ее должен был доставить специально выделенный аэробус, едва вместивший в себя
щедрые дары гостеприимных россиян. Чего тут только не было: и бочка
башкирского меда, и самаркандские ковры, и штабеля украинского сала, и груды
прибалтийского янтаря, и грузинская чеканка, и даже шкура того самого
неуловимого гуминида...
Кстати, именно здесь, у трапа самолета, воспользовавшись тем, что Николай
Шорохов и П. П. Чуланов деликатно отошли в сторонку, Избавитель Отечества,
смущаясь, как школьник, поведал Джессике о своих матримониально-монархических
мечтах. Она звонко рассмеялась и, поднеся к лицу носовой платочек, сказала:
"Вы очень юмористический мужчина!" Но тут в дело вмешались прислушивавшиеся к
разговору Н. Шорохов и П. П. Чуланов и решительно подтвердили, что такими
вещами не шутят, а речь идет о деле чрезвычайной государственной важности!
Джессика посерьезнела, поморщила носик и созналась: поездив по России, она
пришла к выводу, что управлять этой страной, очевидно, не труднее, чем
управляться с ресторанчиком "Russian blin" в условиях жесткой конкуренции и
скрупулезного налогообложения, поэтому ее тревожит не столько державная,
сколько интимная сторона вопроса. У нее в жизни было несколько не очень
удачных сексуальных эпизодов, и она боится снова ошибиться... На прощание она
протянула адмиралу руку и тонко глянула на его безымянный палец, на котором
виднелся след от предусмотрительно снятого обручального кольца. А стоя на
первой ступеньке трапа, Джессика вдруг прослезилась, прикрываясь платочком,
поцеловала Избавителя Отечества в щеку, но тут же тщательно стерла платочком
след от губной помады с адмиральской щеки.
тоскливо глядя вслед обворожительной рюриковне.
Вернувшись в Кремль, адмирал Рык одним росчерком пера изничтожил всех
экстрасенсов, астрологов, колдунов, белых и черных магов, медиумов и прочих
сверхъестественных проходимцев, необычайно расплодившихся за годы
Демократической смуты. Это было тем более удивительно, что раньше Избавитель
Отечества относился к данной категории трудящихся с явной симпатией и даже
пользовался их услугами. Особенно он благоволил к одному знаменитому
психотерапевту, который два раза в неделю с экрана телевизора залезал своим
целительным взглядом в самое народное нутро, а кроме того, изобрел знаменитый
приворотный лосьон. Каждый желающий, переведя известную сумму на конкретный
счет, мог получить по почте бумажку, смоченную лосьоном и инструкцию по
эксплуатации. В ней рекомендовалось сначала нормализовать свой вес, избавиться
с помощью специалиста от нежелательных образований на коже, залечить зубы,
освоить хорошие манеры, купить модную одежду, а потом уже, подвесив на грудь
ладанку со смоченной бумажкой, идти "приворачивать" объект неутоленной
страсти. Конечно, для Избавителя Отечества в канун решительного объяснения с
Джессикой доставили полную склянку приворотного лосьона, и адмирал пустил его
в дело почти без остатка... Беспристрастный химический анализ показал, что в
склянке содержался дешевый одеколон "Гвоздика", чрезвычайно эффективное
средство для отпугивания комаров, и тогда стало понятно, почему предполагаемая
царица, разговаривая с будущим самодержцем, постоянно морщила носик и
подносила к лицу платочек.
В результате сам знаменитый психотерапевт, дававший установку всей стране, был
отправлен в Демгородок, как Ихтиандр, в бочке, до краев наполненной
злополучным эликсиром. От этого запаха он не может избавиться и по сей день.
Остальных бойцов эзотерического фронта рассредоточили по стройкам
национального возрождения. Правда, сначала сгоряча замели и всех цирковых
фокусников, но адмирал Рык в отличие от своих предшественников никогда не
упорствовал в ошибках: через полгода иллюзионисты воротились к своим
зрителям...
11
покрышку.
сержанта.
Тем временем с крыльца медленно спустилась "похоронка": подъесаул Папикян в
черной черкеске с пластмассовыми газырями, главврач в белом накрахмаленном
халате и со стетоскопом на шее вроде амулета. Последним брел, позевывая,
представитель демгородковской общественности изолянт № 330, в прошлом
совершенно независимый и абсолютно безвредный народный депутат. Но с ним очень
злую шутку сыграли парламентские телерепортеры: они постоянно показывали его
на экране и всегда в откровенно спящем виде. В результате именно № 330 крепче
всех из депутатского корпуса запомнился адмиралу Рыку, и, придя к власти, он
отправил беднягу в Демгородок - "досыпать"...
Митинг уже закончился, но у заборчика толпилось человек пятнадцать, ожидая
выноса тела. Подъесаул Папикян сурово велел им расходиться, потом огляделся и
пальцем поманил к себе Рената.
то выпорю! Понял?
Войдя в дом следом за Ренатом, Мишка после яркого утреннего света не сразу
заметил перемены. Борис Александрович был уже в гробу, установленном на
разложенном, как для гостей, столе. Его голова была чуть наклонена вперед, и
казалось, что он старается разглядеть ту самую пресловутую царапину на
казенных мокасинах. Лена ничком лежала на кровати и устало плакала.
Хузин закрыл дверь, накинул крючок, потом прошел вдоль окон, задергивая
занавески.
Лена медленно села на кровати - у нее были потухшие глаза, красное от слез
лицо и растрепанные волосы. Увидев Мишку, она машинально начала поправлять
прическу, потом передумала и хотела повязать на голову косынку, но вдруг
как-то обреченно вздохнула и застыла, уронив руки.
сторону, - ты тоже согласишься. Он согласился. Давай, Акутагава, скажи громко,
я согласен.
В курсантские годы Курылев каждые каникулы, чтобы подхалтурить к нищенской
стипендии, вербовался в разные горячие точки. Однажды под Сухумом их отряд
здорово потрепали, и они драпали, попеременно таща на самодельных носилках
одного парня, подстреленного снайпером. Может, от страшной усталости, а может
быть, просто по молодости, но тогда Мишке труп того щуплого курсантика
показался неподъемной тяжести Однако Борис Александрович был на удивление
легким.
Лена покорно отошла в сторону. Они вынули тело из гроба и плюхнули на матрац.
Потом Хузин оглядел получившийся натюрморт вдумчивым дизайнерским взглядом,
перевернул покойника на бок и, отобрав у Лены косынку, обвязал ею голову
усопшего. В довершение он накрыл труп одеялом так, чтобы виден был лишь кончик
этой черной косынки. После всего сделанного, Ренат отошел к двери и оттуда
придирчиво оценил результаты своего труда.
Она закусила губу и медленно подошла к гробу, встала ногами на стул, а затем
начала неловко укладываться в эту, как выражался подъесаул Папикян,
"спецтару". Там, внутри, прямо посредине проходил грубый шов, соединявший два
куска прапорщицкого сатина. Казалось, стоит только улечься - шов разойдется, и
человек навсегда провалится в черную свистящую пустоту...
огромную коробку.
Потом он, сузив глаза, еще раз внимательно осмотрел кровать: из-под одеяла
высовывался мокасин с очевидной царапиной на боку. Сначала Ренат попросту
хотел натянуть на предательскую обувь одеяло, но, прикинув, стащил ботинки с
покойника и надел их на босые Ленины ступни.
почти без осложнений - там дежурили свои парни. На третьем КПП начались
неприятности - утренний зануда сержант из свежего призыва еще не сменился. Он
копался в предъявленных бумагах, все время переспрашивал, словно страдал
беспамятством, доставал из кармана устав караульной службы и заглядывал туда.
Потом, подозрительно осмотрев машину, он приказал Курылеву выйти и открыть
заднюю дверь. Ренат, поначалу наблюдавший все это, как бывалый сторожевой пес
наблюдает щенячью возню, не выдержал:
ушел в караулку Мишка глянул на Хузина - тот сидел в совершенно безмятежной
позе, бесцельно улыбался и даже напевал что-то, но совершенно белый от
напряжения палец лежал на спусковом крючке автомата. Неожиданно бронированные
ворота начали раскрываться, и появившийся сержант-новичок, протянув Ренату
проштампованные бумаги, попросил: