Чтение 13–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– У вас еще не так плохо, – заявил я, когда герцогиня закончила мое знакомство с реалиями. – Во всяком случае, ваши дураки не строят дороги. Вообще я считаю, что в вашем герцогстве всего две беды. Возле одной из них мне выпало несчастье обедать.

Герцогиня промолчала, не успев сориентироваться, как среагировать правильно, зато Дженифер сразу же окрысилась:

– Вот как? А кто же вторая, осмелюсь спросить?

Я мягко улыбнулся, подражая ее милой, скромной, даже тишайшей, как серая мышка, хотя очень даже премиленькой сестре Даниэлле.

– Спасибо, что согласились насчет первой. Позвольте, я предложу вам крылышко вот этой уточки… и чуток салату. Уверен, он без нитратов.

– А яд положить успели? – спросила она.

– Яд на яд дает такой замечательный вкус!.. – продолжил я мечтательно. – Эй, Жан!.. Я тут ухаживаю за дамой, возьми вот это крылышко и вот эту щепотку салату, отнеси на тот конец стола леди Дженифер.

Дженифер фыркнула.

– Яд на яд? По себе знаете?

Леди Изабелла и Даниэлла переглядывались, у Даниэллы глаза встревоженные, взгляд умоляющий, не выносит, когда ссорятся, леди Изабелла посматривает снисходительно.

– Ах, леди Дженифер, – сказал я легко, – если бы вы были женщиной, я бы вам вмазал по роже.

– Вы так галантны, сэр Ричард!

– Вы ж сами сказали, что каждое мое слово на вес золота. Я умею с женщинами разговаривать, умею…

Она сказала ядовито:

– Еще больше умеете понравиться.

– Да, – согласился я. – Здесь я мастер. Леди Изабелла, насколько я понял, вы не единственная женщина в герцогстве, которая правит замком?

Герцогиня помрачнела, темное облачко набежало на лоб.

– Вы о леди Элинор? Должна заметить, что это она единственная, кто правит замком и землями, будучи женщиной. Здесь, напомню, правит мой муж. И будет править, как только вернется. А леди Элинор, говорят, даже не успела стать женщиной, если вы догадываетесь, что я имею в виду. Ее выдали замуж в юном возрасте, но муж ее умер после свадебного пира по дороге в спальню невесты. Говорят, что слишком много выпил и съел, но есть слух, что его отравили…

Я смолчал, здесь расхождение не только с версией кастеляна, но и сама герцогиня только что говорила несколько иначе, что-то она слишком нервничает, когда речь заходит о леди Элинор, здесь что-то большее, чем просто недоброжелательность соседей.

– И что же, – спросил я с недоверием, – леди Элинор так и взялась тут же править сама?..

– Представьте себе, – ответила она с гримасой презрения. – Конечно, там хватало могущественных вельмож, что претендовали на замок, но она настолько умело настраивала одного на другого, лавировала, плела интриги, что несколько лет по взаимному уговору она оставалась у власти, а за это время кого убрала, а кого ослабила настолько, что те не представляют угрозы даже ее конюху. С тех пор правит самовластно и единолично. А если учесть, что давно занимается магией…

Я спросил с видом знатока:

– Черной?

Она взглянула с удивлением:

– А что, бывают другие цвета?..

– Да это я так спросил. Как художник. У этой леди, говорят… много ценных амулетов. И она все время приобретает новые! Я слышал, ее доверенное лицо Адальберт ездил именно за новой могущественной вещью?

Она покачала головой.

– Тогда вы знаете больше меня. Вообще эта леди Элинор, как знают здесь все, старше меня на два года, но благодаря своим чарам выглядит моложе. Намного моложе.

Бабетта завистливо вздохнула, хотя ей, на мой взгляд, до старости столько же, сколько мне до королевского трона, а Даниэлла спросила с детским удивлением:

– А как ей это удается?

– Чары, – ответила леди Изабелла безапелляционно. – Просто чары… на самом деле она такая же старуха… в смысле уже немолодая женщина, но напускает на других туман или что-то там еще, и всякий видит ее молодой и красивой. Конечно, настоящих волшебников не обманет, но все остальные люди видят ее совсем не такой, какая на самом деле…

Бабетта вздохнула.

– А все равно ценные чары. Я бы тоже не отказалась помолодеть… на недельку. Нет, на две!

Она расхохоталась, молодая и зовущая, налитая здоровыми соками, как только что зажаренная нежная молодая курица.

Девушки ели тихо, прислушиваясь к разговору. Леди Изабелла подняла чашу с вином на уровень глаз и посмотрела на меня пристально. Я ощутил знакомую прохладу по обнаженной коже. Но не холод, только прохладу. Леди Изабелла тоже пытается прощупать меня, вдруг да за обедом расслаблюсь, защита сползет, как старая кожа.

Я сполоснул жирные пальцы в поданной слугой чаше с горячей водой, а затем вытер полотенцем, вызвав презрительно-победоносную усмешку у леди Дженифер, ведь полагается пальцы сушить, изящно помахивая ими в воздухе.

– Мой наставник говаривал, – изрек я, – строго соблюдай в гостях правила этикета – уйдешь злым, трезвым и голодным.

Даниэлла спросила встревоженно:

– Сэр Ричард, вы голодны?

– Нет, – ответил я и звучно рыгнул, – отнють! Или отнюдь?.. Обеденный этикет придумали люди, не знавшие чувства голода. А я, как рожденный в коровнике и, конечно, немало странствовавший… понятно, да?

Леди Изабелла заметила многозначительно:

– Вы не выглядите отощавшим, сэр Ричард.

– А с чего? – удивился я. – Ем хорошо, сплю хорошо. Никаких кровавых мальчиков в глазах. Тем более – девочек. У меня два золотых правила в жизни, могу поделиться. Первое – мелкие тревоги – пустяк. Второе… все тревоги – мелкие.

Она слабо улыбнулась.

– Тогда вы в самом деле можете спать спокойно.

Я кивнул в сторону довольного и обожратого Пса.

– Еще бы, с таким сторожем даже леди Дженифер могла бы спать без боязни, что ее удавят.

– За что?

– За горло, – ответил я мстительно, – за ее нежное хрупкое горлышко, которое так приятно придавить…

Я показал, как давлю, Дженифер сказала презрительно:

– Мечтайте, мечтайте.

– Кто о чем, – вздохнул я. – А вы о чем мечтаете, леди Дженифер?.. Нет-нет, простите, что задал такой непристойный вопрос, это я по своей провинциальности, не подумал даже!.. Умоляю вас, не говорите. Да еще за столом. Леди Изабелла, ничто нельзя назвать плохой новостью, пока это нас не касается. Есть время разбрасывать камни, есть – собирать пришибленных, но в такой дождь даже подумать жутко о каких-то кознях и распрях! Сейчас только зарыться в постель и дождаться солнышка… Вот теперь поели, можно и поспать, поспали, можно и поесть, а что у нас там за окном?

Бабетта таинственно улыбнулась, намекая, что хорошему коту и в декабре март, а уж под музыку дождя так и вообще, особенно если начать у хорошо натопленного камина и с фужером темно-красного вина в оголенной руке…

Часть 2

Глава 1

Дождь льет шумно, бесцеремонно, как пьяный хам. В небе хотя бы блеснуло или загремело. Когда молния, гром – то не просто весело, но и есть твердая уверенность, что любая гроза уходит так же быстро, как и накатывается. А это поистине библейский дождь, так и чудится, что тоже на сорок дней и сорок ночей… Мы как на дне морском, вот-вот поплывут тюлени. Камни двора кажутся покрытыми жиром; блестят уже не зеркально, а вовсе масляно…

После обеда, на котором леди Изабелла любезно дала характеристику соседей, я вернулся в свою комнату, походил бесцельно от стены к стене, камин вовсю пылает, в комнате тепло и уютно, служанки уже нет – это хорошо. Дженифер не к чему будет прицепиться. И вот поймал себя на том, что страшусь выйти. Либо совсем уж погрыземся с Дженифер, либо придется как-то отвечать на авансы леди Бабетты, я для нее не только самая подходящая жертва, но и единственная, так что мне ее постели не миновать, если прям щас не уеду, но только полный идиот выедет в такой ливень, если за ним не гонится стая волков. А леди Бабетта, надо признать, вовсе не волк, еще как не волк… И постели ее избегаю только потому, что я не брат леди Дженифер, не брат. И она это чувствует, потому между нами такая война, что в конце концов должны броситься друг другу в объятия. И попасть в постель леди Бабетте – это как бы изменить Дженифер…

– Сиди и сторожи, – велел я Псу. – Я отлучусь… Да не туда, куда ты думаешь, бесстыжий! Я все по делам, все по делам…

Железные засовы загремели, подвальная дверь отворилась со зловещим скрипом. Митчелл болезненно сощурился, свет факела в моей руке для него слишком яркий, цепи на руках и ногах надежные, тяжелые, по-прежнему в той же позе на охапке соломы. Правда, солома на этот раз свежая, да и побольше ее стало, не натрет мослы о каменный пол. Лежит, как Пес на перине.

Я молча смотрел со ступеней, не спит, злобно глядит из-под слегка опущенных век. Здоровенный бугай, широкомордый, массивный в плечах, узкий лоб, с толстыми мускулистыми руками. Идеальная машина для нанесения рубяще-колющих ударов. Опутан цепями, как декабрист в сибирской ссылке, но не скажешь, что страдает. Декабрист ничего не носил тяжелее эполет, а этому в цепях даже легче, чем в двухпудовых доспехах. Лежит, словно на лужайке под ласковыми лучами солнца. Бесчувственная скотина.

– Ну что, – сказал я, – как тебе здешний прием?

Он прорычал лениво:

– Хочешь поменяться?

– Спасибо, пока что нет.

– Зря, – буркнул он. – Да я бы и сам не стал.

Я насторожился.

– Вот как? Чем же тебе здесь так нравится?

Он помедлил, сказал уже осторожнее, подбирая слова, словно пробуясь на роль военного атташе:

– Хотя бы тем, что могу подождать, пока отец и вассалы соберут войско. А вот тебе уже не выскользнуть. С той стороны замка выставлены люди моего отца.

– Просто лень выйти да погонять их, – сообщил я. – Там дождь, если ты еще не знаешь.

– А ты выйди, – предложил он. – Наши арбалеты бьют точно. И далеко.

– Выйду, – пообещал я. – Не думаешь ли, что задаржусь здесь надолго? Вот только ливень утихнет…

Он насмешливо сощурился.

– Как раз думаю, что останешься. В любую погоду. Бастард явился за своей долей!

Кто-то здесь слишком много болтает, подумал я. Либо тот, кто принес сена, либо кузнец, что приклепывал к стене. Ладно, проехали.

– Ты поймешь ошибку, – сказал я медленно, – когда потащат на виселицу. Я, знаешь ли, не собираюсь тебя оставлять здесь, когда уеду. Повешу, как только дождь закончится.

Он прорычал заносчиво:

– Я – дворянин!

– Ты грабил, – напомнил я безжалостно. – Потому будешь висеть с такими же грабителями.

Он проговорил с неуверенностью:

– Тебе не дадут это сделать!

– Кто? – спросил я безжалостно. – Герцогиня с двумя дочерьми? Кастелян?.. Мартин, ты его хорошо знаешь, полностью на моей стороне и все мои указания выполняет бегом и с радостью. Он, знаешь ли, уважает крепкую власть. Государственник, можно сказать. Уяснил раскладку? Не говоря уже о том, что по всем законам ты полностью в моей юрисдикции. Даже король не смог бы тебя отнять у меня, ибо таковы наши феодальные вольности!

