Чтение 13–й страницы книги ~Из Америки

И я предпочел смириться - сдал пистолет Илье Никаноровичу, убрался из управления и покорно поехал домой, на Московский форштадт.

Переходя на вторую полосу, я круто вывернул руль, обходя громадный, сверкающий черной краской "Царицын". Тот негодующе загудел. Я скосил глаза - за рулем "Царицына" восседала здоровенная купчиха. Ну и поделом. Думает, раз втиснула свою тушу в танк, так все ей должны дорогу уступать. А сама и водить-то толком не умеет. Знаю я ее. На весь город авто у нас не так много, и с лета я успел повстречать почти каждого водителя.

И в этот момент в бледном свете витрины я увидел такое, что сначала не поверил собственным глазам. А поверив, высунулся из окна и заорал во все горло:

- Баронесса! Эллочка!!!

Ноль на массу. Ни фига из-за машин не слышно.

Я так резко закрутил руль, что "патрульчик" протестующе взвизгнул, негодуя на столь варварское обращение с совсем еще новой машиной, и сумел-таки притереться к кромке тротуара.

- Стой, стрелять буду. Идущий медленно оглянулся.

- Тьфу, черт, - изумленно пробормотал он. - Не может быть. Анджей?

- Он самый. - Я пожал протянутую ладонь и чисто рефлекторно уклонился от направленной в живот перчатки. - И ты... тот самый.

Младший лейтенант ВВС барон Герман фон Эллинг радостно усмехнулся.

- Ну и ну. Вот уж кого не ожидал увидеть, так это тебя. Ты-то как в Риге оказался?

- Да работаю я здесь, в сыскной полиции. Ну а тебя каким ветром сюда занесло?

- Отпуск провожу. Наношу визиты родственникам. - Герман мастерски изобразил тягостный вздох. - Представляешь, оказывается, у меня родственников - вся Лифляндия, и половина Курляндии в придачу. Куда ни плюнь, обязательно попадешь в какую-нибудь тетю Эмму с дядей Отто. И у всех, понимаешь, девицы на выданье!

- Понимаю и сочувствую.

Я попытался сдержать ухмылку. Летчик, офицер да еще и барон, внешность - хоть Зигфрида рисуй. Для местных провинциалочек Герман был, конечно, женихом хоть куда. Бедная "баронесса".

- А ты, я смотрю, на машине. - Герман кивнул на "патрульчик". - Большим человеком стал, ваше благородие. Или уже высоко?

- Да ну тебя. - Слова Германа сыпанули соль на свежерастравленную рану. - Слушай, а ты сейчас вечером занят?

- Да нет, а что? Хочешь куда-нибудь пойти?

- Не против. - У меня вовсе не было желания тащиться в свою пустую квартирку, когда подворачивалась прекрасная возможность весело провести вечер. - Есть идеи?

- Ну-у, - задумчиво протянул "Эллочка". - Я в этой Риге без трех часов два дня, толком ничего не знаю. Только бога ради, не в "Ливонию"!

- Почему? - "Ливонией" как раз и назывался ресторан Немецкого общества, и я решил, что Герману там самое место.

- Меня там... видели, - Герман определенно смутился. - Все эти мои родственники, кажется, других заведений не знают. Вот, может, слышал, на Ратушной площади есть хороший ресторан...

- "Мавр", - вспомнил я название. - Сойдет. - Я сел за руль и распахнул дверцу. - Выдам тебе служебную тайну - за последние полгода там еще никого не отравили.

- Только одно условие, - заявил Герман, устраиваясь на сиденье.

- Что за условие?

- Ты везешь - я угощаю.

Я расхохотался. Ох уж эта "баронесса".

- Договорились.

- А почему ресторан - "Мавр", в твоих полицейских архивах не сказано? - поинтересовался "Эллочка", когда мы свернули с Александровской на Мельничную.

- Сказано, - фыркнул я. - Потому что почти напротив него стоит Дом Черноголовых.

- А-а... - разочарованно протянул мой товарищ. - Погоди, так я ж его видел... когда... ой... Может, другое место поищем.

- Нет уж, - жестоко оборвал его я. - Если встретишь очередную тетю Эллу... Ой! - Герман отвесил мне чувствительный тычок под ребра. - ...с незамужней дочкой лет тридцати, значит, судьба тебе такой. Кысмет.

- Ну и как тебе? - шепотом спросил Герман, сдавая фуражку седому швейцару с таким количеством ленточек, что тот должен был быть как минимум одним из критских десантников.

- Неплохо, - так же шепотом ответил я, оглядывая полутемный зал. - Прямо как в настоящем ливонском замковом подземелье.

