не прошли необходимой подготовки. Понадобится еще не менее десяти
недель.
- Очень хорошо, - не проявил никакого неудовольствия Итагаки, -
как я уже сказал, обучение должно быть полностью закончено через
двадцать одну неделю. Потом ваши люди сами станут учителями. В ходе
военных действий они могут передавать свой драгоценный опыт миллионам
наших солдат, которых мы швырнем в джунгли юга. Вы не поняли меня,
подполковник Арита. Индокитайская операция не потребует от ваших людей
слишком больших усилий. Достаточно того, что они уже умеют. Кстати,
когда я их увижу?
- Как прикажете, господин генерал. - Арита взглянул на часы. -
Можно минут через сорок.
- Даже так? Прекрасно, Арита, превосходно... Давайте завтра, в
семь утра... А потом продолжим разговор. У вас есть вопросы?
- Только один, господин генерал. Если мне требуется быть в
Индокитае завтра, вылететь необходимо сегодня?
- Я употребил слово "завтра" фигурально, - объяснил Итагаки. -
Если ваши "висельники" оправдают мои ожидания, к переброске можно
будет приступить дня через три, не ранее. Не такое уж я чудовище,
чтобы не дать людям времени на сборы. Кроме того, мы сначала
передислоцируем команду на Хайнань. Пусть ребята полюбуются видом
Тонкинского залива с востока, придут немного в себя. Вы будете приданы
пятнадцатой армии, подполковник Арита. Ей выпала честь первой вступать
во Французский Индокитай. Но путь проложите вы. Надеюсь, что это не
будет сопряжено с большими трудностями. Так что пусть "висельники" не
спешат повязывать белые "хасимаки" смертников. - Генерал рассмеялся,
найдя свои слова забавными, и с нескрываемым удовольствием взялся за
свои схемы и графики. - Значит, в семь.
x x x
Возвратившись из Токио, Фюмроль застал в доме Мынь. Без малейшего
смущения девушка приняла из его рук портфель и тотчас вернулась с
рюмкой анисовой. Смахнув со стола муравьев, она опустила жалюзи и
выскользнула из комнаты. Фюмроль следил за ней со смешанным чувством
радости и удивления.
- Мынь, - позвал он, не прикоснувшись к рюмке. - Мне нужен
портфель. - Затем хлопнул в ладоши: - Тхуан!
Они явились почти одновременно. Мынь обеими руками прижимала к
животу тяжелый портфель, а Тхуан держал кокосовую скорлупу с
прелестной орхидеей.
- Вот, господин, - буркнул он, осклабясь. - Собирался подвесить
на веранде.
- Отлично, Тхуан, - кивнул сбитый с толку Фюмроль. - Я оторвал
вас от дел только затем, чтобы поздороваться. Здравствуйте.
- Здравствуйте, господин. Добро пожаловать домой. Как долетели?
- Благодарю. - Фюмроль поманил Мынь: - Оставь портфель и
ступай... Это ваша работа? - проводив ее взглядом, он повернулся к
Тхуану. - Или она сама пришла? - Он открыл новенький сейф и переложил
в него из портфеля наиболее важные документы.
- Господин недоволен? - уклонился от прямого ответа повар. -
Девушку можно отослать назад.
- Нет, зачем же... - смутился Фюмроль. - Просто я как-то не
ожидал увидеть ее у себя. - Он отвел глаза от изъеденного оспой и
вечно улыбающегося лица повара. - Кому все же принадлежала инициатива?
Вопрос прозвучал отрывисто.
- А говорили, что Мынь нравится господину...
- Кто говорил? - спрятав ключ, продолжал расспросы Фюмроль.
Горячая волна, которая прихлынула к горлу, когда он увидел
девушку, сменилась тоскливым отливом. Он чувствовал себя совершенно
открытым. Отовсюду следили за ним чьи-то холодные, затаившие недобрую
тревогу глаза.
- Не знаю, господин, - помедлив, ответил Тхуан. - Многие так
считали.
- Проклятый город! - Фюмроль сжал кулаки. Он с трудом
сдерживался. Сказывалось напряжение последних дней, изматывающая
дорога и гнусная эта морось, от которой изнутри запотевает часовое
стекло. - Воистину проклятый город. Тут все за всеми следят.
- Похоже, господин перегрелся на солнце, - сочувственно покачал
головой Тхуан. - Я принесу пузырь со льдом.
- К черту пузырь, к черту все! - Фюмроль поднялся, отшвырнул
ногой портфель и, пошатываясь, направился в спальню. Он помнил и свой
последний вопрос, и то, что Тхуан на него не ответил, но все вдруг
стало ему безразлично. Череп переполнился теплой медлительной
жидкостью, в которой красноватыми вспышками один за другим угасали
возбужденные центры.
