Чтение 13–й страницы книги ~Дело Локвудов~

- Но это моя идея - не ее.

- Конечно. Только есть люди, которых невозможно в этом убедить.

- Я и не собирался никого ни в чем убеждать.

- Знаю. Я передаю лишь то, что люди говорят. Вы мало знались с жителями
города, но они к вам привыкли.

- Моя первая жена тоже с ними не зналась. Почему же должна якшаться
эта?

- Но у той была причина: она часто болела, и все это знали. А
теперешняя миссис Локвуд - сильная, здоровая леди. Я передаю вам лишь то,
что говорят.

- Ты приехал сюда из Нью-Йорка, Эндрю. Тебе еще пало знакома жизнь
маленького городка.

- Однако мне здесь нравится.

- Да, но ты не знал, например, что когда моя мать вышла замуж за моего
отца и переехала жить сюда, то городские жители считали ее выскочкой,
потому что она разговаривала только по-английски.

- Как это понимать, сэр?

- Она была родом из Рихтервилла, всего в десяти милях отсюда, и, кроме
английского языка, знала еще немецкий. Но отец плохо понимал этот язык,
поэтому она и разговаривала только по-английски. А горожанам это не
нравилось. Они обращались к ней по-немецки, а она отвечала им
по-английски. Они осуждали ее за все, что бы она ни делала. И знаешь
почему?

- Ну, причин может быть много.

- Причина одна. Она была женой Авраама Локвуда, моего отца, который
вздумал искать себе невесту в десяти милях отсюда. Теперь история
повторяется. Но я рад, что ты за меня заступаешься. Полагаю, что и за
миссис Локвуд - тоже.

- Еще как, - ответил Эндрю. - Одному парню даже по морде пришлось дать.

- За что? Он сказал что-нибудь о миссис Локвуд?

- Он взял свои слова обратно.

- Рыцарство - хорошее дело, но побереги себя. Доброй ночи.

- Доброй ночи, сэр.

Джеральдина Локвуд вернулась домой, в свою красную кирпичную коробку,
на следующий день к вечеру.

- Ага, затопил камин! Как хорошо, - сказала она, входя в кабинет мужа.

- Это все, что ты можешь мне сказать при встрече?

- Ты хочешь знать, собираюсь ли я тебя поцеловать? Нет, не собираюсь.
Я, кажется, простудилась: чихаю от самого Истона. Могла бы отомстить тебе
и заразить, но я не такая зловредная. И потом - какое право ты имеешь на
поцелуй? Ты вел себя по-хамски, Джордж, и мне это совсем не правится.

- Возможно. Бывает.

- Так вот: мне это не нравится. Да, да, не нравится. А ты даже не
извинился.

- Это избавило бы тебя от простуды?

- Не связывай простуду с моими чувствами. Простуда здесь ни при чем.
Впрочем, нет. Почему ты послал Эндрю не на "линкольне"?

- Потому что в "пирс-эрроу", как я надеялся, легче простудиться.

- Этого я тебе не прощу, вот увидишь. Припомню все, что было в
последние два-три дня. Пойду приму ванну и лягу в постель. И не утруждай
себя, не приходи желать мне спокойной ночи.

- Хорошо, Джеральдина. Как тебе будет угодно.

- Где моя почта? Пришли посылки?

- Спроси у Мэй.

Одним из пассажиров вечернего поезда, прибывшего из Филадельфии в конце
февраля 1921 года, был Бинг Локвуд, иными словами Джордж Бингхем
Локвуд-младший, высокий стройный молодой человек двадцати двух лет. На нем
были светло-коричневая шляпа и длинная енотовая шуба. Шуба была
расстегнута, и из-под нее виднелся светло-серый английский костюм. Ноги
были обуты в черные ботинки с квадратными носами, перетянутые в подъеме
черными союзками. Он вышел из пульмановского вагона и, став на носки,
посмотрел поверх толпы сначала в одну сторону, потом в другую. На перроне,
по бокам от него, стояли великолепный английский вещевой мешок из свиной
кожи и не менее великолепная теннисная сумка, тоже из свиной кожи. И
одежда и вещи этого человека отвечали последней моде, принятой у
студентов-старшекурсников, но держался он сейчас без свойственной этой
породе людей развязности.

- Привет, Джорджи. Погостить домой на субботу? - спросил Айк Венер,
заведующий багажным отделением.

- Здравствуйте, мистер Венер. Не видели нашего Генри?

- Нет. Но я, правда, не искал его. И машины вашей не видел. Может, еще
приедет.

