Чтение 13–й страницы книги ~Мертвое небо~

Монахам подвели пардов, слуги подставили спины, чтобы хозяевам сподручней забраться в седла.

Один из монахов махнул хлыстом. Солдаты схватили цепи и бегом потащили кормчего к всаднику - тому, кто допрашивал Руджа.

Монах поддел хлыстом подбородок кормчего, вынудив поднять голову.

- Мы решили... - проговорил монах. И сделал паузу, наблюдая за пленником. - Мы решили, что вы виновны. - Пауза. - Оба. - Пауза. - В колдовстве. - Пауза. - Помнишь, я говорил о выкупе? Мы решили, что золото безбожников и колдунов не может искупить их вины. Но если ты решишь отдать его Святому Братству - мы примем. И помолимся о ваших пропащих душах, кои достанутся, вне сомнения, чернейшим из демонов.

Рудж молчал.

Дорманож некоторое время изучал его лицо, затем произнес с ледяной усмешкой:

- Я приготовил для тебя нечто особенное. Для тебя и твой подружки. Возможно, это слишком быстрая смерть для таких, как вы. Святейший Наставник Крун, например, предлагал перед повешением содрать с вас кожу, но я не хочу, чтобы вы от боли позабыли друг о друге. Ваша смерть должна быть назидательной. Она должна быть поэтичной. Я хочу, чтобы Наисвятейший с удовольствием выслушал рассказ о ней.

- Я бы все-таки как следует допросил этого имперца, - проворчал Крун. - Могли же они заранее договориться о встрече?

- Нет, - Дорманож увидел, что кормчий навострил уши, и усмехнулся. - Мы поймаем твоего дружка, - заверил он. - Может, сегодня, может, через пару дней. Не думай о нем, думай о том, что ждет тебя.

- Поймаешь? - Рудж сумел побороть страх и улыбнулся. - Не думаю, что ты его поймаешь. Скорее наоборот - это он поймает тебя, хуридский ублюдок!

Напрасно он это сказал. Брата-Хранителя угроза не рассердила, а позабавила.

- В повозку его, - спокойно распорядился Дорманож. И, с двусмысленной улыбкой: - Поболтайте напоследок!

Две солдат вновь ухватили цепи и поволокли кормчего к повозке. Третий тыкал в спину древком - усердие демонстрировал.

Дверца приоткрылась, Руджа впихнули внутрь. Дверца захлопнулась. Темно и душно. Словно в гробу.

Но в этом гробу он был не один.

- Рудж? - чуть слышно проговорил знакомый голос.

- Ними!

Кормчий нашел ее на ощупь, обнял. Цепи мешали - оба были скованы, но неважно. Главное - вместе.

- Ладно, ладно, - бормотал Рудж, прижимая ее мокрое лицо к груди. Сухая солома запуталась у Ними в волосах. - Что они с тобой сделали?

- Ничего, - прошептала девушка, прижимаясь к нему еще крепче. - Но там было холодно. Я не спала всю ночь. Что с нами будет? Нас казнят? Будут пытать?

- Я не знаю, - соврал Рудж.

- Они нас замучат, - обреченно проговорила девушка. - Вы в Империи не знаете, что они делают с людьми.

- Знаю, - мрачно сказал кормчий.

"Богиня, спаси ее!"

- Рудж, - прошептала Ниминоа. - Я хочу, чтобы ты меня любил!

- Я люблю тебя, девочка!

- Нет, нет! Я хочу, чтобы ты любил меня здесь, в последний раз.

- Ты действительно этого хочешь?

- Да, да!

Повозка тронулась.

Колеса загрохотали по камням.

Утлая лодочка в яростном море,

Мили и мили до берега Горя,

Ближе - до дна.

Весла-тростинки сжимают хоробры.

Без толку.

Хрустнут сосновые ребра.

Море проглотит и ярых, и добрых.

И - тишина.

Это Данил бормотал, когда уходили из Воркара. На языке русов. А потом перевел на хольдский, для Руджа.

Утлая лодочка...

- Я тебя люблю, девочка, - прошептал он, развязывая шнур лифа.

- Не надо, - прошептала Ниминоа. - Цепи же. Просто подними подол.

