Летний рассвет наступал медленно и обстоятельно: причаливший к противоположному берегу Ловчий вытянул невод, встряхнул, обдав траву каплями росы, и ушел жарить улов. Холодный дым от его костра затопил лощины. До восхода солнца оставалось не меньше двух часов, но Иггр уже приоткрыл шкатулку, и оно сонно выглядывало в щелочку горизонта. Птицы помаленьку пробовали голоса, дабы и сегодня не ударить в грязь клювом. Денек обещал быть жарким.
Горец бросил в кружку последнюю веточку. Бессонная ночь и самойлика просветлили голову до состояния хрусталя, чего нельзя было сказать о теле. Оно зверски хотело спать и понятия не имело, за что над ним так измываются. Пожалуй, сейчас сумел бы заснуть даже Джай – мысли о скорой смерти просто не успели бы вклиниться в промежуток между явью и долгожданным сном.
Но жрец уже заворочался, просыпаясь.
– Доброе утро, – похоронно сказал обережник.
– Угу, – почти приветливо отозвался тот, садясь и осматриваясь. – А вы давно встали?
– Мы не ложились. – ЭрТар потер зудящие от дыма и недосыпа глаза.
– Так боялись меня упустить? – Оказывается, тваребожец тоже умел ехидничать. Или успел научиться, в такой-то компании недолго.
– Да нет, за жизнь беседовали. Как раз вот гадали, чем морун мог нас заразить, – с кривой усмешкой признался Джай.
– А-а-а...– мужчина зевнул и потянулся, – мне тоже интересно. Очень тяжело было исцелять, словно паутину счищать – рвется, к рукам липнет…
– Исцелять? – тупо переспросил обережник.
– Ну да. Еще во дворе, пока вы вещи собирали. Никто, кажется, не заметил, как я взывал…
ЭрТар с опаской потрогал шею. Царапины как царапины, уже корочкой затянулись. Джай с тем же результатом закатал рукав и осмотрел локоть, но вместо благодарности вызверился на жреца, выплескивая сдерживаемые всю ночь чувства:
– Так ведь и мы не заметили, придурок ты этакий! Мы всю ночь, можно сказать, помирали, друг с другом прощались, а он исцелил и даже сказать не удосужился!
– Забыл, – смущенно признался мужчина. – Я думал, вы сами догадаетесь.
– Как?! Против моруньи[33 - общее название болезней, разносимых морунами] даже йеры бессильны!
– Ну так радуйтесь, что я не йер. – Жрец встал и начал складывать одеяло – неумело, но аккуратно, помаленьку втягиваясь в нормальную жизнь.
– Зато как мы хорошо стоянку караулили! – внезапно фыркнул ЭрТар. – Ни одна мышь мимо не пробежала!
Джай собрался сказать что-нибудь душевное и ему, но тоже рассмеялся. Весть о чудесном – иначе и не назовешь! – спасении наконец достигла сознания и полностью его затопила, попутно смыв усталость. Захотелось вопить от радости, бегать по поляне кругами, то и дело подпрыгивая, и обниматься со всеми подряд, даже c деревьями.
– Слушай, – уже несколько смущенно обратился он к жрецу, – ты ж вроде грозился, что не станешь нам помогать?
– Я помог себе. Не хватало еще, чтобы вы тягались за мной уже в виде морунов.
– Брось, моруны так быстро не вылупляются. – Горец высоко подкинул в воздух кружку и поймал, не расплескав ни капли. – На, выпей. И признайся наконец: в таком важном деле отказываться от компании глупо!
– Да лучше б я моруна в нее взял, – искренне сказал тваребожец. Коротко дунул на дымящийся отвар и, к изумлению ЭрТара, сделал несколько длинных глотков. Возвращенная горцу кружка оказалась чуть теплой, хотя в ней осталось больше половины напитка. – Зачем вы вообще к нему полезли?
– Я думал, это ты, – смущенно признался Джай. – И хотел тебя удержать.
– От чего?
– Ну… – Парень замялся. В утреннем свете дня ночная «догадка» выглядела на редкость глупо. – Жертвоприношения.
– Какого еще жертвоприношения?!
– Кровавого, – убитым голосом пояснил обережник.
Мужчина уставился на него, как на ненормального, а потом неожиданно, от души расхохотался.
– И ты решил, что я?..
– А откуда мне знать, как вы там своей Твари поклоняетесь? – огрызнулся Джай. – Ты ж ничего нам не рассказываешь.
