тут еще, как назло, Анна Егоровна похорошела. Здоровая такая
стала, белая, молодая, одним словом, кровь с молоком. Приедет Капитон из
тайги и променяет чужую жену на свою.
тайги и заявила ему, что они вместе поедут хлопотать по делу с Лаврентием
Тарасычем в Петербург.
милого друга. - Вот поговори с ним сам...
Густомесов принял его одного, велел запереть все двери и повел серьезные
речи.
сослужи мне службу, съезди с Агнюшей в Петербург. Ловкая она у меня,
оборотистая, а все-таки куда одна баба повернется... Только одно тебе скажу:
не очень-то она тебя любит. Так уж ты того, как-нибудь сократи свой
карахтер. Не всякое лыко в строку... Да и не молода она сейчас-то, так тебе
и покориться в самую пору.
с Капитоном. Она для приличия поломалась и согласилась только с тем
условием, если поедет вместе Аннушка. Это был второй акт комедии. Анна
Егоровна отказалась от поездки наотрез, с настойчивостью, удивившей даже
Агнию Ефимовну, точно это была совсем другая женщина.
нездоровится, да и отец тоже все что-то припадает...
руками разрушала работу нескольких лет и шла вперед очертя голову.
Единственная мысль овладела ею безраздельно... Пожить с Капитоном хоть один
месяц, как живут другие. А там пусть будет, что будет... Старость была на
носу, и терять времени не приходилось.
выезжали из Сосногорска с Капитоном на почтовых. - Час - да мой...
охладел и тяготился этой связью, опутавшей его по рукам и по ногам. Когда
Агния прижималась к нему головой или плечом, он испытывал неприятное
чувство, точно его начинало что-то давить.
заглянуть ему в глаза. - А я знаю, о чем ты думаешь... Ты о жене скучаешь.
Кулькова. Как это случилось - проболтался ли Кульков спьяна, или выдал свою
благодетельницу сознательно, или проснулась в нем совесть, - но не прошло
двух недель после отъезда, как вся история устроенных Агнией Ефимовной
хищений раскрылась во всей полноте. Говорили, что Кульков куплен был
Лаврентием Тарасычем, что его запугал Егор Иваныч; но это все равно, - он
после своего предательства прожил только один месяц, и в его скоропостижной
смерти обвиняли Агнию Ефимовну, хотя она и была в Петербурге.
старик приехал, Густомесов принял его келейно и заявил свои сомнения
относительно сохранности своих капиталов. Осторожный Егор Иваныч пригласил
еще третье достоверное лицо и только тогда приступил к проверке
густомесовских капиталов. Оказалось, что наличность представляла скромную
цифру в сорок тысяч, а четырехсот тысяч недоставало. Вместо банковых билетов
оказалась простая белая бумага, которую Яков Трофимыч берег в железном
несгораемом шкафу. Но этого было мало. У Агнии Ефимовны была от мужа полная
доверенность, и по этой доверенности она набрала денег направо и налево, где
только могла набрать. Кто же мог не поверить Густомесову? В общем, сумма
растраты простиралась до миллиона, а Густомесов оказался чуть не нищим. Удар
был настолько велик и неожидан, что Яков Трофимыч повторял только одно:
дело...
Сосногорск этапным порядком и заключены в тюрьму. По старым порядкам суд
тянулся несколько лет, и обвиняемые все время сидели в тюрьме. Агния
Ефимовна от начала до конца выдержала характер и не признала за собой
никакой вины: знать не знаю, ведать не ведаю. Как с ней ни бились, но
довести до сознания не могли, а старый уголовный суд держался именно на
признании самого обвиняемого. Мало этого, - она запутала в деле много
других, которых обвиняла, главным образом, во взяточничестве,
вымогательствах и сообщничестве. Дело разрасталось все больше, так что даже
сами судьи были не рады ему. Капитон не сдавался года три, а потом махнул на
все рукой и принес повинную. Когда это передали Агнии Ефимовне, она со
спокойной улыбкой заметила:
Но и тут вышел казус: Густомесов скоропостижно умер накануне. Некому было
обвинять, и громадное дело рухнуло само собой. Присутствовавший на заседании
Егор Иваныч думал свою горькую думу: не открой он таежного дела, ничего бы
не было, а главное, не загубил бы он дочери...
об них не было ни слуху ни духу.
наступило тяжелое похмелье после пира горой.