Бедро под нижними юбками намного теплей его ладони.

- Быстрей, милый!

"Последние часы, - подумал Рудж. - Вернее всего, мы не доживем до заката. Может, и хорошо, если не доживем".

Повозка выкатилась со двора на улицу. Деревянные колеса загрохотали по деревянному настилу. Возница закричал и ловко хлестнул передних волов. Повозка покатилась быстрее.

- Сомкнись! - проорал сотник, и солдаты перестроились в две колонны, по обе стороны повозки. Замыкали шествие четверо монахов в полном вооружении. Дорманож ехал впереди, среди старших Кариомерского Братства. Два боевых пса, взятые по его требованию, трусили вдоль обочин, вертели тяжелыми головами, рявкали на прохожих, недостаточно быстро спрыгивавших с мостовой в сточные канавы.

Дорманож то и дело запрокидывал голову, изучая окружающие дома.

Крун, заметив это, фыркнул.

- Чего ты боишься? Армии Урнгура? Десанта Империи? Один недобитый шпион шляется по городу, второй сидит в цепях!

- С недобитым я уже имел дело, - отозвался Дорманож. - Да и твои люди тоже.

- Это мой город! - буркнул Крун. - Если я не привык ловить имперских шпионов, так это потому, что их у меня не водится!

Рыночную площадь расчистили. Разобрали даже половину крытых рядов. Пустое длинное пространство. Толпа, отделенная двойной цепью солдат. Рабы божьи, жители Кариомера. Крун придирчиво оглядел толпу и решил, что голов с черными повязками очень мало. Сравнительно с суммой, выплаченной позавчера черноповязочникам. Опасений Дорманожа Отец-Наставник не разделял, но не любил, когда истрачено больше, чем получено.

Треос, командовавший оцеплением, подъехал к братьям-монахам.

Дорманожа он приветствовал с большей почтительностью, чем своего Отца-Наставника.

- Все, как ты приказал, - доложил он.

- Очень хорошо, - одобрил риганец. - Твой выстрел - второй.

- Благодарю, святой брат. Хотя полагаю, что после первого в нем не будет нужды.

- Первым будет стрелять Отец-Наставник, - Усмехнувшись, сказал Дорманож. - Это его город, значит, ему и честь.

Крун побагровел. Этот поганый риганец смеет над ним издеваться. И на место наглеца не поставишь.

- Я думаю, брат Дорманож более достоин... - вяло запротестовал он.

"Вот так! - злорадно подумал Брат-Хранитель. - Воинствующий монах должен быть воином, а не куском тухлого сала!"

- Возможно, - усмешка Дорманожа стала еще шире. - Но я только гость... и хотелось бы про длить удовольствие.

Тут уж и Треос не выдержал, улыбнулся.

- Выгружайте! - распорядился Дорманож.

Солдаты отперли возок. Брат-Хранитель подъехал поближе, оглядел осужденных и рассмеялся.

- Вижу, вы даром времени не теряли!

Рудж с ненавистью поглядел на него.

А вот сам Дорманож к отправленным им на казнь относился без всякой ненависти. Имперец - имперец и есть. А юная колдунья - всего лишь сорняк, выросший на ячменном поле. Как ни красив цветок, а приходится вырвать, чтоб не портил добрые колосья. Разумеется, чтобы вырастить зерно, одной прополки мало.

- Снимите с них цепи! - приказал Брат-Хранитель и, уловив тень надежды на лице Руджа, подмигнул ему.

- Стоит ли? - запротестовал Крун. - Если вдруг они захотят...

- Мы же все обсудили, - перебил Дорманож. - Их надо раздеть. Или ты полагаешь, что ради пустых опасений стоит разрезать такую хорошую одежду?

Отец-Наставник скрипнул зубами: гнусный риганец опять издевается над ним! И приходится терпеть. Требовать суда Величайшего - самоубийство. Один из лучших мечей Хуриды! А любой донос обернется против доносчика. Еще бы, любимчик Наисвятейшего!

Кормчий Рудж ненавидел Дорманожа много сильней, чем Отец-Наставник Крун. Но у него было еще меньше возможностей реализовать свою ненависть. И сейчас, и потом. Он видел оцепление, видел щетину копий позади повозки и уже понимал: на Данила рассчитывать бессмысленно. Да, Данил один стоит полусотни здешних солдат. Но чтобы отбить осужденных, полусотни мало. И сотни тоже мало.