Рухнув ничком на постель, Фюмроль крепко зажмурился, чтобы не
видеть больше черных мелькающих точек. "Это, наверное, тропикантос", -
успел подумать он, теряя сознание. Но это был всего лишь сон, глухой,
изнуряющий сон среди бела дня, от которого человек встает опустошенным
и разбитым.
Когда Тхуан бережно разбудил его, Фюмроль долго не мог понять,
где находится. Он сел, опершись на подушку, и одичало помотал головой.
В такт приливающей к вискам крови болезненными толчками возвращалась
память. С подносом, на котором дымился горячий шоколад, подступила
Мынь. Присев бочком на постель, она подала ему чашку. Безотчетно
повинуясь памяти детства, Фюмроль выпятил нижнюю губу и капризно
поморщился, но маслянистый и белый шоколад выпил с удовольствием. Ему
было немного стыдно встречаться взглядом с Тхуаном. Он и сам не
понимал теперь, для чего было затевать никчемный допрос. Разве не
приучил он себя воспринимать жизнь как некую изначальную данность, чьи
сумбурные проявления не зависят от желания и воли?
Одобряюще кивнув девушке, он вытер губы салфеткой.
- Никогда не пробовал такого!
- Белые бобы только что получены с юга, - удовлетворенно проурчал
Тхуан. - Прикажете почту?
Он принес стопку газет, несколько казенных пакетов - один из них
был помечен грифом контрольной комиссии - и два конверта с красным
штемпелем французской авиапочты. Почерк жены Фюмроль узнал в первое же
мгновение. Сбросив все остальное на пол, он обеими руками схватил это
маленькое письмо с голубой маркой, запечатлевшей пароход "Нормандия".
Разрывая дрожащими от нетерпения пальцами хрустящую бумагу, подумал о
том, что жизнь любит затягивать тугие узлы. Надо же было именно сейчас
- не раньше и не позже - получить весть от Колет! И притом, эта марка.
Впрочем, ее Колет могла преднамеренно выбрать. С "Нормандией" у них
было связано много приятных воспоминаний. Жена писала, что роды прошли
удачно, но девочка родилась слабенькая. И сама она тоже еще не
оправилась и очень волнуется за крошку Люсьену...
Люсьена! Они вместе выбрали это имя, а если бы родился мальчик,
его бы назвали Виктором. Колет заклинала его беречь себя, жаловалась,
что страшно устала от постоянной тревоги и тоски. "Временами мне
кажется, что я больше не выдержу, - писала она, - но стоит девочке
заплакать, как я бегу к ней, и сами собой ко мне возвращаются силы.
Если все закончится благополучно и доктор Милле не наложит свое
беспощадное вето, мы сядем на первый же пароход, идущий в Индокитай".
- Тхуан! - позвал Фюмроль, сглатывая подступившие слезы.
Он вскочил с кровати, переоделся в свежее, приятно холодящее
кимоно и, подобрав на ходу желтый пакет, влетел в кабинет.
- Тху-а-ан! - пропел он, бережно пряча письмо в верхний ящик
сейфа.
Послание генерала Нисихары так и осталось непрочитанным. Вспоров
пальцем конверт, Фюмроль только взглянул на дату, аккуратно
проставленную на бланке, и потянулся к корзине. Можно было не
сомневаться, что после токийских переговоров японская сторона
предъявит новые, куда более жесткие требования.
- Завтра вечером мы принимаем гостей, - довольно потирая руки,
объявил он своему повару и домоправителю, который опять притащился с
орхидеей. - Стол накроете в большой гостиной, на пять персон.
Черепаховый суп, лангустины, шампанское. - Он победно прищелкнул
пальцами. - Одним словом, вы понимаете.
Бережно прижимая цветок к груди, Тхуан удовлетворенно заворчал.
- Что вы там бубните? - улыбнулся Фюмроль. - Не разберу.
- Мне приятно, что у господина будут настоящие гости, - чуть
более внятно произнес повар. - Значит, в дом пришло счастье.
- Вы угадали, мой друг. У меня родилась дочь. Не знаю, надо ли
радоваться тому, что в мире, который раскалывается на части, появилась
маленькая маркиза, но почему-то я счастлив.
- Позвольте принести вам свои поздравления, господин. Дети - это
единственное, ради чего стоит жить. Корзина уже опять полна. - Он
виновато переступил ногами. - Господин позволит?
- Что? - Фюмроль проследил за его взглядом. - Ах, корзина... - Он
небрежно махнул рукой. - Конечно, Тхуан. - И, по обыкновению,
предупредил: - Бумаги сожгите... А я, знаете ли, что-то опять устал.
Никак не приду в себя после дороги. Если будут звонить, скажите, что
не велел будить.
Закрыв за собой дверь спальни, Фюмроль сунул под подушку
пистолет, выключил свет и, тихонько приоткрыв дверь, юркнул под сетку.
В настороженной тишине он чутко прислушивался к скрипам и шелестам
ночи.
Когда тонко проскрипели ступеньки винтовой лестницы - очевидно,