уничтожать, и что уничтожение, как первейшая из всех ее заповедей, коль
скоро без него не будет никакого созидания, угодно ей больше, чем
размножение, которое некоторые греческие философы с достаточным основанием
называли результатом убийства. Поэтому не сомневайся, дитя мое, что в каком
бы из храмов мы ни приносили жертвы, уж если природа допускает, чтобы в нем
курился фимиам, значит это ее не оскорбляет; что отказ от воспроизводства,
напрасные потери семени, служащего для воспроизводства, удаление этого
семени, когда оно созревает, уничтожение зародыша после его появления, его
уничтожение даже после того, как он полностью созрел - одним словом, не
сомневайся, Жюстина, что все это воображаемые преступления, до которых
природе нет никакого дела и которые ее забавляют, как любые другие наши
поступки и установления, бросающие ей вызов вместо того, чтобы служить ей.
Теперь перейдем к тому Богу, который когда-то якобы наказывал эти
сладострастные упражнения в несчастных городах Аравии, причем о их
существовании не имеет ни малейшего понятия ни один географ. Здесь,
во-первых, следовало бы начать с того, чтобы допустить существование такого
Божества, от чего я очень далек, моя милая; затем допустить, что этот Бог,
которого вы считаете господином и творцом вселенной, мог унизиться до такой
степени, чтобы проверять, куда мужчины вставляют свои члены: во влагалище
или в задний проход, но это же полнейший абсурд! Нет, Жюстина, никакого Бога
не существует. Только из колодца невежества, тревог и несчастий смертные
почерпнули свои неясные и мерзкие представления о божественности! Если
внимательно изучить все религии, легко заметить, что мысли о могущественных
и иллюзорных богах всегда были связаны с ужасом. Мы и сегодня трясемся от
страха, потому что много веков назад так же тряслись наши предки. Если мы
проследим источник нынешних страхов и тревожных мыслей, возникающих в нашем
мозгу всякий раз, когда мы слышим имя Бога, мы обнаружим его в потопах,
природных возмущениях и катастрофах, которые уничтожили часть человеческого
рода, а оставшихся несчастных заставили падать ниц. Если Бог народов родился
из необъяснимых опасностей, то отдельный человек сотворил из собственного
страдания это загадочное существо: выходит, в кузнице ужаса и горя
несчастный человек выковал этот нелепый призрак и сделал его своим Богом. Но
нуждаемся ли мы в этой первопричине, если внимательное изучение природы
доказывает нам, что вечное движение есть первый из ее законов? Если все
движется само по себе извечно, главный двигатель, который вы предполагаете,
действовал только однажды и один раз: так зачем создавать культ Бога,
доказавшего ныне свою бесполезность? Однако я увлекся, Жюстина, поэтому
повторю еще раз: перестаньте верить, будто эти арабские селения, о которых
нам твердят, разрушила рука вашего бесполезного призрака. Находившиеся на
склонах вулкана, они были погребены точно так же, как города,
сосуществовавшие с Везувием и Этной, в результате одного из природных
явлений, причины которых - чисто физические и никоим образом не связаны с
поведением людей, живших в этих опасных городах. Вы говорите: суд
человеческий берет пример-с божьего суда, но я вам только что объяснил, что,
во-первых, это было не божьим судом, но явлением или случайным порывом
природы, и будучи не только философом, но и юристом по образованию, я доложу
вам, Жюстина, что закон, который приговаривал когда-то к сожжению людей,
уличенных в этой наклонности, списан со старого ордонажа святого Людовика,
направленного против ереси болгар, предавшихся подобной страсти. Ересь была
подавлена, но в силу какой-то непростительной ошибки продолжали преследовать
нравственность этого народа и наказывать его той же карой, которая прежде
была направлена против его убеждений; однако сегодня привыкли к этому и
довольствуются небольшим наказанием, а когда человек достигнет той степени
философского мышления, к которой с каждым днем восходит наш век, отменят и
это бессмысленное наказание и поймут, что мы, не являющиеся хозяевами своих
вкусов, не виновны в них, какими бы неестественными они ни казались, или
виновны в той же мере, в какой можно осуждать за уродство людей, рожденных
уродами.