"Значит, я умру", - подумал кормчий.

Смерть его не пугала. Там, в Нижнем Мире богиня заступится за него. Но Ними...

Четыре столба с перекладинами на противоположном конце площади. Подвешенный за ноги умирает иной раз несколько часов. Излюбленнейшая казнь Братства. Для чародеев и покусившихся на заветы Первого Наисвятейшего. Как будто настоящего мага можно убить, привязав за ноги к перекладине!

- Раздевайтесь! - скомандовал Дорманож, когда осужденных расковали.

Пальцы Ниминоа судорожно стиснули руку кормчего.

- Держись, - тихонько сказал он. - Я помогу тебе. Лучше я, чем солдаты.

Будь Рудж один, он набросился бы на стражников, вырвал бы копье, дрался, пока не убьют. Но умереть сейчас - оставить ее в одиночестве среди палачей.

"Я мог бы убить ее там, в возке, - подумал кормчий. - Дурак!"

Нет, скорее всего, на такое ему не хватило бы Духу. Для такого нужно быть Данилом. О богиня, помоги ей! Ты же все можешь!

Данил расположился на кровле кузнечного ряда. Отсюда он видел оцепленный стражниками прямоугольник площади с виселицами на одной стороне и толпой монахов и солдат - на другой. И видел людей Сожри-Всё, рассеянных в толпе. Что-то многовато солдат. И монахов. Или здесь так принято?

- Многовато, - согласился атаман. - Но подожди до обеда. Останется самое большее полсотни стражников.

Данил кивнул. Чем меньше охраны, тем меньше риск потерять осужденных. Вряд ли кто из хуридитов опередит светлорожденного и успеет добить повешенных. За полчаса ни с Руджем, ни с Ниминоа ничего не случится. Молодые, кровь быстрая, выдержат.

Глава пятая

На шеи осужденным накинули веревки, и четверо солдат погнали их через площадь. Монахи остались на месте. Между линиями оцепления оставалось шагов сорок. Слева и справа Рудж видел стражников, неподвижных, уперших в землю тупые концы копий. Зато народ за оцеплением веселился как мог. Самые расторопные взобрались на крыши торговых рядов и оттуда орали всякую чушь, потешая остальных. Руджа оскорбления не задевали, но для Ниминоа это оказалось жестоким испытанием. Прикрывшись руками, она брела по теплой мостовой, не поднимая головы.

- Ты красивее их всех! - сказал Рудж. - Плюнь, не обращай внимания!

У виселиц солдаты передали осужденных шестерым палачам.

- Обнимите друг друга, - деловито распорядился старший.

- Давай-давай! - заорал он на удивленного Руджа.

Кормчий прижал к себе Ними - и тотчас тугая веревочная петля стянула их вместе: грудь к груди.

- А красивая пара! - заметил один из солдат.

- Я не отказался бы попробовать эту красоту поближе! - заявил другой.

- Кого именно? - осведомился палач, набрасывающий и затягивающий петли.

- Хорош болтать! - рявкнул старший. - Давай, железноголовые, марш отсюда! Нечего тут!

- К крысам тебя, кишкорез! Хреном своим командуй! - отругнулись солдаты.

Но отправились восвояси.

Палачи неторопливо, проверяя каждый узел, затягивали веревки.

- Колени болят, - пожаловался старший. - К дождю, значит. Проверь, не туго ли? Еще задохнутся. Ишь, толпа набежала. Как на ярмарку.

- А ярмарки давно не было, - сказал другой. - И зерно опять подорожало, второй раз за месяц.

- Купишь, не нищий, - буркнул старший.

- Ага, тебе-то хорошо, из самих рук Круна кормишься!

- Из его рук и крысе не прокормиться, - проворчал старший. - Ну, все, переворачивай!

Четверо взялись за перекинутые через перекладины веревки, а старший с помощником обхватили притянутых друг к другу осужденных. Старший просунул руку между ног девушки, больно сдавил. Ними вскрикнула, изогнулась, насколько позволяли веревки.

