поэтому я на все сто был занят "переводом". А там, где все же было
невыносимо смешно, мне приходилось прикашливать, пряча рот в ладони.
относилась к светлым воспоминаниям о причине моей простуды. Джурабай
сочувственно кивал, как могут кивать только вежливые узбеки, соглашаясь с
мудрыми и справедливыми словами собеседника.
Впервые за все время моих многочисленных "переводов" рассеянно спросил у
Джурабая:
звонок.
Джурабаю:
приложу. Признайся.
Наслаждаясь, немного приослабил:
сокращение - "люгру", мысленно ставя после него точку, про которую забыл
Джурабай. Нет, все равно ничего не получалось. При том, что Джурабай уверял
- слово распространенное. Ночью я окончательно понял, что "завелся".
себя открыл ранее. Из "люгру" не получалось ничего путевого. Даже
приблизительно. Просто не могло получиться. Наверняка Джурабай ошибся, а
теперь, из каверзности, желая себя потешить, не признаваясь, делает из этой
ошибки тайну. На самом деле это его "люгру" - пшик, ноль, абсурд, блеф!
для него состояния прямо-таки физической красивости, которой - вдруг, но
непременно - награждаются воодушевленные и одержимые люди (впрочем, обычно
только на срок воодушевленности и одержимости; перерастание такой красивости
в хронический статус Джурабаю вряд ли грозило). Он ждал моих дальнейших
расспросов, это было заметно по блеску в его монгольских прорезях и
застывшей полуулыбке полных, почти женских, коричневых губ. Я, представляя,
какие вулканы начинают глухо и безотчетно скрипеть в его обычно скромной и
тихо мечтающей душе, спрятанной за хилой грудной клеткой, не хотел давать
ему повод для неправедного удовольствия, основанного на какой-то абстракции,
абракадабре, которая у него невольно получилась. Чего доброго, ему еще
придет на ум заявить об авторских правах на новое понятие, рожденное
"неправильным" акцентом, так интересно сбивающее с толку добропорядочных
граждан. Но в конце занятий я все же не выдержал:
акцентом.
позволив себе длинную фразу, и сочувственно покачал своей стриженной тыквой
с гулистанских бахчей: - Я думал, ты умный. Завтра обязательно скажу. Стыдно
- будет? - Неуклюже переставляя ступнями, как будто меся глину для саманных
кирпичей, он повернулся ко мне спиной и, еще раз задев мой возмущенный
взгляд коричневым уголком своей издевательской улыбки, пошел прочь.
поцарапанной шеей и большим синяком под глазом.
парк. Вечером. Первый раз... - Замолчал, полистал конспект.
мне стало жаль этого безобидного, миролюбивого парня, умудрившегося кому-то
- себя я уже в расчет не брал - досадить. Причем, до такой степени - до
мордобоя... Я был более искушенным в современной городской жизни, которая
состояла не только из домашнего быта, хождения в школу, общения с друзьями
на родной улочке. Поэтому имел право спросить его: чего тебе, Джурабай,
нужно было в парке, на танцах? Ведь туда в нашем городе не принято ходить
без "кодлы", в одиночку. Человек без друзей на наших танцах - никто. Его за
это жестоко наказывают, потому что он, позволивший себе "одиночество", -
инородное тело, бросающий вызов неподвольной общности, а точнее, если
называть вещи своими именами, - трусливой стадности, которой поражена
азиатская провинция. Стадности, у которой здесь все в рабской подчиненности
- и узбеки, и русские... Все! Вот, знаешь, даже сложная метафора родилась...
Что такое метафора - неважно, не забивай свою, наверное, до сих пор гудящую
после "бокса" голову. Просто: ты, Джурабай, на наших танцах был - как
неправильное "люгру" в среде "правильно" исковерканного. Сложно?...
боясь эмоциональным звуком выдать свое индивидуальное бессилие и свою во
внешнем мире непопулярную, если только ни в песенном, "блатном" подгитарном
жанре, сопливую сентиментальность.
Цветная... как ее? - цветно-музыка. Красиво.
хотел просветить его я. Негритянские бит и рок, английский "Битлз" и
японский "Ройолнайтз", - тоже русская музыка в твоем понимании. Впрочем,
какая разница!... - я, опять "про себя", махнул рукой.
смешно, фиолетово с ярким отливом, сморщился:
Явно издеваясь, пояснил "для бестолковых": - Милиционер с полосатой палкой.
- Улыбка сошла с лица, растаяли шутливые паутинки на смуглой коже, и он
закончил тоном, с которого начал, грустным и усталым: - Я же говорил: из
Правил. Сокращенно. Эх ты, - умный...
на все вопросы в его билете. Мы оба получили "отлично". Он был благодарен
своему спасителю - в правилах ориентировался слабовато. Даже не собственно в
правилах, а в билетах, в которых вопросы - на литературном русском языке.
Обещал, что никогда меня не забудет. И если, едучи на машине, вдруг увидит
пешим - непременно остановится, подвезет.
"не моей" или "от меня"? - страной.
другое. Вглядываясь в знакомое и близкое до боли: камни старого города,
медленные воды Сыр-Дарьи, зелень ветхой акациевой рощи... Тяжело дыша
воздухом родины, ставшим... Знойным, душным? Нет, в стране зноя он не был
душным - таким не бывает воздух родины. Тогда - каким?...
и через призму обстоятельств, похожим на клятву, - остановился почти на
перекрестке. Мы обнялись, хоть никогда не были более чем соседи по
досаафской парте.
В основном вспоминали молодость, общих знакомых.
темно. Как тебе новое время - у вас и у нас? - он показал огромной ручищей
на меня, а затем на себя. Опомнившись, остановил ладонь в промежуточном
положении, так что ее указывающий смысл относился уже сразу к обоим, быстро
поправился: - У нас...
неожиданным. Я непроизвольно пожал плечами, куда делось мое красноречие:
ладонь к моему сердцу - ладно, хорошо, не надо слов. И сказал сам:
вверх, в обшивку кабины.
В О З М О Ж Н Ы В А Р И А Н Т Ы
инженерно-технических работников заводоуправления, отправляли на "ударный
труд". Дело обычное для последнего времени: завод строил дом для своих
работников, не хватало рабочих рук. Директор периодически "надергивал" по
итээровцу с каждого отдела, по возможности молодых. Составлял, как он
выражался, бригаду "собственных нужд", которая сменяла аналогичную
отбатрачившую смену.
серую фуражку классического пролетарского фасона, кирзовые ботинки.
Бригадир, назначенный из настоящих работяг, велел во все это облачиться.
Построил нас в шеренгу. Критически осмотрел строй, поцокал языком. Уверенно
скомандовал, как старшина новобранцам:
подвигать плечами, тазом. - Свободно? - Добавил так же уверенно и серьезно: