Чтение 13–й страницы книги ~Северная Пальмира~

- Так устрой ей игры. Или спектакль. Постарайся для любимой, хозяин. А уж я постараюсь, чтобы у тебя в дому всегда был уют.

- Элий, тебе прислали письмо, - сказал Квинт, заходя в триклиний и оглядываясь - проходя через атрий, он слышал голоса, а вошел и увидел только Элия. Не рехнулся ли хозяин окончательно? Сидит один в триклинии и разговаривает сам с собой.

Элий разорвал конверт.

"Лета просит тебя прибыть в гостиницу "Европа", в номер "L"."

Ему казалось, что сердце его сейчас разорвется.

Лета... Так Летиция назвалась при их первой встрече.

Хитросплетения металлических ветвей и цветов, покрытые тончайшей позолотой. Элий остановился возле решетки подъемника. Для изгнанника в Северной Пальмире слишком много золота, мозаик, дорогих ковров, тепла, света. И времени... Но времени в любом изгнании более чем достаточно. Только время это отравленное, оно бесконечное и одновременно мгновенно проходящее. Здесь ничего не дождаться: ни подъемника, который почему-то не желает спускаться с верхнего этажа, ни новостей, ни перемен - ничего. Элий вновь глянул на золоченую стрелку. Она упорно стояла на цифре "III". Элий открыл дверь на лестницу и стал подниматься. Квинт тащился следом.

"Я жесток с Квинтом, - подумал Элий. - Я со всеми жесток".

Мелкий марш очень удобен для его искалеченных ног.

Элий отыскал дверь с номером "L" и постучал. Никто не отозвался. Он вновь постучал. Тишина. Пришлось идти вниз за администратором. Тот выслушал Элия и удивился. Вполне искренне: пятидесятый номер давно уже пустует. Да, номер снят и оплачен до октябрьских Ид, но домна Лета - под таким именем записалась молодая особа в книге регистрации - не появляется несколько дней. И не распоряжалась кого-либо пускать к себе в номер. Элий протянул служителю письмо. Двести сестерциев довершили дело. Служитель уступил. Вновь поднялись наверх. Служитель открыл своим ключом номер. Элий обошел комнаты. Вещей почти не было. Он с благоговением коснулся оставленной на кровати туники. В шкафу на полке лежало аккуратно сложенное платье. Что-то знакомое и незнакомое. Элий даже не мог сказать - принадлежат эти вещи Летиции или нет... В комнатах стоял терпкий возбуждающий запах.

- Чем это пахнет? - спросил Элий.

- "Вененум". Очень модные нынче духи, - отозвался Квинт. - Кто-то вылил здесь целый флакон.

Однако на столике нашлось письмо, и на сложенном вчетверо листе было написано "Элию". Ее почерк он не мог не узнать. Взял бумагу. Медлил. Потом развернул лист. Ему часто снилось такое: он получает от Летиции письмо, распечатывает, силится прочесть - и не может. Видит буквы, но они расплываются, и смысл ускользает. И тогда во сне, сделав усилие, Элий начинал шептать слова, сознавая, что на самом деле в письме написано другое. Но что написано на самом деле, он прочесть не мог.

Вот и сейчас он смотрел, а букв не видел.

- Читай, - сказал Квинту и протянул листок.

- "Я не была. Я была. Нет меня. Нет у меня желаний. Лета", - прочел Квинт.

Элий не мог понять, зачем Летиция привела в записке текст старинной эпитафии. Зачем подписалась именем "Лета"?

- Все? - спросил Элий. Квинт кивнул. - Не может быть! Там вовсе не то написано! - Он вырвал лист бумаги и прочел сам:

"Я не была. Я была. Нет меня. Нет у меня желаний. Лета".

Она как будто оплакивала себя.

III

Элий медленно спустился по лестнице, вновь почему-то не воспользовавшись подъемником, и в атрии столкнулся со Всеславом. Молодой гладиатор, видимо, возвращался из амфитеатра. Да, кажется, сегодня имя Сенеки было в списках. Гладиаторы боялись его, как чумы. Коли Всеслав на арене, наверняка будет кровь. И смерть - очень вероятно. За глаза Сенеку прозвали Фобосом1. Всеслав об этом прозвище знал, и оно ему нравилось.