- Ах ты, чертов поляк! - "Баронесса" попытался незаметно пнуть меня в бок. Я также незаметно уклонился.

- Эх, не добили мы вас при Грюнвальде!

- Что угодно господам офицерам? - выплыл из полумрака официант.

- Столик на двоих, - заявил Герман и не глядя наступил мне на ботинок.

- Прошу вас.

Усаживаясь за столик, я прикинул длину свисающей скатерти - и наугад выбросил пострадавший ботинок.

Герман издал еле слышный стон. Насколько секунд мы молча испепеляли друг друга взглядами. Потом "Эллочка" схватил салфетку и поднес ее к лицу. Я отвернулся.

- Совсем как в добрые старые времена, - донеслось из-под салфетки сквозь сдавленное хихиканье.

- Точно. - Я притворился, что внимательно изучаю меню. - Совсем как в харчевне у Пшздецкого.

- Ага. С пивом и сосисками.

- Точно. А помнишь, как Марек приволок под полой бутылку "смирновки" и вылил ее в пиво?

- И потом пытался отодрать палочку от буквы "ша"?

- И мы с трудом отодрали его от стенки. А помнишь, как мы скинулись на "Татру"?

- Ну и развалюха же была!

- Но ведь ездила, - возразил Герман.

- Ездила. - При воспоминании об этой "езде" я поежился. - До тех пор, пока ты нас всех чуть не угробил.

- Я говорил, что надо починить правую фару? Ведь говорил же?! И потом, кто мог знать, что там канава?

- Фару. Это ж надо было до такого додуматься - посадить на одно колено Юльку, на другое - Марысю и так рулить.

- А что мне было делать? Я кручу баранку как проклятый, а с заднего сиденья такие вопли доносятся! И потом, они сами порулить захотели.

- Хорошо хоть канава была неглубокая, - философски заключил я.

Фон Эллинг задумчиво уставился на свечу.

- Странно, - сказал он после недолгого молчания. - Мы так старались поскорее доказать всем, что мы уже взрослые. И не понимали при этом, какое это было счастливое время.

Около столика вырос официант.

- Ваш заказ, господа.

Некоторое время я старательно применял к отбивной азы армейской наступательной тактики, сводящейся к принципу "расчленить и уничтожить".

- Послушай, Герман, - спросил я, дожевав последний кусочек пережаренного противника. - Что ты знаешь про американцев?

- Интересный вопрос. - Герман отставил бокал и нанизал на вилку ломтик картофеля. - Наверно, то же, что и ты. Если не считать данных о самолетах вероятного супостата, то об американцах я сужу, как и большинство жителей Российской Империи, по "Унесенным ветром".

- По фильму или по книге?

- По фильму, - усмехнулся "баронесса". - И американок представляю себе по Скарлетт О'Хара - полуирландке-полуфранцуженке, которую к тому же сыграла англичанка с китайской фамилией.

- Интересно.

- А они о нас судят по "Войне и миру", - заявил Герман, приканчивая бокал. - А тот, кто умудрился прочесть пару страниц Достоевского, считается знатоком "загадочной русской души".

- Ну так уж прямо...

- Именно так. До Аляскинского кризиса Америкой вообще никто толком не интересовался. Ну, Америка, ну, большая. И все. Делить нам с ними было нечего, туристы их к нам табунами не валили, да и наших к ним не очень пускали. В смысле пускать-то пускали, но какой дурак будет в посольстве десять виз оформлять, если по всей Европе можно с одним паспортом кататься? А хочешь экзотики - так уж сгоняй в Манилу, а если совсем деньги девать некуда - в какой-нибудь Бангкок или другую Джакарту. Там тебе будет и древняя культура, и танец живота, и рагу из крыс.

- А после кризиса?

- А ничего толком не изменилось, - упрямо заявил "баронесса". - Не воспринимаем мы их. Ни как толкового союзника, ни как серьезного противника, ни как сильного нейтрала, с которым стоит считаться.

- Но все-таки мы с ними воевали...

- Да какая это война? Вот ты глянь по телику, как наши туристы ведут себя в Лондоне или в моем фатерланде. По струнке ходят, на желтый свет ступить боятся. А ведь победители. Но победа стоила столько, что побежденных по сей день уважают. А в разных там Италиях и Фракциях - хуже, чем дома. В Риме квартал красных фонарей, считай, полностью за счет русских туристов живет. В Париже на Эйфелевой башне туалет каждый месяц заново штукатурят. Спасибо Высоцкому - что ни день, десять новых Вась расписываются.

- Ну, положим, туристы - это еще не показатель, - неуверенно возразил я.

- Как раз один из самых верных показателей. Или глянь, как к их туристам у нас относятся. Даже швейцар в гостинице: "Опять итальяшки с французишками понаехали". А стоит войти англичанину, как он по струнке вытягивается.

- Все равно не понимаю я твоей теории. Японцев, например, мы два раза в порошок стирали. И что, мы их меньше, чем англичан, уважаем?

- Для начала они нас в порошок стерли, - усмехнулся Герман. - А мы потом счет равняли. И разница есть немалая. Самураев мы оба раза смели за счет превосходства в силе, причем подавляющего. А янки купили на самый большой блеф в истории,

Глава 12

"САНКТ-ПЕТЕРБУРЖСКИЕ ВЕДОМОСТИ",

24 сентября 1979 года

"Сообщает наш корреспондент из Лифляндии: Во время отдыха на Рижском взморье был зверски убит известный ученый, действительный член Санкт-Петербургской Императорской Академии наук, профессор Николай Генрихович фон Садовиц. До сих пор не найдены преступники, чья жестокость и цинизм вселяют ужас в сердца почтенных обывателей, позарившись, очевидно, на незначительную, по меркам человека состоятельного, сумму, отложенную профессором на отдых в тиши одного из лучших курортов России.

Начальник отдела особо тяжких преступлений Лифляндского уголовного розыска г-н Ковальчик заверил нашего корреспондента, что убийцы вскоре будут найдены и понесут суровое наказание. Но падение нравов, при котором отбросы общества способны ворваться в дом пожилого ученого и безжалостно убить его за пачку банкнот, не исправится от жестоких кар..."

Санкт-Петербург,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Александр фон дер Бакен

- Можно?

Войдите.

Александр фон дер Бакен, заведующий отделом предотвращения подрывной деятельности, заместитель главы Управления политической благонадежности, в просторечии именуемого "охранкой", осторожно затворил за собой дверь и положил синюю папку с тисненым орлом на стол своего начальника.

- Доклад Щербакова. Из Риги.

Глава управления - его превосходительство товарищ министра внутренних дел и т.д. и т.п. Матфей Николаевич Серов - извлек из ящика стола очки, со вздохом водрузил их на свой огромный мясистый нос и, раскрыв папку, углубился в изучение доклада.

По мере изучения отчета лицо его превосходительства все больше и больше приобретало багровый оттенок. Дойдя до середины первой страницы и, как отметил любивший во всем точность фон дер Бакен, до состояния помидора средней поспелости, Матфей Николаевич с треском захлопнул папку.

- Какого лешего ты принес мне это дерьмо собачье? - вопросил он голосом доисторического ящера.

Фон дер Бакен поморщился. Мысленно, разумеется. Он лично никогда бы не позволил себе разговаривать в таком тоне с подчиненным, даже если бы тот действительно вывалил на стол полный пакет собачьих испражнений. Но Серов, выслужившийся с самого низу, не желал отказываться от старых привычек, подобающих, по мнению его по-немецки корректного помощника, скорее малограмотному унтеру.

- Все это дело не стоит выеденного яйца, - продолжал бушевать глава УПБ. - С самого начала было ясно, что это чистая уголовщина! Надо было просто наплевать на уложение и не посылать туда агента, а просто затребовать материалы следствия. Или поручить надзор местному отделению.

Фон дер Бакен снова мысленно поморщился. Уложения и прочие инструкции писались, по его мнению, не для того, чтобы на них плевали. Особенно такие типы, как его превосходительство.

- Передайте этому... Щербакову, - Серов брезгливо оттолкнул от себя папку, - чтобы перестал сочинять сказки и занялся делом. Тем, за которым его послали. А именно - надзирать за ходом расследования. Так и передайте. И никаких больше фантазий!

- Будет исполнено, ваше превосходительство, - сухо ответил фон дер Бакен вполголоса и, забрав со стола папку, направился к двери.

- А если не угомонится - отзовите ко всем чертям! - добавил Серов ему в спину.

- Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, - все так же негромко сказал фон дер Бакен и притворил за собой дверь.

Вернувшись к себе в кабинет, заместитель сел за стол, положил перед собой злополучную папку и, раскрыв ее, принялся внимательно изучать второй лист, до которого начальник отдела так и не соизволил добраться. А именно - заключение аналитического отдела по докладу Щербакова.

Аналитический отдел в целом соглашался с выводами агента. Несостоятельным признавался только один вывод - что наибольший интерес для Российской Империи представляет именно тот из двух засекреченных проектов, который связан с убийством фон Садовица. Фон дер Бакен был в этом с аналитиками полностью солидарен. Как правило, в проектах по-настоящему секретных столь грубых проколов не допускают, а следовательно, отнюдь не химия комплексов рутения (что бы это ни значило) должна интересовать внешнюю разведку. Сам Александр Вольфович склонялся в пользу "Комитета озабоченных граждан". Трудно представить, чтобы химический концерн, работающий преимущественно в сфере - он заглянул в справку - переработки фосфоритов и цветной металлургии, мог обеспечивать секретность на государственном уровне. Вот заказное убийство - это в их силах.

Хотя аналитики тоже хороши. Четыре абзаца, полные выражений вроде "аппаратура двойного назначения", "может быть использована в самых различных областях", аналитический ум фон дер Бакена свел к одной-единственной фразе. "Не имеем ни малейшего представления, на кой черт это нужно".

Хм. С другой стороны, интересно, что же это американцы такого творят, что аналитический отдел Третьего управления разводит руками в полном бессилии. Очень интересно...

Многолетний опыт рыболова явственно нарисовал перед мысленным взором фон дер Бакена картину глубокой темной заводи, где под зеркальной поверхностью воды ходит огромная рыба.

И такой отчет Серов приказал выбросить на помойку!

Фон дер Бакен уже давно не шутя целился в кресло своего начальника. К этому у него были многочисленные основания - заслуги, немалый опыт, обширные связи, что в чиновном вальске повышений и понижений оч-чень немаловажно.

Но связи были и у самого Серова - как-никак звезда Ушедших поколений, неутомимый борец с немецкими шпионами. За последнее потомок беженцев от революции фон дер Бакен начальника особенно недолюбливал. Как и за брошенное тем обидное, прилипшее к спине, как ком сырого каучука, прозвище - Фондервякин. До сих пор Александр Вольфович дергался, когда его фамилию произносили невнятно.

Да и опыт у его высокопревосходительства имеется. Особенно по части молодых и честолюбивых заместителей. А иначе давно бы вылетел их превосходительство вверх тормашками на пенсию.

И сейчас фон дер Бакен увидел шанс. Раскрыть это дело и тепленьким, с пылу с жару, положить на стол своим высокопоставленным покровителям. А те бы уж позаботились. Стар стал Матфей Николаевич, такое дело проморгал, и если бы не зам... По всему видать, пора старику на давно заслуженный отдых.

Но как повернуть дело, чтобы вся слава пошла ему, фон дер Бакену? Самому передать дело в иностранный отдел? У него есть там друзья. Но какой разведчик, раскрыв такой заговор, станет делить заслуженную славу с кем-то еще? Места на вершине мало, и каждый дерется за себя. Дарить такой шанс кому-то другому - нет уж, увольте. Для дружеской услуги это слишком. А не передать - странновато. Все же подрывная деятельность никаким боком тут не лежала, тут мировым комплотом попахивает...

Эх, будь у него группа агентов в самоличном подчинении! Хоть один-два, зато неподотчетных главе управления! Но это все мечты, мечты пустые. Уж что-что, а привилегии свои Серов знает хорошо. И следит за их соблюдением куда более ревниво, чем за молодой красавицей-женой, которой у него и нет. Власть - вот его главная и единственная любовь.

Хотя... как там он сказал: "А если не угомонится..." То есть если этот Щербаков не перестанет беспокоить высокое начальство своими докладами, отозвать его "ко всем чертям" А если перестанет, так пусть и сидит в Риге до завершения уголовного расследования. То есть - хоть до Страшного суда, поскольку уголовщиной в этом деле не пахнет.

И тут тонкие губы заместителя начальника УПБ разошлись в широкой улыбке. Конечно, славу разделить придется, но... лучше половина журавля, чем дохлая синичка.

Фон дер Бакен отложил заключение аналитиков и снова взял доклад.

Щербаков, Щербаков... Исключительная память замначальника отдела услужливо подсказывала - молодой, из бывших военных, Северного полка капитан... Участвовал в десанте на Аляску, первая волна, Георгиевский кавалер... Уволен из армии за инсубординацию - самовольно нарушил приказ вышестоящего офицера, спасая какого-то застрявшего в снегах сбитого летчика. Переведен с понижением в чине Третье управление специальным агентом. В предосудительном поведении не замечен, на службе отличается исключительной добросовестностью и верностью долгу. Инициативен, в действиях самостоятелен. Не тот агент, которого фон дер Бакен послал на это дело, если бы мог выбирать. Сюда бы тупого служаку, такого, чтобы всякий приказ исполнял дословно. Ну да дареному коню...