Лежа на земле рядом с Жюстиной в позе, необходимой для получения
удовольствия сообразно своим вкусам, он потихоньку приподнимал юбки нашей
героини, которая, наполовину испуганная, наполовину соблазненная,
неосмеливалась на отпор. Негодяй, не успев устроиться поудобнее, дал свободу
своему возбужденному члену, который только и ждал появления бреши, чтобы
устремиться в нее. Правой рукой содомит направлял свой инструмент, левой
крепко держал и прижимал к себе тазобедренную часть девушки, а она, почти
убежденная его словами, только пыталась, уступая понемногу, спасти то, что
представлялось ей самым ценным, и не задумывалась о гибельной опасности,
подстерегавшей ее в том случае, если бы она позволила такому быку вломиться
в самую узкую полость своего тела.
к маленькому нежному отверстию, которое хотел протаранить, что перепуганная
Жюстина испустила крик, вскочила и бросилась к группе, где была Дюбуа.
свои силы многочисленными жертвоприношениями, совершенными на всех ее
алтарях.
хочет...
хватая ее, чтобы продолжить свое подлое дело. - Я хочу насладиться жопкой
этой девчонки, чего бы это ей ни стоило.
послышался шум кареты на большой дороге.
своем долге; он разбудил своих людей и устремился к новым злодеяниям.
внимательно прислушиваясь. - Ага! Вот и крики: все кончено. Ничто так не
радует меня, как эти знаки победы: они говорят, что наши ребята сделали свое
дело, и я могу быть спокойной.
там ведь наверняка есть жертвы.
гибнет на войне.
того, чтобы обеспечить себе пропитание, тираны отдают своим генералам приказ
истреблять народы, а только чтобы потешить свою гордость. Мы же, подгоняемые
нуждой, нападаем на прохожих только ради того, чтобы выжить, и этот закон,
самый высший закон на свете, полностью оправдывает наши действия.
детства и полюбили ее; это была профессия первых жителей земли, только она
восстанавливает равновесие, которое нарушает несправедливое распределение
богатства. Во всей Греции воровство считалось делом почетным; некоторые
народы до сих пор допускают, поощряют и вознаграждают его как достойный
поступок, доказывающий мужество и ловкость... как поступок весьма
добродетельный, одним словом, необходимый для всякой энергичной нации.
завязать продолжительную дискуссию, но тут вернулись разбойники вместе с
пленником.
утешусь за жестокосердность Жюстины.
которой не было и десяти лет, и теперь будет справедливо, если я прочищу
задницу сынку.
укрытием. Вскоре послышались глухие крики и стоны, перекрываемые довольным
ревом развратника, потом первые сменились воплями, которые говорили о том,
что предусмотрительный разбойник, не желал оставлять следов своего
преступления, насладился сразу двумя удовольствиями - испытал оргазм и
зарезал предмет своей похоти. Вернулся он, весь забрызганный кровью.
насытился, и тебе ничто не грозит до тех пор, пока новые желания не пробудят
во мне новых кровожадных порывов. Нам пора уходить, друзья, - обратился он к
сообщникам, - мы убили шестерых человек, их трупы валяются на дороге; может
случиться так, что через несколько часов оставаться здесь будет опасно.
добычу, которая составила двадцать луидоров; ее заставили принять их, она с
дрожью и отвращением уступила, и шайка отправилась дальше.
Шантильи, начали считать свои деньги и готовить обед. Добыча была невелика:
всего лишь двести луидоров, и один из разбойников сказал:
на дело, я велела вам не щадить никого из путников совсем не из-за денег, а
ради нашей собственной безопасности. В таких преступлениях виноваты не мы, а
законы: до тех пор, пока будут наказывать воров, воры будут убивать, чтобы
их не обнаружили. Теперь насчет того, - продолжала мегера, - что две сотни
луидоров не оправдывают шести убийств. Любые поступки следует оценивать
только в связи с тем, как они соотносятся с нашими интересами. Тот факт, что
прекратилось существование этих принесенных в жертву существ, для нас не
имеет ровно никакого значения, и мы конечно же не дали бы и обола {Обол -
мелкая старинная монета}за то, чтобы эти люди остались живыми, а не гнили в
земле, следовательно, если в любом деле для нас возникает даже самый малый
интерес, мы должны без всяких сожалений и раздумий предпочесть его,
поскольку, если мы считаем себя людьми не глупыми и если это дело зависит от
нас, следует извлечь из него всю пользу, не обращая внимания на то, что
может при этом потерять наш соперник, ибо невозможно сравнить две вещи: то,