- Ты ко мне? - В голосе Всеслава послышалась мольба. Он почти заискивал. - Я не знал... Но сейчас все устрою... Эй... сюда! - кликнул он служителя.

- Я не к тебе.

- Нет? - В глазах Всеслава была такая тоска.

- Ты сегодня сражался? - спросил Элий.

- Ну да, с Эпиктетом. Его увезли в больницу. Зайдем ко мне, отметим победу.

- Эпиктет сильно пострадал?

- Какое мне дело? Я выиграл... Мы все знаем, на что идем. Это ты стараешься никого не убить. Публике такое не нравится. Твоя популярность падает.

- Не стоит думать лишь о том, как угодить публике.

- Зачем же тогда я пошел в гладиаторы? И ты - зачем?

- Я уже говорил - исполнить желание.

Слова Элия разозлили Всеслава. Он их не понимал.

- Ты врешь! - закричал юноша. Несколько человек, сидевших в углу атрия на скамьях, обернулись. - Ты нагло врешь! Тебе нужна слава! Такая слава, какую не удавалось стяжать никому до тебя!

- Послушай, я знаю, в чем дело. - Элий положил ему руку на плечо. - И хочу тебе помочь. Это очень трудно, почти невозможно, но пока еще ты...

- Отвяжись! - Всеслав стряхнул его руку. - Отвяжись, паппусик... И молись, чтобы нам не сойтись друг с другом на арене.

В этот момент открылись двери подъемника, и Всеслав кинулся в кабину бегом, как в нору, как в убежище.

- Сульде! - крикнул Элий.

И тут произошло что-то невероятное. Всеслав будто прянул вверх. Плечи его раздались, а лицо исказилось. И вместо юных черт уроженца севера проглянуло совсем иное - смуглое, плоское, скуластое, с косо прорезанными глазами. Тонкие губы оскалились, обнажая желтые зубы. Но так длилось лишь мгновение. А потом видение исчезло. Лицо Всеслава сделалось прежним, только очень бледным, гладиатор держался рукой за ворот туники и часто-часто дышал. Элий попятился.

Всеслав опомнился и нажал кнопку подъемника. Какая-то женщина хотела войти в кабину, но Всеслав отшвырнул ее, и двери закрылись. Подъемник тронулся. Всеслав опустился на пол, обхватил руками колени и заплакал. Потом нажал кнопку остановки. Раздвинул створки - силы хватило, выскочил и помчался по лестнице вниз.

Но Элия уже не было в атрии.

Шелк был нежен, как может быть нежен только шелк. Струился, ласкался к пальцам. Возбуждал...

- Красивое платье. Хочешь купить? - спросила стоящая рядом женщина.

Летиция невольно отшатнулась. Она не любила, когда с ней разговаривали на улице.

Незнакомка была красива, но какой-то странной, будто прозрачной красотой. Очень бледное лицо без намека на краску, светлые ресницы. И глаза совершенно прозрачные, в их глубине зловеще чернели зрачки. Волосы тоже были совершенно белые - именно белые, а не седые, без намека на серый или желтоватый оттенок. И одета женщина была необычно: прозрачное платье, а поверх плащ из белой пушистой шерсти, отороченный белоснежным мехом. На шее сверкало жемчужное ожерелье.

- Хочу, - ответила Летиция. Будто против воли. Или в самом деле против воли? - Я каждый день покупаю новое платье. - Уж этого она точно говорить не хотела. - Чтобы один день отличить от другого.

- Зайдем ко мне, выпьем кофе, поговорим, - предложила незнакомка.

- Ты - сводня?

- А хоть бы и так? Тебя это пугает?

- Почти нет.

- Я - Иэра, - сказала матрона. - Одна из Нереид.

Дом ее был недалеко от рынка - миновать сад, где резвились дети (только не смотреть на детей, зажмурить глаза и не смотреть, и криков их не слышать, и плача...). А вот и дом - почти что дворец, отделанный белым мрамором, прозрачный, бесцветный, как струи дождя, как и сама хозяйка.