С ним еще какой-то сыскной агент работает, из местных. Может, и его затребовать? Тоже не бог весть что, но двое - все ж таки лучше, чем один. Кроме того, не стоит оставлять людей, посвященных в дело фон Садовица, в России. Отправим с ним и полицейского.

А раз так - срочных дел очень много! Когда спешка, надо торопиться, Алекс.

Александр фон дер Бакен аккуратно вдавил клавишу внутреннего элефона.

- Екатерина Прокофьевна, - произнес он, - не соизволите позвонить в Ригу?..

Рига, 24 сентября 1979 года, понедельник.

Анджей Заброцкий

Бзззз!!!!

Не открывая глаз, я застонал и попытался прихлопнуть чертов будильник. Естественно, промахнулся и здорово ушиб руку о тумбочку.

Уууу - Даже лежать на подушке было больно. А мысли о том, что с нее надо вставать, только усугубляли дело.

Странно. Вроде не так уж много и выпили, а такого похмелья у меня давно не было. Я вообще к спиртному довольно равнодушен, хотя пить умею. В Сибири водка - это не алкоголь, а средство выживания. Только вот мешать ее ни с чем не надо.

Бзззз!!!

Да заткнется он когда-нибудь? Хоть бы завод у него кончился... Ах да, он же лепестрический. Зар-раза.

Я снова застонал и, приоткрыв один глаз, умудрился прихлопнуть кнопку звонка. Ну и противный у него звук. Как я раньше внимания не обращал?

И тут я вскочил с кровати словно ошпаренный. Кретин, осел пьяный! Да я его раньше и не слышал почти. Я же погудку каждый день встаю. Гудок на смену такой, что и мертвого подымет. Блин, это надо было так набраться...

Будильник показывал двадцать минут восьмого.

Я со вздохом опустился на кровать. Двадцать минут, это не страшно. Тем более что мне не в управление, а к Щербакову. Туда можно и опоздать. Плохие новости никуда не денутся.

Я поплелся в ванную и долго, яростно отдраивал с мылом лицо. Хэйка банзай. В смысле харакири. Как в квартиру поднимался - не помню. Напрочь отрезало. Последнее, что запомнил, - несемся по ночной Риге. И "баронесса" за рулем. Правда, деревья дорогу не перебегали. По-моему.

Сердце у меня екнуло. Я как был, в мыле, бросился к окну. "Патрульчик" одиноко стоял у бордюра, затопляемый вечным лифляндским дождем. Вид у него был крайне унылый, но следов аварии не наблюдалось. Слава те господи. Пронесло. Да и Герман молодец. А ведь пьян был не меньше моего. Как он машину вел? На автопилоте, наверно. Вот и не верь после этого, что в войну мертвые летчики самолеты сажали.

Тщательный обыск подарил мне пачку сухариков (потерянную месяц назад) и пару сосисок, которые я после недолгого раздумья решил считать условно-съедобными. Я поставил их на огонь, а сам принялся заглушать веселое бульканье кипятка нудливым аккомпанементом электробритвы.

Допив холодный позавчерашний чай и с отвращением дожевав сосиску, я выскочил из-за стола. Сорок пять минут. Надо лететь.

Летел я недалеко. До машины. Как только я распахнул дверцу, как мне в лицо пахнул милый алкогольный аромат. Дивная смесь чего-то дорогого и многоградусного. Поэтому на дорогу я выехал, опустив до предела оба стекла и ни на метр не превышая безопасных сорока верст в час.

То ли дорожный сквознячок сделал свое дело, то ли у меня просто притупился нюх, но, подъезжая к гостинице, я уже не чувствовал запаха, да и сам проветрился настолько, что при беглом осмотре мог сойти за человека. Чтобы окончательно замести следы, я купил в гостиничном ларьке мятный леденец и воспользовался лестницей вместо лифта.

- Можно?

- Входите.

Я бодро вошел в номер Щербакова и приготовился выслушать благую весть о своем отстранении.

Первое, что бросилось мне в глаза, - это необычное выражение на лице моего временного коллеги. Похоже было, что ему попеременно вспоминалось нечто очень приятное и очень неприятное.

- Доброе утро, Сергей.

- Доброе утро.

- Ну как, получили ответ на ваш доклад? - фальшиво-весело поинтересовался я.

- Получил. - Щербаков как-то странно посмотрел на меня. - Двадцать минут назад мне передали кодированный приказ за личной подписью заместителя начальника Третьего управления его превосходительства Александра Вольфовича фон дер Бакена.