Он угрюмо молчал, половины моих слов не поняв, но суть уловив четко: никто его здесь не защитит, а я церемониться не стану.

Я повернулся и вышел, громко велев страже не носить ему больше свежей соломы.

Выйдя из подвала в холл, я с тоской прислушался к шуму льющейся воды, это ж здесь уже второй день, сколько можно, понурился и повернулся к лестнице, что ведет наверх, как услышал ласково-державный голос:

– Сэр Ричард!.. А вы все в делах…

Кастелян вышел из людской, его провожали слуги угодливо кланялись и выглядели счастливыми, что уходит.

– Так это нормально, – ответил я вяло. – Как иначе?

Он хмыкнул, подошел ближе. Глаза внимательно обшаривали мое лицо.

– Как иначе? – повторил он медленно. – А так, как вы сказали. По бабам, по пьянкам. Ну, охота в такую погоду отпадает, однако мне кажется, что и в хорошую погоду вы нашли бы себе занятие… гм… по-взрослее.

Я возразил с достоинством:

– Разве охота – не для взрослых мужчин?

Он усмехнулся.

– Бросьте, сэр Ричард. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Потому я так и нацелился на вас. Пойдемте, я что-то вам покажу занятное… из области охоты. Заодно и поговорим.

Поднявшись по лестнице, он толкнул ближайшую, как мне показалось, дверь. Вспыхнул свет, я огляделся: горят толстые свечи, но что-то не заметно, чтобы кто-то зажигал. Ладно, мелкая бытовая магия, уже начинаю привыкать…

Я обернулся и вздрогнул: из мрачного помещения на меня как будто надвинулась страшная оскаленная пасть исполинского зверя. Голый вываренный и очищенный от мяса череп, размером с крытую повозку, лежит на полу, но высится мне до груди. Толстые кости матово блестят, по мне прошло странное узнавание невероятной плотности, словно это не кости, внутри которых пустоты, перегородки и костный мозг, а кованое железо. Или молибден. Череп явно неизвестного зверя. Я узнал бы, как и всякий из нас, увеличенный в разы череп динозавра, волка или медведя, как и череп крокодила или хищной птицы. Это же что-то абсолютно иное… хотя общие законы соблюдены. К примеру, симметрия. Правда, вот там дыра, что явно третья глазница, но и та расположена строго на равноудаленном расстоянии от двух…

За моей спиной раздался строгий, но полный почтения голос:

– Чтобы привезти череп… тогда еще просто отрубленную голову, потребовалось двенадцать лошадей! И специально построенная телега. В зал затаскивали через пролом в стене, ибо в дверь не входила. Вегеций рассказал, что нигде в старых летописях не нашли описания такого монстра, хотя герцог Бернгард, дальний предок, который каким-то чудом и завалил этого зверя, постарался узнать о нем как можно больше.

– И что узнал? – спросил я, не отрывая взгляда от чудовищного зверя.

– По описанию очевидцев, у дракона были даже крылья, хотя непонятно, как мог подниматься на воздух: кости очень тяжелые, я вижу, вы это уже заметили, ценю вашу наблюдательность… Так вот, скелет предельно массивен, к тому же зверь слишком велик.

– Крылья могли быть реликтовые, – заметил я. – В смысле рудименты! Мол, предки когда-то летали, оставим как память об основателях рода… Жужелица тоже не летает, как и страусы, а крылья еще какие!

Он посмотрел на меня с интересом.

– Очень хорошо. Но только крылья были явно… гм… рабочие. Видно, что совсем недавно летал, хотя герцог Бернгард и встретил его на земле. Мудрецы, no-советовавшись, решили, что в какой-то земле, нам неизвестной, над болотами настолько густой воздух, что эти звери там вполне могут летать.

Я сказал:

– Тогда это болото должно бы тянуться на тысячи миль. Этим монстрам нужно много места для прокорма. Да и не удержится там такой воздух долго…

Он взглянул с настороженностью, что-то слишком внезапно я замолчал, даже охнул, а я вспомнил все эти рассказы про свернутые королевства, куда успели уйти некоторые ввиду надвигающейся катастрофы и теперь не выходят в наш мир. А что, если среди так называемых свернутых королевств есть и проходы в другие миры?

– Как он его убил? – спросил я. – Судя по черепу, это было такое чудовище, что просто… не знаю!

Он помолчал, сказал суховато:

– Герцог был великим воином и великим героем. Это видно уже по тому, что он единственный, кто вышел на бой с этим чудищем, истреблявшим народ, в то время как остальные рыцари предпочли искать укрытие… А то, что якобы чудовище уже ослабело от неведомой болезни, это лишь завистливые слухи, распускаемые недоброжелателями и клеветниками.

– Да, – подтвердил я, – череп – вот он. Это и есть лучшее доказательство доблести.

Он вздохнул, оторвал взгляд от чудовищного черепа.

– Так вот, сэр Ричард, вы проверку провалили…

– Какую проверку?

– Проверку на дурака, – ответил он и поклонился, – извините, что считаю вас куда умнее, чем стараетесь выглядеть. Вы только что преподносили себя как любителя удалой охоты, а рассуждаете об этом звере, как библиотекарь… Нет-нет, ничего не говорите, а то начнете все отрицать, и мы опять пойдем по кругу. Давайте я скажу вам лучше, что перед самым вашим появлением у нас был гость…

Он замолчал на миг, давая мне сказать слово, если собираюсь прикидываться тупоголовым и дальше, то пусть начну спорить раньше, чтобы не метать передо мной бисер. Я все понял и спросил буднично:

– Кто?

Он сдержанно улыбнулся, этим «кто» я обозначил позицию или по крайней мере подал сигнал, что хоть и не принимаю его разоблачений насчет моей скрываемой или просто латентной умности, но в то же время и не спорю, оставляя вопрос в воздухе.

– Посланник от леди Элинор, – обронил он. – Эта женщина начинает играть все большую роль в герцогстве. Заявила, что пора прекращать эти довольно двусмысленные отношения между хозяевами «зеленого клина». Я вам уже говорил, что, несмотря на вражду и полную самостоятельность, все пользуются правом свободного проезда через крепость Валленштейнов, ибо это единственный выход из герцогства. Так вот, заявила леди Элинор, проход должен быть общим, и потому крепость должна перейти в общее пользование. А герцогу достаточно занимать одну из башен. Причем не на северной стороне. Обеими северными башнями, что охраняют проход, справедливо владеть лордам «зеленого клина» сообща.

– Ого, – сказал я, – мне почему-то казалось, что леди Элинор будет играть не последнюю… гм… виолу.

– Я почему вспомнил о госте, – сказал кастелян. – Теперь, когда в подвале сидит на цепи захваченный вами сын Касселя, я начинаю думать, что это требование и нападения Касселя с его отрядом как-то связаны. Увы, сэр Ричард, голоса противников Валленштейна все громче!

– Это и понятно, – согласился я сумрачно, – потому и понятно…

– Что?

– Нынешние действия герцога, – ответил я туманно, – вне пределов герцогства… Кстати, судя по вашим словам, лорды этого края предпочитают называть его «зеленым клином», а не герцогством?

Он посмотрел на меня остро, круглым глазом, похоже на птицу с худой длинной шеей.

– Быстро все схватываете, – сказал он с уважением. – Знаете, только сейчас, после ваших слов, сам обратил на это внимание… Вот что значит острый ум со стороны! Да, называть эту землю герцогством – как бы признавать герцога Валленштейна сувереном. Все-таки только он герцог, а они – графы, бароны, виконты… Вы правы, сэр Ричард. Я не знаю, зачем прикидываетесь удалым дураком, которого радует только звон мечей и лязг доспехов, если так прекрасно понимаете сложнейшую суть отношений…

Он смотрел пытливо, стараясь проникнуть в мои мысли. Я хранил непроницаемое лицо, а внутренний голос ответил с жалостью: дорогой, это сложнейшие отношения? Не видел ты действительно сложных, кои для нас не сложные, а привычные, мы в них родились, а еще больше осложняем сами.

– Я и есть удалой дурак, – ответил я и посмотрел ему в глаза. – Мало ли что родители одарили меня еще и мозгами? Я молод, во мне кипит дурь, я должен ее выплеснуть всю до капли в драках, пирах, загулах и разгулах, должен поездить везде, перепробовать все вина и всех баб, подраться с сильнейшими, чтобы определить свое место в турнирной таблице… Править замком – это, знаете ли, уже старость.

Он вздохнул, лицо осунулось.

– Откровенно говоря, сэр Ричард, я боюсь… даже очень боюсь, что время не ждет. Вы можете опоздать к такой старости.

– В каком смысле?

– Вернетесь из путешествия, а крепость принадлежит другим людям. То ли графу Касселю, то ли Лангедоку… или же совместно владеют ею, а семье герцога в лучшем случае выделена одна из башен. Но не думаю, что победители будут столь милосердны. Это нерационально и вообще не в натуре наших соседей.

– Даже леди Элинор?

Он отмахнулся.

– Сэр Ричард, эта хищная женщина стремится получить больше, чем у нее есть, но ей дадут ровно столько, сколько изволят! Все-таки сила в руках Касселя и Лангедока!.. Лангедок уже заставил признать свою власть почти всех обитателей «зеленого…», тьфу, герцогства! Кроме прямых вассалов Касселя и леди Элинор. Самая реальная сила – Лангедок, а не Элинор…

Он остановился, взглянул на меня в упор. Я улыбнулся как можно чистосердечнее и развел руками.

– Нет-нет, меня леди Элинор совсем не интересует. Говорят, ей сто лет, она ходит с клюкой, но всем внушает, что она – молодая красотка!.. Га-га-га…

Я так и ушел, похохатывая, а между лопатками чувствовал его полный укоризны взор.

Мягкий интимный свет вспыхнул, едва я переступил порог отведенных мне покоев. Воздух напоен чистым запахом, словно я шагнул на луг, заполненный цветами, но в красном, синем, зеленом хаосе огромного зала мужественно заблестел металл доспехов. Двенадцать рыцарей сурово и властно напоминают своим присутствием, что мир вообще-то стоит не на черепахе или дурацких слонах, а на мечах, которые держат сильные руки.

Под темным сводом заблистало, оттуда медленно опускаются, кружась, синеватые снежинки. Я протянул руку, на ладонь опустился крохотный цветок, даже не цветок, а лепестки, соединенные в четырехконечную звездочку… что уже и не звездочка, а крестик, но мне почему-то хочется называть звездочкой, очень уж похожа на снежинку.

Лепестки все опускались и опускались, мои уши вроде бы уловили некую музыку сфер, но, к сожалению, на мои аврикулы медведь не только наступил, но еще и попрыгал на них с большим удовольствием. Я потрогал лепесток пальцем, он сразу же свернулся от грубого прикосновения.

С минуту длился волшебный лепесткопад, затем свет медленно померк, комната погрузилась в темноту. Я вздохнул, создал огонек, чтобы зажечь все светильники, не выходя в коридор за факелом, что полыхает в боевой готовности у двери… и сообразил запоздало, что и с этим обо мне уже позаботились.

– Ну, – сказал я Псу, – как думаешь, Даниэлла или Дженифер?..

Он понюхал лепестки, что медленно тают на полу, испаряясь, словно в самом деле невесомые снежинки, поднял голову и посмотрел на меня с укором. Я покачал головой.