Венер ушел, и скоро Бинг Локвуд остался на перроне один, все время
поглядывая на часы. Прошло пять минут.

- Видно, придется тебе поразмять свои длинные ноги, Джорджи, - сказал
подошедший опять Венер. - Или позвонить к тебе домой? Пойду позвоню, если
хочешь. А ты пока здесь посмотришь.

- Нет, спасибо, мистер Венер. Пожалуй, пойду пешком.

- Может, что неладно, Джорджи? Дома что-нибудь не в порядке? Надеюсь,
матери не стало хуже.

- Все хорошо, спасибо. До свидания, мистер Венер.

Бинг Локвуд прошел два квартала на восток, потом - три квартала на юг и
оказался у родительского дома. Отворив дверь, он вошел, оставил вещи, шубу
и шляпу в холле и направился в кабинет отца.

- Здравствуй, отец.

Джордж Локвуд отложил вечернюю газету в сторону.

- Здравствуй, сын.

- Ну, вот и я.

- Вижу, что ты. Садись, чего стоишь. Не жди, когда тебе скажут, что
делать.

Сын сел на стул и закурил.

- Давно ли перестал носить подтяжки? Или в Принстоне другая теперь
мода?

- Неужели ты начнешь нашу беседу с того, что станешь критиковать мою
одежду? - проворчал Бинг.

- Да с чего ни начни, повод покритиковать тебя найдется. Разве не так?

- Наверно, так. Но не с подтяжек же начинать, черт побери.

- Ладно. Оставим подтяжки. Начнем с твоей манеры разговаривать.

- Ну, извини.

Джордж Локвуд встал, открыл лежавший на письменном столе серебряный
портсигар и вынул сигарету. Хотел было закурить, но передумал, взял
портсигар в руки, осмотрел со всех сторон и протянул сыну.

- Приятно было получить от тебя этот подарок. А теперь возьми обратно.

- Зачем? Я его выиграл, он тебе понравился, и я был рад сделать тебе
подарок.

- Да. Но как ты его выиграл?

- О господи. Это же за теннис.

- Тебя вышвырнули из колледжа за жульничество на экзаменах, и,
насколько я знаю, ты жульничаешь во всем.

- На чемпионате по теннису одним обманом победы не добьешься, черт
побери. Ты замечал, что на возвышении сидит судья и все видит? Если не
хочешь этого портсигара - выкинь его в мусорную корзину. Мне он тоже не
нужен.

- Зачем ты вообще приехал домой? Мог бы не ехать, деньги у тебя есть.
Ты опозорил семью и еще имеешь наглость разговаривать со мной таким тоном.

- Понятно. Значит, это ты не разрешил Генри встретить меня.

- У Генри сегодня свободный день.

- А сам ты, конечно, не пожелал ехать. Впервые за семь с половиной лет
меня никто не встретил.

Джордж Локвуд фыркнул.

- Скажи на милость! Ты, может, думал, что мы в духовым оркестром выйдем
тебя встречать?

- Ничего такого я не думал, и ты это знаешь, отец. Я заслужил наказание
и, надеюсь, приму его как подобает мужчине. Но насмехаться надо мной,
начинать разговор о каких-то подтяжках... Возвращать портсигар... - Голос
Бинга дрогнул. - Право, отец...

- Ради бога, без слез. Час от часу не легче. То ругаешься, как
извозчик, а то хнычешь, словно девчонка. Хочешь реветь - иди к себе в
комнату.

- Больше не заплачу. Я уж говорил тебе по телефону и скажу еще: все
отдал бы, если бы мог смыть это пятно. Лучше было завалить экзамен, чем
обманывать.

- Или быть уличенным в обмане. Насколько я понимаю, однажды тебе это
уже сошло с рук.

Сын в нерешительности помолчал.

- Дважды сходило с рук. Но я жалею, что не отдался на волю судьбы и не
провалился.

- Верно. Если бы только провал, куда легче было бы устроить тебя в
другое учебное заведение. Даже и обратно в Принстон дорога не была бы
закрыта. А сейчас тебя не берут даже в Пенсильванский университет и в
Бакнелл.

- Ты что, обращался и в Пенсильванский и в Бакнелл?

- Говорил кое с кем из знакомых. Правда, в Бакнелл можно - только не в
этом году, а в следующем. У твоей матери есть родственник, он баптистский
священник в Уилкс-Барре.

- Я не хочу ни в Бакнелл, ни в какой другой.

- Ах, у тебя свои планы. Можно спросить какие?

- Я еду в Калифорнию. Буду там работать.