Чтение 13–й страницы книги ~Инквизитор~

На сей раз снилось Андрею, что он карабкается вверх по огромному кряжистому
стволу. Карабкается бесконечно долго, перебираясь с одной исполинской ветви на
другую на ощупь, в полной тьме. Цепляясь пальцами рук и ног за желваки коры, он
слышит: рядом кто-то кричит, протяжно, с надрывом. Не человек. Руки у Андрея
черные. И лицо такое же черное. Он не видит, но знает об этом. У него даже
ладони черные. И жесткие, как подошвы. Андрей карабкается все выше, пока не
упирается головой в... крышу. "Откуда крыша на дереве?" - удивляется он. И
обнаруживает, что мрак уже не столь кромешен, что глаза уже различают смутные
очертания веток. Сверху пробивается свет. И еще Андрей чувствует запах. Знакомый
запах. Ноздри его расширяются, он принюхивается... запах человеческого тела.
Человека.
Андрей ползет по одной из изогнутых ветвей, на которых покоится нечто широкое и
плоское. Теперь он знает: это помост. Андрей ползет очень медленно, то и дело
замирая, чтобы прислушаться. Там, наверху, люди. Сколько их? Один? Двое? Трое?
Андрей знает: от этого зависит его жизнь. И еще она зависит от того, насколько
бесшумно Андрей двигается. Наконец он достигает края помоста, приподнимается
так, чтобы глаза его оказались выше края деревянного настила... и видит спину
сидящего человека. Прямо перед собой.
Так же беззвучно, без малейшего шороха или скрипа, задержав дыхание и даже
умерив стук сердца, Андрей опускается, переносит тяжесть тела на ноги и
осторожно освобождает привязанный к предплечью нож. Он по-прежнему не дышит и не
думает о том, что будет делать. Чтобы тот, наверху, не "почуял" его мыслей.
Мысли могут выдать Андрея. Запах - нет. Потому что запах его тела отбит особыми
притираниями. Андрей пахнет деревом... Готов! Плавным толчком ног он
выбрасывается вверх, через край помоста, правой рукой гасит инерцию, а левой с
точно отмеренной силой втыкает тонкое жало ножа в шею сидящего, снизу вверх.
Негромкий хруст, звук которого не избежать. Зато жертва умирает мгновенно, без
стона, хрипа, бульканья перерезанного горла или судорог пораженного в сердце.
Правая рука подхватывает убитого, бесшумно опускает на помост, а сам он замирает
в той же позе, какую избрал часовой. Ему везет: хруст пробитой ножом кости тонет
в ночных звуках. Спящие не встревожились. Вон они лежат на помосте рядом со
своим оружием: один, два... три! Трое! Это много. Андрей понимает: трое - это
слишком много для него. Трое, умеющие убивать так же хорошо, как и он сам. Они
спят, но сон их - сон рыси.
Андрей встает, потягивается. Он выглядит спокойным и непринужденным. Если кто-то
из троих не спит, пусть видит: это не враг, это свой. Стараясь ступать мягко, но
не бесшумно, Андрей подходит к одному из спящих. Звук его шагов не должен
беспокоить их слух. Наклоняясь, Андрей трогает за плечо ближайшего. Он мог бы
убить его во сне, но он не любит убивать во сне. Он считает, что враг должен
встречать свою смерть, зная, кто пришел за его жизнью.
Андрей прикасается к плечу лежащего так, как сделал бы это его соратник:
вставай, друг, пришло твое время.
Да, пришло твое время! Узкий, острый клинок погружается в ухо врага, пронзает
мозг, с тихим скрежетом выходит обратно... и ноги убитого выбивают барабанную
дробь по доскам настила!
Лаской, гибкой молнией бросается Андрей на третьего человека. Больше он не
заботится о тишине. Быстрей, быстрей! Он падает на сильное, мгновенно
напрягшееся тело и ударяет сверху ножом, с колен, прямо в сердце!... И нож
застревает в кольце панциря! Застревает, погрузившись меньше чем на ладонь.
Андрей рвет нож обратно, но тот застрял прочно, а руки врага, полусонного, уже
смыкаются на его горле.
Кулак Андрея обрушивается душителю на переносицу, он слышит треск, руки
разжимаются. Андрей прыгает с колен туда, где лежит (лежал?) четвертый. Второй
нож, поясной, шире и тяжелей первого, - у него в руке... И короткая стрела с
бронзовым широким наконечником ударяет в живот, вспарывая внутренности. Андрей
почти слепнет от боли, но рука его уже нашарила чужое лицо, выдавила пальцем
глаз... Крик врага сладок, как песня любимой! Чужой клинок вспарывает его левую
руку (эта боль - ничто в сравнении с той, что уже есть), но Андрей опрокидывает
своей тяжестью врага на спину. Пальцы его уже не в состоянии давить - перерезаны
сухожилия, но есть правая рука. С кинжалом. И Андрей бьет, бьет этим кинжалом в
невидимое лицо. Кажется, он кричит. Или воет? И вдруг боль взрывается у него в
животе с невероятной силой, словно его разорвали пополам...