В малый триклиний (опять же белые стены без росписей и мозаик - лишь лепные барельефы, причудливые фризы - и только) слуга, молчаливый, седой, наряженный в белое, принес серебряный поднос, а на нем - серебряный кофейник, серебряные чашки изумительной работы, ложечки, тарелочки, все из серебра. В ажурной вазочке, опять же сплетенной из серебряных нитей в тончайшее кружево, обсыпанное сахарной пудрой, лежало печенье. Лишь кофе был черным. Черным, как земля. А Летиция уже была готова увидеть белый кофе.

В триклиний по очереди заглянули трое молодых людей. Все трое белобрысые, с плоскими, будто приплюснутыми, лицами, маленькими глазками навыкате, слюнявыми полуоткрытыми ртами. Столь схожие и ростом и выражением лица, что Летиция приняла бы их за одну и ту же личность, трижды промелькнувшую в проеме, если бы они неожиданно не явились в дверях все трое, явно ожидая приглашения к столу.

- Вас покормят в большом триклинии, - пообещала матрона.

Двое тут же заулыбались, закивали согласно и ушли, а третий озлился, стал брызгать слюною, заорал: "Скотина!" Но тут же пара сильных рук ухватила его под локти. И этот третий был уведен, хотя и не без труда.

- Мои сыновья, - сказала матрона. - Все трое - близнецы. И все - идиоты. Двое добрых, а третий - злой. Ты его сторонись. У него манера щипать за руку выше локтя, и пребольно. - Она сказала об этом легко и без жалости. - Я здесь как бы в изгнании. Слишком много времени провела в колодце. Надо было окунуться и уйти, но меня держали там годы и годы. И вот теперь мне не мил Небесный дворец, хочется взлететь выше, в Недосягаемое. Но не могу. И вместо того чтобы рваться вверх, бегу вниз на землю. Так всегда бывает, когда желаешь недостижимого. Растешь до своего желания, и никак не можешь дорасти. Рвешься изо всех сил, и все равно чувствуешь - мелочи, все мелочи.

- Мелочи, - повторила Летиция вслух. Слово было знакомое.

- И тогда кидаешься вниз - в эти самые мелочи, - продолжала Иэра. - Это не спасение, это обман, поражение. Так и с тобой случилось. Твоя любовь больше тебя.

- Я уже не люблю, - отвечала Летиция спешно.

- Жаль, что ты не глотнула из того колодца, - задумчиво проговорила Иэра. - Вода из него дает знание и сокращает жизнь. Невеликая плата, не так ли?

- Я уже не люблю, - повторила Летиция упрямо.

- Опасно так обманывать себя. Ты видела эту троицу? Я тоже себя обманула. Решила, что убью их своей ненавистью. Но пока они росли во мне, ненависть моя уменьшалась, и аборта не вышло. А вышли из чрева три идиота. Три полубога-идиота. Что-то случилось с нашим миром, если возможно такое. Смертные женщины так иногда поступают: пьют какую-нибудь гадость, пытаясь убить новую жизнь, но останавливаются на полдороге, не убивают, а рожают больных ублюдков. К счастью, эти трое смертны. Я буду с ними до конца, им не придется заканчивать дни в одном из тех ужасных приютов, что построили люди. Так что пока у меня есть причина жить среди людей. Хорошо, когда есть причина заниматься мелочами и не рваться в небо. Поэтому женщиной на земле жить проще. Можно спрятаться за мелочи. У мужчин это не получается. Они лезут куда не надо. Как Элий полез в мой колодец и взял то, что ему не принадлежало.

- Чего ты от меня хочешь?

- Хочу, чтобы ты не повторила моей ошибки. Вернись в Рим к своему сыну. И выходи замуж за Бенита. Ради Постума.

Иэра говорила об этом так просто, будто речь шла о финансовой сделке.

- Что?.. - Летиция задохнулась от отвращения. Мерзостнее всего было то, что она и сама иногда так думала. Думала, но не могла решиться. Уж лучше умереть.

- Ради своего ребенка надо быть готовой на все. Выйти замуж за Бенита - самый лучший шаг. Если будешь достаточно ловка, Бенит разведется с твоей матерью и женится на тебе. Поначалу придется побыть лишь его конкубиной. Но это временно. Ради ребенка можно сделать и не такое.

