волосы ей тоже не стоит, ты как считаешь?
глазах? Он поглядел на часы, зевнул и вдруг, ничего не говоря, обнял меня
за шею и поцеловал. Его захлестывала нежность, и мне перепала одна ее
капля, потому что я был здесь, под рукой, но я понимал, что поцелуй его
предназначался не мне, а Мишель.
уже взгромоздился на седло велосипеда, они быстро, полушепотом обменялись
несколькими словами. Во время обеда наша мачеха только и говорила о
графине де Мирбель и ее предстоящем визите. По ее словам выходило, что
благодаря своему очарованию и красоте графиня является самой прелестной
представительницей высшего общества. Конечно, о ней много в свое время
говорили. Само собой разумеется, из чисто христианского милосердия мы не
можем верить разным сплетням, да и сама Брижит Пиан ничуть не верила этим
гадостям: раз мы не видели что-либо своими собственными глазами, значит, и
не имеем права утверждать, что это, мол, так и есть. Впрочем, хотя скандал
был действительно шумным, надо признать, что Юлия де Мирбель, овдовев,
живет весьма уединенно в своем замке Ла-Девиз и в Париже у Ла Мирандьезов
провела только несколько месяцев, и поведений ее достаточно красноречиво
свидетельствует о высоких душевных качествах.
- придавала непомерное значение предполагаемому визиту знатной дамы, чьи
родители не удостоили бы родителей нашей Брижит даже взглядом. В этом
плане предстоящее посещение графини де Мирбель тешило самолюбие нашей
мачехи, если вообще что-либо могло его еще тешить, так как она, бесспорно,
принадлежала к самому высшему обществу нашего города не так в силу своего
происхождения и богатства, как в силу своей почти загадочной власти над
людьми, жаждущими истины, равно как и в силу своей разительной
добродетели. Только имя Мирбелей открыло Жану двери Ларжюзона, а иначе
наша мачеха подняла бы несусветный крик, хотя и теперь у нас его не
называли иначе, как "испорченный мальчик" и "сумасброд".
она хочет прогуляться по парку. Тут папа, выйдя из состояния оцепенения,
сказал ей как раз ту фразу, какую говорила ей в подобных обстоятельствах
покойная мама: "Накинь что-нибудь на головку, а то от ручья тянет
сыростью..."
глазах Мишель, ту же радость, то же упоение. Свет луны падал на ее лицо, и
оно казалось мне алчущим, почти животным из-за сильно развитой нижней
челюсти и пухлой нижней губы. Да и впрямь Мишель от природы была именно
такой, я не встречал в жизни человека, который был бы так одержим
стремлением вкусить счастье, как моя сестра в свои пятнадцать лет. Эта
одержимость выказывала себя во всем, даже в манере впиваться зубами,
губами в мякоть плода, не просто нюхать розу, а зарываться кончиком носа в
самую сердцевину цветка, даже в том, как она, валяясь рядом со мной на
траве, умела мгновенно засыпать, будто во власти какого-то магического
забытья. И однако она не ждала сложив руки, когда на нее посыплются
наслаждения: ее снедал инстинкт борьбы и побед, что она и доказала
блистательно, заговорив со мной этим вечером о Жане, Ибо, именно чтобы
поговорить о нем, Мишель предложила мне пройтись с ней по парку. Еще не
дойдя до луга, затянутого туманом, она решилась: обняла меня голой рукой
за шею, и я почувствовал, как она жарко задышала мне прямо в ухо - и один
бог знает, что за безумную тайну она мне поведала... Я сначала не поверил,
слишком уж все это было чудесно!
серьезно, хотя ему только семнадцать, а мне скоро будет пятнадцать...
Ясно, никто нам не поверит, да еще будут над нами потешаться... Поэтому-то
мы никому ничего не говорим, кроме тебя, тебя одного, наш миленький Луи...
Чего же ты ревешь? Разве, по-твоему, это не чудесно?
уткнулся лицом ей в плечо, и Мишель не утешала меня, ни о чем не
спрашивала, привычная к моим слезам, поскольку я проливал их по любому
поводу. И тем не менее на меня снизошло великое спокойствие: раз все уже
решено, значит, незачем думать об этом, не на что надеяться, нечего ждать,
кроме вот этой роли, которую они мне отвели, роли поверенного их тайн.