Андрей Ласковин просыпается от собственного крика и целую минуту лежит
неподвижно, умеряя удары сердца и дыхание, приучая себя к мысли, что его
внутренности целы, что это не его мука. Через некоторое время удается немного
успокоиться. Он зажигает фонарик, а потом спиртовку, чтобы разогреть воду для
чая. Время 1.37. Но он по опыту знает: снова заснуть удастся не раньше чем через
час. И никто не гарантирует Ласковину то, что кошмар не повторится.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Трудно сказать, на что рассчитывал Конь, давая Андрею адреса опекаемых
"тобольцами" фирм. Но если он думал, что Ласковин начнет бездумно громить их
одну за другой, то ошибся. Андрей больше ничего не собирался делать бездумно.
Утро он начал с того, что позвонил в больницу, где лежал Гудимов, и сумел
добраться до лечащего врача. Еще вчера дежурная сообщила Ласковину, что
состояние больного удовлетворительное и температура 37,8. Сегодня он узнал
намного больше. Во-первых, Виктора перевезли из реанимации в двухместную палату,
во-вторых, инвалидом-паралитиком он не станет. Хотя, скорее всего, полного
восстановления ожидать не приходится, то есть каратэ-до для парня закончилось.
Также он узнал, что с сегодняшнего утра Гудимов относится к категории "платных"
больных.
"Что же, - подумал Андрей, вешая трубку. - Если руководствоваться библейским
законом "око за око", справедливость восстановлена. С его точки зрения.
"Тобольцы" вряд ли удовольствуются ушибленными ребрами и распухшим ухом
Ласковина. Гнать будут, как бешеного пса! А он будет кусаться! Но не как бешеный
пес, а с... выбором!"

Первая выбранная Ласковиным фирма носила нежное название "Лидия-принт". А выбрал
ее Андрей потому, что находилась здесь же, совсем рядом, на Кировском проспекте.

"Лидия-принт". Печати, бланки, визитки, малотиражные издания, рекламные
проспекты, разработка фирменного стиля, импортная канцелярия. Словом, всего
понемногу. Прекрасно оформленная витрина, внушающий уважение интерьер офиса,
новая оргтехника, немногочисленные вежливые сотрудники; недешево, но очень,
очень престижно.
"Прошу вас, пожалуйста! Директора? Как вы удачно зашли: еще десять минут, и
Лидия Андреевна уехала бы в банк. Прошу вас, сюда, пожалуйста!"
Никаких формальностей, никаких "а-кто-ты-собственно-такой?". Клиент, даже
возможный клиент, - это Персона.
Кабинетик у директора крохотный: тоже часть имиджа. Крохотный - но себе на уме.
Широкий стол, компьютер, факс-модем-телефон, высокое, аркой, окно, жалюзи,
кресло, еще одно кресло, побольше, для посетителя. И уважение клиенту, и - с
подковыркой. "Лидия-принт" - под "крышей". Бандит, он когда силу демонстрирует,
норовит на "хозяйское" место усесться. А "хозяйское"-то место не всякую задницу
вместит, в аккурат сделано под директорскую круглую попку.
Лидия-принт-Андреевна. Строгий костюм, но подчеркивающий и хорошо сформированную
грудь, и округлости бедер, блестящие, виртуозно уложенные волосы, почти
незаметная косметика (то есть выделяются глаза, а не тени под глазами),
искренняя улыбка, не клиенту - мужчине:
- Что мы можем для вас сделать?
Это многозначительное "мы", подразумевающее более интимное "я"!
Андрей слегка повернул голову (так, чтобы распухшее ухо не бросалось в глаза),
улыбнулся почти так же интимно и положил на просторный стол, точно по средней
линии, визитку: "Шлем", Ласковин Андрей Александрович и т. д.
Лидия Андреевна взяла прямоугольничек, прочла, согнула слегка, проверяя
упругость. Ее улыбка приобрела некое новое качество: не то чтобы холодок...
легкий встречный бриз.
- Отличная полиграфия, - произнесла она. - Пожалуй, мы такого сделать не сможем.

Ласковин позволил своей собственной улыбке некую двусмысленность, подтекст.
- А я вот думаю, - проговорил он, закидывая ногу на ногу и соединяя ладони на
колене, - что бы могли сделать для вас мы? Страхование перевозок? Страхование
несчастных случаев, нарушение контракта? У нас очень большой спектр услуг.
Минимум формальностей, минимальный страховой взнос. - Тут он перестал улыбаться.
- Никаких случайностей и гарантированное возмещение любых убытков в рамках
договора. И юридическая защита. Честное слово, Лидия Андреевна, даже не
представляю, как такой сложный и респектабельный бизнес, как ваш, может
обходиться без подобных услуг?
- Я тоже не представляю, Андрей Александрович.
- Значит - да?
- К сожалению - нет. Видите ли, у нас уже есть соглашение о подобных услугах. С
очень солидной организацией.
- Мне говорили об этом, - кивнул Ласковин. - Но ведь любое соглашение можно
пересмотреть, если предлагаются... лучшие условия? Верно?
- Андрей Александрович! Вы можете обсудить это с вашими... коллегами. Я совсем
не против того, чтобы работать с вами! Тем более что лично вы, Андрей
Александрович, мне очень(!) симпатичны! Но, как вы понимаете, сама я не могу
решить этот вопрос. Хотите, я сейчас позвоню и...
- Нет, нет, - возразил Андрей, поднимая руки. - Куда нам спешить? Если вы, Лидия
Андреевна, скажете, когда мои коллеги навещают вас, я подъеду, и мы все вместе
поговорим.
- Тогда, может быть, после двух. Вы не против, Андрей Александрович, если я
предупрежу их о вас?
- Разумеется, нет.
- И еще, - помедлив, проговорила Лидия Андреевна, - мне бы не хотелось, чтобы у
меня в офисе... что-нибудь произошло!
- Даю вам слово! - очень серьезно ответил Ласковин и поднялся. - У вас не будет
никаких неприятностей. Никаких! Значит, после двух?