– Расскажу, – оборвав смех, пообещал тваребожец таким тоном, что парню мигом расхотелось что-либо узнавать. – А ты запомни. Единственная кровавая жертва, которую может принести жрец, это он сам. Смертью поклоняются только смерти, вроде вашего Иггра.
– А Тваребог, скажешь, лучше? – обиделся за Двуединого Джай. Пусть тот был и не шибко сговорчивым божеством, но за три с половиной семерика лет парень успел к нему привыкнуть.
– Понятия не имею, кто это, – огорошил седовласый обоих парней.
– Ты же его жрец!
– Нет.
– Ну не Иггров же!
– А с чего вы взяли, что жрецы бывают только у богов? Орден Лозы был создан для обучения и защиты Госпожи, и лишь ей я клялся в верности.
– То есть кого она за собой приведет, тебе безразлично?
– Она всего лишь откроет врата, – серьезно поправил мужчина. – А они тоже бывают не только у овчарен.
***
Архайн проснулся первым, еще затемно. Обычно он в это время только ложился, и на кой Темному понадобилось будить его в такую рань, было непонятно. Не находилось объяснения и смутному беспокойству, словно вчера произошло что-то паршивое, и йер вот-вот вспомнит, что именно. Но вспоминать-то нечего! Не считать же таковым идиотскую ловлю кошки. Архайна она задним числом даже позабавила.
Пока йер лежал в постели, раздумывая, сможет ли он снова заснуть или пора вставать, окна посерели, и строевой храп за стенкой сменился скрипом кроватей и отрывистыми командами Хруска. Спать расхотелось окончательно. Архайн выбрался из-под слишком теплой для лета перины – управник расстарался, не приведи Иггр, высокий гость замерзнет, тем более что тот запретил закрывать на ночь окна, – бесшумно оделся и вышел через заднюю дверь, прихватив с собой только маленький кожаный мешочек.
На улице было свежо и пустынно. Выставленный Хруском караульный стоял у парадного крыльца и лузгал семечки, бездумно таращась на скачущую по дороге сороку. Птица, и та оказалась умнее, Архайна она сразу заметила и поспешила взлететь на трубу. Обережника даже это не насторожило. Подкрасться к нему со спины и придушить петелькой было проще простого. Плети он бы точно отведал, кабы нерадивость стража не играла йеру на руку. К тому же пройти мимо него по возвращении будет не менее забавно.
В конце селища Архайн заметил колодец и приостановился. Навес над срубом увивала лоза с листьями всех оттенков красного, от кричаще-алого до теплого рыжего. За десятки, а то и сотни лет камалея образовала такую толстую и прочную оплетку, что уже не нуждалась в частично сгнивших и выпавших жердях.
На краю сруба стояло наполненное ведро. Дураки селищане верили, что если Темному ночью захочется промочить горло, но для этого ему придется самому сдвигать крышку и крутить ворот, то он рассердится и испортит всю воду в колодце. Как будто он ничего получше себе выпить не найдет. И интересно было бы поглядеть, как именно Иггр станет эту самую воду портить?!
Архайн наклонился над ведром, зачерпнул кусочек отражения в ладони. Осыпь капель разбила оставшееся, зубы пронзило холодом. Беспокойство не проходило, напротив: йер словно приблизился к его источнику на расстояние шага… но в какую сторону?
Поверхность воды успокоилась, разгладилась. В полутьме навеса она казалась черной, как и отражающиеся в ней листья, словно туда смотрелось ночное небо с бессчетными звездочками.
Звездочками.
Так быстро?!
Неужели они истребили не всех жрецов?!
Неужели те рискнули провести вторую инициацию?!
Неужели она ее выдержала?!
Этого не может быть. Ему просто померещилось.
Ведро, опрокинутое ударом кулака, закрутилось на крышке колодца. Йер медленно поднял голову, уже зная, что там увидит.
Изнанка камалейного шатра была усеяна нежно-салатовыми, еще совсем мелкими, но, бесспорно, цветочными почками.
***
Джай потуже затянул пояс и вздохнул. Недавние переживания обернулись зверским голодом, уже не заглушаемым мыслями о смерти.
– Эх, придется завтракать этой дрянью. – ЭрТар уныло поглядел на вытащенный из торбы хлебец к сквашу, щедро посоленный и наперченный.
– Слушай, в едальне после тебя хоть что-нибудь осталось?! – Джай жадно выхватил его у горца.
– Конечно. – Охотник, не расстроившись, достал еще парочку. – Стол!