Никогда уже я не буду ни первым, ни единственным в сердце Мишель. Снизу, с
лугов, доносился приглушенный льдистый шум воды. От Мишель пряно пахло
теплой гвоздикой, она вытирала мне глаза своим носовым платочком и все
говорила, говорила полушепотом.
неделе встречались за мельницей господина Дюбюша. Оба смертельно боялись,
что их накроет мачеха. Мишель заставила меня поклясться, что я не
проговорюсь, не наведу ее на след. Тут я вспомнил, что уже пожаловался
Брижит Пиан на Жана и Мишель, сообщил, что они от меня прячутся. Но сказал
я это без всякой задней мысли (так-таки и без всякой задней мысли?..). А
что, если тогда я пробудил ее подозрения?
знаю, за что она на меня злится - главным образом за то, что я не хожу с
постной физиономией. Нам вечно приходится быть настороже! А Жан страшно
неосторожный!
был способен. Мишель отлично понимала, на какой риск она идет: даже
дядюшка со всеми его выдумками не подозревает, какой Жан ужасный человек.
Теперь я часто, думаю, почему сестра называла Жана таким ужасным, ведь он
сам мне признавался, что целовал Мишель невиннейшим из поцелуев и счел бы
страшнейшим святотатством позволить себе что-либо большее... Быть может,
она догадывалась, что не всю жизнь будет он таким ягненком... Впрочем, она
его не боялась. И к тому же все равно она станет его женой, а не кого-либо
другого: она сама его выбрала, и он тоже сам ее выбрал, пускай они еще
совсем дети. Если даже ей суждено прожить сотню лет, и то она никогда не
взглянет ни на какого другого мальчика. Так что нечего об этом и говорить.
Жан такой умный, такой сильный...
глазах ребенка? Само собой разумеется, мальчик моих лет гораздо
чувствительнее к силе и мощи. Но, очевидно, вопрос Мишель глубоко запал
мне в душу, раз теперь, прожив долгую жизнь, я до сих пор помню тот уголок
аллеи, где Мишель спрашивала меня, красив Жан или нет. Сумею ли я сейчас
дать более точное определение тому, что я зову красотой, и сумею ли
ответить на вопрос, по каким именно признакам я ее распознаю, идет ли речь
о человеческом лице, о небосклоне, о тучах, цвете, слове, песне? Об этом
плотском содрогании, одинаково захватывающем и душу, об этой радости без
надежды, об этом безысходном созерцании, которое не восполнишь никакими
объятиями...
в коллеже, говорят, что он грязный тип?
Сейчас я тебе такое скажу, что ты закачаешься: лучше быть грязным типом,
чем такой святой, как Брижит Пиан...
возмутился я. - Скорее проси прощения! Скорее зарекись!
пробормотала: "Каюсь от всего сердца в том, что совершила против тебя
такой грех, всеблагий боже!" - и тут же без всякого перехода фыркнула.
которые избрали себе господа бога, но весьма сомнительно, избрал ли их
бог...
Пюибаро считает, что для священника аббат Калю слишком остроумен, что он
слишком резок и что у него крамольные идеи.
совсем иные подозрения, и я не ответил на расспросы сестры.
Только ты на меня не рассердишься, нет? Он тебя целовал?
представить себе не можешь... Это просто чудесно! Но запомни, Луи, больше
ничего не было! Ни-ни! И не воображай, пожалуйста...
целоваться? Щеки у меня пылали огнем. Я смотрел на Мишель, которая была
старше меня всего на один год (но она уже была женщина, а я еще
мальчишка). Какой же она показалась мне старой! Старой, опытной и
греховной!
сестру захлестнула новая волна счастья, и она начала напевать своим еще не
установившимся голоском, который вдруг срывался, ту арию Гуно, которую
точно такими же ночами пела мама:
обычного терзала грусть, меня мучили угрызения совести. Я старался
вспомнить, как именно встретила Брижит Пиан мою жалобу на Жана и Мишель,
которые "от меня прячутся". Слишком хорошо я ее знал, и поэтому меня
Роллинс Джеймс
Ибсен Генрик
Адамов Григорий
Никитин Юрий
Рыбаков Вячеслав
Каргалов Вадим