- Не балуй, - прикрикнул палач. Осужденная не была для него женщиной. И человеком не была. Она - работа.

- Взялись - раз!

Четверо натянули веревки, старший с помощником, хекнув, перевернули осужденных вниз головой.

- Тяни веселей! - старший придерживал связанных, пока их не подняли на нужную высоту, а тогда отпустил - и перевернутая площадь закачалась вокруг Руджа и Ниминоа.

Черная поверхность столба то приближалась, то удалялась. Кровь прилила к голове. Боли еще не было. И страха - тоже. Рудж вспомнил: монах говорил о быстрой смерти. Вряд ли такую смерть можно назвать быстрой. Значит, это еще не все?

Веревочные петли сдавили лодыжки, хватка палача ослабла, мир перевернулся... и Ниминоа почувствовала облегчение. Уже не важно стало, что она раздета и весь городской сброд пялится на нее. Теперь она знает, что ее ждет, а значит, нет страха перед неизвестностью. Перед всем, что может сотворить с ней изощренная фантазия святых братьев. Она умрет. Не сразу и мучительно, но зато рядом с Руджем. Могло быть страшнее, намного страшнее...

- Ты как? - спросил кормчий.

- Ничего. Ногам только больно.

- Это скоро пройдет. Скоро ты перестанешь их чувствовать. Мы...

И тут он услышал знакомый гудящий звук - стрела! Данил!

Рудж дернулся, изогнулся... и действительно увидел Данила! На крыше одного из навесов, с мечом в руке, кричащего... Сумасшедший! Ему не справиться с таким количеством солдат!

- Данил! Не надо! - закричал Рудж. - Не надо! Беги!

- Не очень, - констатировал Дорманож, когда стрела Отца-Наставника Круна воткнулась в землю позади виселиц. - Ты, брат Треос.

- Прости, брат, но у меня что-то с рукой, - с лицемерной интонацией произнес Треос. - Благодарю за честь, но сегодня я не стрелок.

"Хитер, - подумал Дорманож. - Не хочет подчеркивать позор Наставника".

Брат-Хранитель пожал плечами, надел защитную рукавицу.

- Мой лук, - приказал он.

С подчеркнутой небрежностью наложил стрелу, быстро, будто и, не целясь, отпустил тетиву.

Когда толстому монаху подали лук, Данил в бешенстве повернулся к Сожри-Всё:

- Ты солгал мне!

Второй раз за последние десять лет однорукий атаман испытал настоящий ужас. Первый был там, в притоне, когда светлорожденный швырнул ему под ноги дымящееся сердце Смерть-Бочки.

- Да нет же, нет! - он отступил настолько, на сколько позволяла крыша павильона. - Так никогда не делали!

- Ты же сказал, что узнаёшь все раньше, чем сами монахи! - очень тихим и очень страшным голосом произнес Данил.

- Еще неизвестно... - начал Сожри-Всё и осекся. Толстый монах натягивал лук.

- Данил! - услышала Ниминоа хриплый крик Руджа. И тут что-то с такой силой ударило кормчего, что их связанные тела качнулись. Девушка ощутила болезненный укол в правую грудь, подняла голову и увидела треугольный стальной наконечник, высунувшийся из живота Руджа и упершийся в ее грудь пониже соска. Хищное жало, разорвавшее изнутри кожу Руджа.

Рудж забился так, словно невероятным усилием хотел разорвать путы, кровь струей хлынула у него изо рта.

- Рудж! - закричала Ниминоа. - Рудж!

Толстый монах, Отец-Наставник Крун целился долго.

- Поднимай людей, - так же тихо проговорил Данил. - Живо!

- Они нас перебьют, - сказал Сожри-Всё. - Здесь монахи и не меньше двух сотен солдат. Нас просто перережут. Без пользы.

Крун, наконец, спустил тетиву. Данил вздохнул с облегчением - стрела прошла очень далеко от цели. Если они все такие лучники... И тут он увидел второго стрелка. И узнал его.

- Поднимай людей! Живо! - в ярости закричал он, вскакивая на ноги и выхватив меч.

Сожри-Всё тоже вскочил на ноги и пронзительно засвистел.

И в этот миг стрела ударила в спину Руджа.