– Потому что в карман не влез?
– Потому что к полу прибит. Ты разве не заметил?
– Нет, я же не пытался его спереть!
– Я хотел его просто подвинуть. Ну ты и невнимательный, равнинник.
– Чего?! Да я один из лучших оритских обережников, тебя вон мигом на чистую воду вывел!
ЭрТар зажмурился:
– Ну скажи тогда, какого цвета у меня глаза?
– Что ты – баба, в глаза тебе пялиться? – смутился застигнутый врасплох Джай. – Ну черные.
– Сходи в лес за малиной[34 - Как известно всем жителям Царствия Иггрова, дикая малина не плодоносит]! – Горец торжествующе моргнул. Глаза у него оказались темно-синие, действительно смахивающие на черные из-за густых угольных ресниц и бровей. – А у тебя серо-зеленые.
– Конечно, ты же сначала посмотрел, а потом сказал! А у него? – кивнул Джай на жреца, надеясь отыграться.
– Темно-зеленые, – уверенно сказал ЭрТар. – А волосы, наверное, каштановые были. Обережничек, хе! Еле взглядом скользнул, пару примет запомнил и доволен. Если горец – значит, черноглазый, если с палкой – значит, хромой. Разбойники тебе небось свечки в храмах ставят!
Джай оглянулся на жреца, надеясь уличить горца в ошибке, но тот успел отойти на край поляны и, присев на корточки, пересыпал из горсти в горсть что-то мелкое, черное, приятно шуршащее.
– Что там у тебя? – Любопытный ЭрТар вскочил и подошел поближе.
– Семена камалеи. – Жрец распределил их по всей ладони и теперь сосредоточенно передвигал кончиком пальца. Блестящие, пузатенькие, они напоминали яблочные, только раза в два крупнее.
– А разве она цветет? Я думал, только побеги из корней пускает, как шиповник.
– До Воцарения Двуединого – цвела.
– Ты хочешь сказать, что этим семенам больше тысячи лет?! – Изумленный Джай тоже захотел полюбоваться на такое чудо. – А где ты их взял?
– Украл у Архайна.
– Наш человек! – восхитился ЭрТар. – А как ты их спрятать ухитрился? Так в кулаке все время и держал?
– Нет. – Делиться секретом жрец не стал, видимо, опасаясь, что тогда горцу в едальнях вообще удержу не будет.
– А зачем ты их перебираешь?
– Мне нужно то, из которого вырастет камалея. – Мужчина забраковал еще пару семян.
– А разве из ее семян может вырасти что-нибудь другое?
– Да. Камалейник.
– Но это же разные лозы! – не поверил горец. – У камалеи красные листья, и она целый дом может оплести, а камалейник синий, мелкий и ползучий, как ежевика.
Джай в разговор не вмешивался. Он и яблоню-то от груши только по осени отличал.
– Мужчина и женщина тоже не слишком похожи друг на друга. – Жрец, наконец, остановился на одном из семян, с виду точной копии остальных. Куда делись остальные, горец, к своей крайней досаде, заметить не успел – тваребожец сжал ладонь, а когда разжал, их там уже не было.
– А у камалейника семена бывают?
– Нет. Отстань. Мне надо сосредоточиться.
ЭрТар поскреб в затылке. Вопросов в конце разговора стало больше, чем в начале. Но, по крайней мере, наблюдать за своими действиями жрец не запретил. Он опустился на колени и аккуратно раздвинул траву, обнажив кусочек почвы. Пощекотал ее двумя пальцами, и та, распахнув неглубокую ямку, сглотнула камалейное семя. Мужчина вытянул ладони, словно греясь над невидимыми угольями, закрыл глаза – и земля почти сразу же заворошилась…
***
Архайн, не размыкая век, тряхнул головой, сбрасывая упавшую на затылок сосновую иголку. В лес его занес вовсе не коварный умысел, а необходимая для обряда почва и неприязнь к тупой обережи. Он терпеть не мог, когда кто-то пялится ему под руку во время Взывания. К тому же «манок» давался Архайну нелегко – приходилось не только сосредотачиваться, выходя на иной слой сознания, но и притворяться воплощением верности, самоотверженности и беззаветного обожания. Короче, таким же идиотом, как жрец. Тварь, в отличие от Иггра, не ограничивалась равнодушно брошенным комком силы. Архайну никак не удавалось отделаться от ощущения, что это взрослая, мудрая как мир и такая же прозорливая женщина, которая снисходительно выслушивает твой заплетающийся голос и, даже зная, что ты лжешь, выполняет твою просьбу, а потом с интересом наблюдает: ну?.. и что ты будешь делать?.. раскаешься или обнаглеешь еще больше?