- А Эл-лий... - Летиция задохнулась. Она вся дрожала. Ей казалось, что Иэра объявляет ей приговор. Смертный. Бенит когда-то волочился за нею и даже пытался тогда в саду... Неужели не ускользнуть? Фатум, рок. То, к чему тебя приговорила судьба, исполнится, как ни ускользай. Но прежде Летицию приговорили к жертвоприношению. Быть может, оно еще состоится...

- Ты же сказала, что не любишь его, - напомнила Иэра.

- Да... - едва слышно выдохнула Летиция.

- Так о чем речь? Возвращайся в Рим. И думай о Постуме. Не думай ни о ком другом. Элий - всего лишь бывший муж. Его можно не принимать в расчет.

- Он... он был всем для меня. Он сделал меня Августой, а Постума - императором.

- Меня трахал сам царь богов - что из того? Сейчас главное для тебя - Постум. Подумай над этим, девочка. Многие разучились думать, уж не знаю почему. Мир глупеет и глупеет. Но ты все же постарайся, ведь ты наполовину гений, и это ко многому обязывает. Бенит молод, красив, он у власти. Что еще надо? Девяносто девять женщин из ста согласились бы не думая. Так о чем думаешь ты?

- Я хочу уйти, - сказала Летиция, вставая.

- Тебя никто не держит. Но помни: если ты оставишь Постума в руках Бенита, он превратится в чудовище. Только ты можешь спасти его. Ты должна говорить со своим сыном каждый день.

- Почему ты уговариваешь меня? Кто тебе это поручил? Зачем?

- Я - богиня. А боги наставляют людей. Вот и я наставляю тебя, глупую. Напрямую. Без посредничества гения. Или ты не веришь богине?

- Я хочу уйти, - повторила Летиция и попятилась к двери.

- Сколько платьев ты купила? - поинтересовалась Иэра будто между прочим.

- Мне хватит, - отвечала Летиция. - На все дни.

- Я видела четырнадцать платьев. Или я ошиблась?

Летиция бросилась вон из триклиния.

ГЛАВА X

Игры в Северной Пальмире

(продолжение)

"Шестой флот викингов в Атлантике обстрелял линкор Империи. Есть

погибшие. Рим выражает свой протест Бирке".

"Вчера умерла Криспина Пизон, вдова императора Руфина".

"Сегодня после состязаний вновь будет совершено жертвоприношение, как в

древние времена. Правому коню квадриги, победившей на скачках, отрубят

голову и хвост".

"Послание Нормы Галликан оскорбляет римлян. Доколе мы будем терпеть

такое? Доколе?!."

"Акта диурна", Иды октября1

Этот день должен был когда-нибудь наступить. И он наступил. Элий был уверен, что ланиста нарочно тянет, откладывая поединок, не желая сводить вместе двух лучших бойцов. Но больше тянуть было нельзя: публика требовала крови. Публика хотела, чтобы хромой гладиатор и юный Сенека сошлись наконец на арене.

Элий еще накануне знал, что будет драться со Славом.

"Если бы я встретился с ним в самом первом поединке! - размышлял Элий по дороге в амфитеатр. - Тогда он еще не вошел в силу, и я бы мог его победить... а теперь он насытился кровью. Нет, я не смогу... Даже моих сил не хватит".

Первым, кого встретил Элий в куникуле, был Эпикур. Тезка великого философа был взволнован и возбужден. Слишком возбужден, чтобы хорошо драться.

- Мы с тобой в паре, - сказал Эпикур. - Ты знаешь?

- Знаю. Ты дерешься первым. А я - твой тертиарий1.

Элию чудилось, что ледяной ветерок гуляет по подвальным помещениям - вот коснулся лопаток, и спина похолодела. Сократ попался им навстречу. И как-то нехорошо усмехнулся. Опустил глаза и прошел мимо. Элий повернулся и проводил его взглядом.

- Сенека против нас, - сказал Эпикур. - А Эмпедокл у него тертиарий.

