капустой. Я на тебя рада богу молиться, а ты выдумал, будто мне бутылку
жалко. Ой, Василий, да как это тебе на ум пришло?
- Я думала, так просто, посидеть.
это само собой. Но у нас с Кузьмой к тебе еще одно дело есть. Ты слышала,
что у Марии большая недостача?
соберут, Марию могут забрать. А у тебя, наверно, деньги есть.
ссуду дают. Это ненадолго.
дай им, Степанида.
Степаниде. - Чего ты врешь?
если бы у тебя их не было. Ты бы их украла. Ты кулак, хуже кулака, тебя
раскулачивать надо!
подскакивала Степанида.
негромко сказал: - Ты посмотри, Степанида, может, сколько есть. Посмотри.
Сама знаешь: четверо ребятишек у Марии.
крупного покрасневшего лица стекали на шею. Степанида нагнулась и тоже
промакнула свои глаза подолом, плачущим голосом сказала:
столько добра делала.
глаза, будто надраивала их, как пуговицы, чтобы они наконец заблестели.
Наклоняясь, снизу, почти из-под стола, выглядывала на мужиков, не то
всхлипывала, не то мычала.
оплакивать.
хочу.
Хошь сейчас выметайся. Ты мне всю шею переела.
деревни на него откликнулись собаки, загавкали густо и дребезжаще. Василий
шагая рядом с Кузьмой, грозился, что выгонит Степаниду; из бригады. Кузьме
стало все безразлично. Боль за Марию и ребятишек, вспыхнувшая за столом,
когда заговорили о деньгах, теперь прошла, и недостача казалась такой же
нестрашной, как это собачье гавканье. Будь что будет. Кузьма чувствовал
только, что он устал и хочет спать, все остальное было неважно.
поставленный для того, чтобы жить в нем, поживать да добра наживать. Деревня
спала, только все еще подлаивали друг другу собаки. Спали люди, и вместе с
ними спали их заботы, отдыхая для завтрашнего дня, чтобы двигаться в ту или
другую сторону. А пока все оставалось на своих местах, все было неподвижно.
во сне обо всем на свете.
ветру огоньки. Потом огоньки пропадают, и за окном остается белесоватая, еще
не налившаяся до конца темнота. Снова покажется дальний одинокий огонек,
грустно посветит и отойдет, но за ним вдруг выскочат два, а то и три огонька
вместе, высветят перед собой кусок земли - совсем небольшой, с крохотным:
домиком и поленницей дров или углом сарая. Он сразу же отступает, его
смывает темнотой! и опять надо ждать следующий огонек и следующий домик,.
потому что без них как-то не по себе.
темноту, как в стену, но что еще можно делать, он не знает. Хорошо, что
поезд идет и идет и город все ближе. Так, отыскивая огоньки, можно ни о чем
не думать - это игра, чтобы обмануть себя.
внизу, тоже дремавшая, открывает глаза, смотрит на часы.
можно опять послушать их и не таращиться больше в окно. Услышав голоса,
снова заворочался парень и сразу же, хмурясь, приподнялся, свесил ноги.
уже опохмелиться решил. Ничего себе.
водой запил, а ты уж бог знает что подумал.
видела.
говорить, что один квас пил.
до того. Бережно, постанывая и покряхтывая, он опускается вниз и там
признается:
говорит старуха.
ее замучил, а ты говоришь, голову.
вечернее похмелье. Лучше умереть, чем его переносить. - Парень надевает
ботинки, медленно, с болью разгибается и лезет в карман пиджака. - Сейчас мы
ему скажем: свят, свят, и его как не бывало. Можно дальше ехать. Дело
знакомое.
зеркало видит, что старик, наблюдая за ней, чуть заметно улыбается.
невзначай стал свидетелем того, что говорится только между мужем и женой. Он
закрывает глаза и притворяется спящим, но лежать так скоро становится
невмоготу, хочется повернуться на бок и куда-нибудь смотреть. Кузьма, как
мальчишка, ерзает, с силой сдавливает глаза. И вдруг он слышит, что дверь
открывают. Но это еще не парень, это проводница.
разбудить ли вас.
Кузьму домашними печенюшками. У Кузьмы наверху в сумке есть яйца и сало, но
он не решается достать их, все думает, что надо достать, и не может
осмелиться. К чему им, поди, его сало? Они люди интеллигентные и говорят
между собой так, будто только вчера сошлись и не успели еще друг на друга
налюбоваться. А живут давно; старуха рассказывает Кузьме, что они едут к
Круз Андрей
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Мурич Виктор
Андреев Николай