Стерва. На сеновал тебя, как обычную девку, чтобы знала свое место. На цепь, как строптивую суку.
Архайн стиснул зубы и бедра, обуздывая мужское естество. Это всего лишь навязанное зельем желание, побочный эффект «манка», излишнее вхождение в образ…
Обмануть Тварь трудно, но себя – невозможно.
Ей всего три дня.
Ей тысячи лет.
Она воплощение смерти.
Она прекрасна.
Йер открыл глаза.
Изогнутый побег издевательски покачивался над травой. Опять безлистный и совсем короткий. Только направление.
С-с-стерва.
Так и знал! Тварь они проехали. Кончик-почка указывала в обратную сторону, разве что чуть-чуть отклонившись от предыдущей линии. Вероятно, мерзавец жрец (жрецы?) тоже не сидел на месте.
Архайн с ненавистью выдернул побег, скомкал, испачкав ладони похожим на кровь соком, и припечатал сапогом.
***
Отразившееся на лице жреца разочарование совершенно не вязалось с произошедшим на глазах у парней чудом.
– Что-то не так? – осторожно спросил Джай.
– Я думал, после второй инициации Госпожа станет ко мне благосклоннее, – со вздохом признался мужчина. – Но она снова не пожелала открыть свое местонахождение...
– Все они, женщины, такие, – философски заметил горец. – А что такое инициация?
– Обряд обретения силы. Всего их пять, первая происходит одновременно с рождением, остальные проводят жрецы. Вторая была этой ночью, я ощутил ее, когда искал вас.
– Беспокоился, э? – заулыбался горец.
– Хотел убедиться, что вы не собираетесь выдать меня селищанам, – холодно осадил его жрец.
– Значит, ребенка кто-то уже нашел? – сообразил Джай.
– Угу. – Мужчина рассеянно коснулся вытянувшегося над землей побега – блекло-розового и полупрозрачного, словно у проросшего в подвале картофеля.
– Тебя что-то смущает?
– Проводить инициацию на третий день очень опасно, ребенок может лишиться рассудка. Полагается выждать хотя бы семерик, а лучше месяц. Жрец, который заставил ее пойти на такой риск, сам вызывает у меня подозрения.
Учитывая, что седовласого тоже сложно было назвать нормальным, Джай искренне посочувствовал Твари.
– Но она не свихнулась?
– Нет. Это было бы равносильно смерти, а ее я почувствую сразу. Обряд прошел успешно.
– Ладно. – Обережник вернулся к костру за кружкой. После перечного хлебца щипало не только в горле, но и в носу. – И что нам теперь делать?
– Искать. Она где-то там. – Жрец поднял голову и ткнул пальцем – прямо в Тишша, любопытно прислушивающегося к разговору.
– Мяу, – глубокомысленно сказал кошак.
– Тишш! – возмутился ЭрТар. – Когда ты успел ее сожрать?!
– Мя-а-ау?!!
Мужчина легонько хлопнул корлисса по боку, заставив посторониться. Судя по солнцу, идти на сей раз предстояло на юг.
– Направление изменилось. Видимо, ее куда-то везут и не очень далеко от нас, иначе это не было бы так заметно.
– Слушай, – вспомнил ЭрТар. – А как йеры ищут Тварь? Тоже садовничеством занимаются?
– Да. – Жрец бережно развернул побег, чтобы тот рос в сторону березки, по которой потом сможет взобраться. – Они нашли какой-то способ притворяться нами. Вроде бы на это способны только Приближенные, посвятившие себя Темному, и то не все… но хватает и этого. Мы все уже перепробовали, чтобы закрыть ее от лживого зова, но бесполезно.
– А что, если нынешним жрецам это удалось? – осенило Джая. – Потому-то ты и не можешь до нее достучаться, тваребожец?
– Хотелось бы верить. – Седовласый немного повеселел и взял у ЭрТара хлебец. – И не называйте меня тваребожцем. Меня зовут Брент.
– Вспомнил?
– Напомнила. Собирайте вещи и пошли, если идете.
***
На крыльце торчал уже другой обережник, так же размеренно двигающий челюстями и плюющийся шелухой. Этот хотя бы заметил йера и, поперхнувшись, вытянулся в струнку, рассыпав семечки. У его ног тут же с кудахтаньем засуетился петух управника, подзывая ринувшихся со всех сторон кур.