Надо было раньше свести Элия с Сенекой. Но спорить с Диогеном бесполезно: он раб хозяев амфитеатра, раб толпы, орущей на трибунах, раб еще кого-то, о чьем существовании Элий даже не догадывается.

Всеслав, еще без доспехов, в кожаной в куртке, отороченной волчьим мехом, вошел в куникул. Эмпедокл следовал за ним. Увидев Элия, Всеслав остановился, будто споткнулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Всеслав чего-то ждал. Быть может, думал, что Элий вновь крикнет: "Сульде"? Но Элий молчал. Стоит ли вообще говорить накануне боя? Теперь уже ничего не изменишь...

- Эй, паппусик, ты небось рад, что сегодня мы наконец деремся! - нагло усмехаясь, сделал выпад Всеслав.

- Отвяжись от него! - неожиданно вмешался в разговор Эпикур и даже подался вперед, будто хотел заслонить собой напарника. После ссоры в Летнем саду Эпикур Сенеку возненавидел. И хотел, чтоб Марк Аврелий ненавидел тоже. Но седой гладиатор почему-то не выказывал к жестокому новичку неприязни. Напротив - как будто жалел и сочувствовал. Эпикура это злило.

- Эпикурчик, я сделаю из тебя пульпу2, - пообещал Сенека. - И из тебя, паппусик, тоже. Много-много пульпы.

Элий не ответил.

- Наконец-то мы с тобой сегодня сойдемся на арене, Перегрин! Пожелай мне удачи, Марк Аврелий! - рассмеялся Всеслав. - И веселья. Как можно больше веселья на арене.

В куникуле брякнул звонок.

- Продолжим на арене, - пообещал Всеслав. - А ты фекальный боец, Эпикур. Как есть фекальный.

- Главное - не какой ты боец, а какой у тебя тертиарий, - заявил юноша и покраснел.

И Сенека ничего ему не ответил. Не смог. И спешно ушел в свою раздевалку.

Элий проводил его взглядом.

Сенека убил Зенона, искалечил Питтака и серьезно ранил Эпиктета. Эпикуру с Сенекой сражаться первому. Так решил Диоген. Бедный Эпикур!

Всеслав вошел в свой закуток и плюхнулся на скамью. Зачем он пытался оскорбить Элия? Тот хороший боец. Нет, не просто хороший - замечательный... Он, Всеслав, хотел бы быть таким, как Элий. Хотел бы, но не может... Жаль.

Кто-то заглянул в комнатушку. Всеслав поднял голову. Ну надо же, Квинт пожаловал! В руках всегдашний спутник Элия держал броненагрудник. Всеслав насторожился, десница невольно сжала рукоять меча.

- Элий просил передать. Этот лучше твоего. Легче и прочнее. Ни один меч его не разрубит. - Квинт положил броненагрудник на скамью рядом с гладиатором.

- Элий дарит мне броню? - Всеслав не поверил, взял подарок, осмотрел. В центре - клеймо Норика. Нагрудник выше всяких похвал. - Марк Аврелий хочет, чтобы я его убил?

- Он просил передать тебе доспехи. А больше я тебе ничего не могу сказать, - отвечал Квинт скучным голосом. - Потому что и сам не знаю.

Горячая волна совершенно невозможной, немыслимой благодарности залила Всеслава с головой. И вдруг сквозь эту жаркую согревающую пелену, сквозь стук крови в ушах прорвался мерзкий холод.

И Всеслав услышал как бы со стороны свой глумливый голос:

- Если Элий думает, что я после этого ему поддамся, то он ошибается.

- Элий так не думает.

Всеслав глотнул воды. Невыносимо хотелось бежать к Элию и во всем признаться... Только в чем? В чем он должен признаться? Он ведь и сам о своей тайне ничего не знал. Чувствовал: она мерзостная, постыдная... Но Элий простит. Элий, не зная, простит. В этом Всеслав был уверен.

И поможет...

- Хорошо бы это была вода Леты, дарующая забвение. - Голос Всеслава дрогнул. - Выпил - и все забыл. Лета тоже хотела все забыть.

- Что?.. - переспросил Квинт. И вдруг переменился в лице. - Что ты сказал?