Чтение 13–й страницы книги ~Интересная жизнь~

халат.

Бурденко, однако, не обрадовался, а рассердился. Ведь нет ничего хуже
подготовки к чему-нибудь неприятному. Ведь он уже настроился, приготовился
ко всему. И вдруг - не надо.

Пошел в библиотеку, потом на базар, поел прямо у лотка, прямо у шипящей
на раскаленных угольях сковороды бараньей печенки с брусникой.

- Со всех православных по пятаку, а с господ студентов - только три
копейки.

Сытый, веселый, он опять проходил мимо университета, когда его увидел
тот же староста:

- А мы вас ждем, коллега. Где же вы бродите? Нам пора в анатомичку.

Это было, пожалуй, лучше всего: вот так, как бы внезапно вернуться в
это мрачноватое здание. И вот оно уже рядом.

Халат и туфли оставались у гардеробщика. Бурденко быстро переоделся и
пошел на второй этаж. Но оказалось, что на второй этаж идти было не надо.

- Трупы здесь, на левой стороне, - сказал человек, показавшийся
Бурденко знакомым. - И придется немного подождать. Там идет сейчас,
вернее, заканчивается судебно-медицинское вскрытие.

Вот это уж совсем ерунда. Опять ждать, опять настраиваться. Уж лучше
бы, если это неизбежно, поскорее отделаться и уйти.

Бурденко достал из брезентовой сумки, заменявшей ему портфель и
чемодан, учебник анатомии и присел на мраморные ступени у входа -
повторить мышцы тазового пояса. Ага, четырехглавая мышца бедра. Вот она у
меня тут...

Он вытянул ногу и правой рукой провел по тому месту, где предполагал
четырехглавую мышцу, хотя делал это уже не однажды. А тут у меня
портняжная мышца.

В этот момент в левой стороне коридора открылись двери, и оттуда хлынул
поток света:

- Пожалуйте, господа!

Это относилось к Бурденко и к его коллегам.

Чуть сжалось что-то внутри (что сжалось, точно угадать было трудно, так
как раздел "внутренние органы" еще не изучали). И чуть пересохло во рту.
Все это от нового приступа страха, что ли. Хотя чего страшиться?

Еще давно-давно Бурденко прочитал у Чехова и переписал в свой дневник
понравившиеся ему слова о том, что человек должен сознавать себя выше
львов, тигров, звезд, выше всего в природе, даже выше того, что непонятно
и кажется чудесным, иначе он не человек, а мышь, которая всего боится.

Все студенты настроены как будто даже весело. Никто ничего не боится.
Нет, один, кажется, трусит, увидел Бурденко худенького студента, почему-то
остановившегося в дверях. И взгляд у этого студента какой-то блуждающий.
"Трусит", - опять подумал про него Бурденко, проходя в глубину огромного
светлого зала.

А Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БОЮСЬ...

Здесь так же, как в прошлый раз, наверху, на втором этаже, стояли
большие столы, по мрамору обитые цинком. А на столах лежали два обнаженных
трупа - мужчины и женщины. Неужели это те же самые, что были тогда наверху
и показались Бурденко восковыми фигурами? Нет, едва ли это те же. Да и
зачем об этом думать? Главное сейчас, не проявлять робости, не обращать на
себя внимания, как вот тот студентик, что задержался в дверях. Ведь явно,
что он трусит. Бурденко оглянулся на него, но в дверях уже никого не было.

- Ну, выбирайте, господа, кто чем интересуется, кто даму, кто мужчину,
- сказал с, пожалуй, непозволительной развязностью немолодой небритый
мужчина в сером халате. - Вот, глядите, какая у нас тут дама.

И на Бурденко пахнуло от этого человека водочным перегаром.

- Вы, кажется, опять, Исидор, это самое? Ну как не совестно! - вздохнул
человек, показавшийся Бурденко знакомым.

- А что делать-то, Николай Гаврилыч, - усмехнулся Исидор. - Я сегодня
именинник. День сегодня моего собственного ангела. Даже неплохо было бы
собрать с господ студентов по пятаку за то, что я предоставил им такую
дамочку. Пожалуйте, - потрогал он за локоть студента, стоявшего рядом с
Бурденко. - Проходите, не стесняйтесь... Дама ожидает вас.

- Я лично предпочитаю иметь дело с живыми дамами, - откликнулся этот
студент. - А в мертвецких предпочитаю мужчин.

Последняя фраза удивила Бурденко. На взгляд этот черненький, как жук,
студент был не старше его, а разговаривал так, как будто он уже не впервые
вот в таких обстоятельствах.

- Ну тогда вы вот сюда, пожалуйста, становитесь, - показал Бурденко на
покойницу Исидор.

- Ты еще, чего доброго, Исидор, нам лекцию прочтешь, - засмеялся
черненький.

- А что ж. Пожалуйста. Если вы мне соберете по пятаку. Я всегда
готовый...

- Иди, иди, отдыхай, - сказал Николай Гаврилович и надел кожаный
фартук.

Ах, вот теперь вспомнил Бурденко, где он впервые увидел этого человека:
на санитарной выставке при женских курсах. Это он приглашал Бурденко
работать.

- Ну что же, вы как будто задумались в нерешительности, - улыбнулся
Николай Гаврилович. - Делайте надрез.

Бурденко выбрал бедро. И, держа скальпель, как перо, сделал неуверенный
надрез, но мгновенно из надреза показалось что-то желтое, не похожее ни на
кровь, ни на что, - отвратительное.

- Нет, я это, кажется, не смогу, - вслух подумал Бурденко.

- Ну, что вы, коллега. Это так просто! Бедро - это как раз пустяки. Вот
если бы у вас, как у меня, - кисть. Вы посмотрите, сколько...

Но Бурденко ничего не услышал и не увидел. В следующее мгновение он уже
сидел на клеенчатом табурете, а Николай Гаврилович подносил к его носу
склянку с чем-то щиплющим нос.

- Это нашатырный спирт, коллега. Ничего удивительного. Бывает. Это
почти естественно - для начала.

Бурденко встал.

- Вы лучше посидите, - посоветовал Николай Гаврилович. И даже подавил
двумя руками ему на плечи, усаживая. - Вам надо отдохнуть немножечко.

- Да идите вы! - вдруг оттолкнул его Бурденко. И опять направился к
столу, говоря на ходу сердито и растерянно: - Где тут был мой скальпель?

- Вот он, - поднял скальпель все тот же добрейший Николай Гаврилович
подле табуретки, на которой только что сидел Бурденко.

Бурденко был как бы дважды сконфужен. И тем, что, как девчонка,
чуть-чуть не грохнулся в обморок, и особенно тем, что невольно так грубо
оттолкнул человека, явно желавшего ему добра. И даже не извинился.

- Спасибо, - все-таки сказал он Николаю Гавриловичу, который подал ему
скальпель. И больше ни слова не говоря, только громко и как будто сердито
сопя, принялся за свою работу.

Студенты же, работавшие рядом, переговаривались между собой, не обращая
внимания на Бурденко, не обсуждая случившееся с ним. Только один, этот
черненький, как жук, фамилия его, кажется, Слушкевич, сказал:

- Нет ничего хуже женских трупов. Это мне и раньше говорили. Вы
посмотрите, все мышцы просто пропитаны жиром. Это противно. Любого может
стошнить.

- И вообще все странно, - сказал еще один - бородатый студент. - В
других университетах, на других медицинских факультетах все подобные
занятия с трупами начинаются только со второго курса. А у нас в Томске,
вот видите, всех хотят перещеголять. Провинция! Не дают человеку даже
несколько освоиться... А люди не все одинаковы...

Слова эти как бы оправдывали Бурденко, - его смятение, но он все равно
ни с кем не заговорил, будто окружающие были в чем-то виноваты перед ним.
После препарирования он долго мыл руки и не пошел в библиотеку, как
собирался, а зашагал в сторону Томи.

Здесь, на берегу все еще не замерзавшей, но уже объятой холодным
туманом реки, ему каждый раз после каких-нибудь душевных потрясений
становилось легче. Здесь он как бы остывал после волнений и обретал
спокойствие и ясность.

Утром он проснулся почти веселый, но завтракать ему не хотелось.
Правда, по дороге в университет он купил в булочной калач, чтобы съесть
его всухомятку между лекциями. Такие сибирские пшеничные калачи с пузырями
необыкновенно нравились ему. Он покупал их нечасто и всякий раз думал: вот
пойдут дела хорошо, стану, например, доктором, можно будет покупать эти
калачи каждый день к завтраку. Калач был завернут в газету и нежно грел
руки. Вдруг захотелось по-мальчишечьи отломить кусок и съесть тут же. Но
неудобно вот так, на улице.

Бурденко сошел с деревянного тротуара и остановился у торцовой стороны
здания, где, как ему казалось, его никто не видит, и стал медленно, с
наслаждением есть этот восхитительный калач. Съел половину и вдруг
услышал:

- Это что же вы тут, коллега?

Бурденко поспешно и растерянно завернул в газету остатки калача и,
оглянувшись, увидел Николая Гавриловича.

- А я подумал, вам опять сделалось нехорошо.

- Нет, мне хорошо, - сконфузился Бурденко. - Я просто так.
Остановился...

- А я не думал в прошлый раз, что вы такой чувствительный, - почему-то
улыбнулся Николай Гаврилович. - Я, откровенно говоря, сам испугался. Вы же
чуть не упали тогда. А я еще, смешно вспомнить, приглашал вас работать
сюда. Думал, вы интересуетесь...

- А я действительно интересуюсь, - сказал Бурденко с неожиданной