Архайн брезгливо дернул уголком губ, проходя мимо, к двуколке. Легонько постучал пальцем по прутьям стоящей в ней клетки, и голубь ответил ему взглядом, более приставшим разбуженной цепной собаке.
Даже голуби у обережи были толстые и наглые, мерзкого сизого цвета. При храме тоже разводили почтовых птиц, черных и белых – для разных вестей. Но, как ни досадно, быстрее и лучше всего послания доставляли такие вот беспородные твари, возвращавшиеся в родную голубятню через все Царствие. Их даже порождения приграничных лесов почему-то не жрали. Видать, боялись отравиться.
Йер открыл клетку и, загнав голубя в угол, сгреб в горсть. Символ супружеской любви злобно клюнул его в палец. Он не ел с вечера, и ему чхать было на Архайнову серьгу.
Приближенный, беззвучно скривившись, поскорее вытащил сизаря из клетки и переложил в другую руку, лапками кверху. Он мог заставить проклятую птицу издохнуть на лету, но не послушно сесть к нему на палец. Интересно, как это удается жрецам? Перед ними любая тварь хвостом виляет, причем безо всяких ирн.
Пришлось ограничиться вырванным из хвоста пером. Когда Архайн вернется в храм, он прикажет, чтобы ему подали этого гада на завтрак, тушенного в белом вине. Будем надеяться, к этому времени перо не отрастет.
Перевернутый голубь слегка одурел и безропотно позволил привязать к красной лапке свернутую в трубочку записку. Новости, конечно, не ахти, но, по крайней мере, удалось отсечь кусок Царствия, где Твари точно не было. Теперь главное туда ее не пустить, чем и должны заняться получатели.
– Лети, паршивец. – Йер высоко подбросил птицу, хотя куда охотнее наподдал бы ей ногой.
Голубь, очнувшись, суматошно затрепыхал крыльями, описал круг над двором, и на плечо Архайну прощально шлепнулось черно-белое напутствие. Среди простого народа оно считалось знаком благоволения самого Двуединого, но йер его не оценил – в отличие от сдавленно хрюкающего обережника. Не удержалась от улыбки и проходящая мимо забора девушка с корзинкой.
Архайн улыбнулся в ответ и поманил ее пальцем. Девичье личико выбелило тихой паникой, но селищанка покорно открыла калитку и подошла к йеру. Тот оценивающе провел ладонью по нежной щечке, а от нее вниз по горлу, к острому уголку выреза. Отвар ринны, «мужского корешка», который Архайн выпил перед «манком» – желание вместо любви, ненависть вместо страсти, холодный расчет вместо преданности, – все еще давал о себе знать.
Девушка задрожала, в уголках глаз набухли слезинки, но она так и не произнесла ни слова – даже когда руки йера безжалостно рванули с ее плеч праздничное, вышитое и надетое для жениха платье.
Отказать Приближенному не смеет никто. А пребывает ли с ним в этот момент Двуединый – узнать невозможно…
Глава 14
…Денно и нощно служат они Господу нашему Двуединому, не щадя ни сил, ни живота своего ради процветания Царствия Иггрового, являя прочим людям образец благочестия, мудрости и бескорыстия.
Трактат «О сословиях имущественных и духовных», раздел «Йеры», вводная часть. 217 год от В. Д.
В жизни Джая наступила если не белая полоса, то серая – дорога, совпавшая с указанным лозой направлением. Идти по ней было куда легче, чем по кочковатому дикоцветью, да и холмы сгладились. А когда странников нагнал обоз с пшеницей, парень решил, что Двуединый наконец-то раскаялся и жаждет загладить вину. За несколько бусин ЭрТар выторговал у возниц разрешение прилечь на мешках, а там и вздремнуть. Жрец заявил, что выспался, на многократные просьбы-угрозы «ты ж гляди не улизни без нас!» только пожимая плечами: мол, как получится. Горец, не полагаясь на сии сомнительные телодвижения, что-то нашептал вознице и сунул ему еще одну бусину. Брента это не шибко обрадовало. Он взобрался на верхний мешок и нахохлился там, как издыхающая курица. Связать патлы в хвостик ему никто не посоветовал, а сам он до этого не додумался.
Долго глядеть на «жертву птичьего мора» парням не пришлось – сон сморил их сразу и накрепко.
Белоусов Валерий
Корнев Павел
Самойлова Елена
Шидловский Дмитрий
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий