Чтение 13–й страницы книги ~Заговорщик~

– Понял, атаман? – повернулся к казаку Зверев. – Наместника живым брать! Даниил Федорович его к государю повезет. То-то будет, чем перед детьми в старости похвастаться…
Подбирая паруса и сбавляя ход, «торговцы» поворачивали к порту, выбирая свободные места у причалов. Галера прошла дальше всех, приткнулась носом между двумя трехмачтовыми шебеками, благо «клюв» позволял спокойно высаживаться и таким образом. Даже удобнее – можно обойтись без сходней.
Поглаживая утонувшую в складках кушака рукоять сабли, князь первым сошел на берег, вальяжно двинулся вдоль причалов. Сзади подобострастно семенили холопы в потертых халатах и фесках. Боярин Адашев в чалме с надломанным пером и парчовом халате двинулся к воротам, забросив руки за спину и бросая по сторонам суровые взгляды. Казаки с ятаганами изображали его стражу, жестами отгоняя с дороги путников.
Признаков тревоги нигде заметно не было. Что до башни – дверь в нее была открыта нараспашку, охраны никакой. Янычар наверху откровенно манкировал обязанностями, усевшись на краю площадки и свесив ноги.
– Расслабились басурмане, – хмыкнув, негромко произнес Андрей. – Все берега моря у них под властью, лет пятьдесят ни одной стычки не случалось. Совсем ничего не боятся.
Пригнув голову, он вошел в башню и… И чуть не выругался: здесь располагалась какая-то писарская контора с тремя румяными пухлыми чиновниками, четырьмя столами и стопками исписанных и чистых бумаг. А вот выхода наверх, к пушкам, отсюда не имелось! Это был провал! Еще пара минут – в воротах начнется схватка, часовые заметят опасность, пушки ударят по казацким кораблям.
Один из писарей что-то спросил.
– Тамо-о-ожня? – ласково поинтересовался Пахом, скользнул ближе, крепко вцепился жертве в нос и резанул косарем по горлу. Второй чиновник вскочил – Илья тут же наискось полосонул его саблей. Третий нырнул под стол – и спасся благодаря очевидной глупости. Налетчикам в эти секунды оказалось не до него.
– Пахом, ребята: лестница нужна! Быстро! Немедленно! Или хоть что-то!
Холопы высыпали наружу, закрутились по сторонам.
– За мной! – кинулся Илья к вытащенной на берег рыбацкой лодке, рубанул крепившие поперечный брус канаты.
– Ко мне! – Андрей скинул чалму, размотал кушак, сбросил халат, саблю схватил в зубы, положил ладони на конец бруса и кивнул.
Холопы побежали, толкая его вперед. За два шага от преграды князь подпрыгнул, прошлепал ногами по стене, толкнулся, птицей взлетел наверх и, рванув саблю, опустил клинок на затылок ленивого янычара. Тот беззвучно ухнулся вниз. Трое остальных, игравшие между пушками в кости, вскочили, схватились за ятаганы. Зверев упал на колено, рубанул ближайшего понизу. Тот попытался подпрыгнуть, но успел выдернуть только одну ногу, на второй остро отточенное лезвие подсекло ступню.
– Два ноль, – сообщил боевым рабам князь, расставляя ноги пошире. – Продолжим?
– А-а-а!! – ринулись вперед янычары.
Зверев скользнул влево – так, чтобы смуглый противник оказался между ним и остроносым усачом, – вскинул левую руку, подставляя запястье под удар кривого ятагана. Клинок звякнул о железо невидимой под рукавом пластины, у османа во взгляде мелькнуло удивление – и острие сабли вошло ему глубоко в живот.
Усатый отскочил назад, глядя, как его товарищ оседает на камни, выкрикнул что-то злое и бросился в атаку, рубя из-за головы. Андрей подставил клинок, отступил и тут же перешел в атаку прямым выпадом. Янычар попытался парировать – но князь сделал классический переброс под его рукой, и острие сабли пробило басурманину горло.
– Четыре ноль, – перевел дух Зверев, огляделся. Лестница к пушечной площадке башни, как оказалось, вела снаружи. Причем подниматься нужно было из огороженного каменными стенами дворика, примыкающего к цитадели. На башнях которой, кстати, уже металась стража.
– Как бы гости не прибежали, – попятился князь, выглянул в сторону причалов: – Пахом, пищали неси! Пищали, не то выбьют!
– Князь, Андрей Васильевич! Лови! – Илья, раскрутившись, метнул наверх бухту каната. Зверев быстро соорудил петлю, накинул на тяжелый тюфяк, добил раненого врага, сбросил конец вниз. Холопы один за другим вскарабкались на башню.
– Столы! – крикнул полусотнику Зверев. – Столы из таможни привязывай! Мешки, тюки, все давай! Все, что найдешь!
Сверху было видно, как торговые корабли, почуявшие недоброе, один за другим отваливают от причалов и уходят в море. Из посадов начали разбегаться жители. Кто с узлами, кто с детьми. В воротах нижнего города бурлила отчаянная сеча. Из широкой двери в стене крепости показался десяток копейщиков, бодрой трусцою спешащих по склону вниз.
– Пахо-ом!
– Даю, даю… – Дядька продел веревочный конец в ремни сразу пяти пищалей. Илья и князь торопливо подняли их наверх, отвязали, бросили канат вниз: – Свечу!
На лестнице грохотали шаги. Холопы сдвинули стол, загораживая проход, изнутри подперли вторым, обнажили сабли. Стол зашевелился, как живой, медленно пополз в сторону. Андрей наконец-то запалил фитиль, вставил в замок, зажал:
– Дорогу! – Он подбежал к столу, высунул пищаль, направив стволом вниз, нажал спуск. От грохота заложило уши, отдача вырвала оружие из рук и кинула на площадку, угол заволокло дымом. – Илья, вторую!
Раз за разом князь разрядил вниз все пищали. Сколько при этом погибло османов, было не видно, но вот лестница надломилась и просела. Холопы тем временем затаскивали наверх мешки с зерном и мукой, бочонки соленой рыбы, тюки ткани и выкладывали все вдоль края площадки. К тому времени, когда с угловой башни пушки первый раз рявкнули каменной картечью, незваных гостей уже защищала от басурманского огня внушительная баррикада. Пищали были заряжены и готовы к бою.
– Илья, за старшего, – ткнул Андрей полусотника пальцем в грудь. – Проверь пушки. Если кто чужой попытается подобраться к нашим кораблям – стреляй. Я в город.
Князь по канату соскользнул вниз, добежал до галеры:
– Пищали, бердыши, сабли с собой! Барахло османское к черту! За мной!
Сами ворота казаки успели закрепить за собой: здесь на земле валялись с три десятка местных, минимум половина из которых показались Андрею случайными прохожими, и пятеро русских. Но ни одной живой души караулить вход не осталось. Впрочем, по стене помощь врагу подойти не могла: стена была не крепостной, а обычной, узкой. Можно сказать – просто высоким забором.
– Ты, ты, ты… – наугад показал пальцем князь. – Стоять здесь насмерть! В смысле, не дайте горожанам запереться. Остальные… – Он огляделся: – Туда!
В конце улицы, что отворачивала влево прочь от крепости, кипела схватка. Пятеро казаков, среди которых Андрей увидел боярина Адашева, свалили поперек дороги две телеги и пытались не пропустить полуголых копейщиков, втрое больших числом.
– Пригнись, мужики! – подбегая, крикнул Зверев.
Русские присели, османы не поняли – и попали под слитный картечный залп сразу трех пищалей. Холопы перемахнули баррикаду, добили раненых, прошли еще полсотни шагов и уткнулись в тупик. Справа и слева стояли массивные дубовые двери.
– Сейчас, открою! – весело пообещал казак. Разбежался, прыгнул, зацепился ладонями за верх стены… И с криком свалился назад. – Проклятье! Там шипы!
– Это делается иначе, парень. Пахом?
Дядька вскинул пищаль, направив ее в верхний край створки, где ровный ряд заклепок выдавал расположение петли, нажал на спуск. Сноп картечи оставил пробоину размером с голову, створка покосилась. Еще выстрел – и она упала внутрь.
– За мной! – дернул из-за спины бердыш Андрей.
– Мы первые были! – возмутился казак, сунулся вперед – и тут же откинулся со стрелой в глазу. Еще одна попала холопу в плечо.
– Сейчас бы гранату кинуть, – мечтательно произнес Зверев. – Пахом, заряженные пищали остались?
– Я сам, княже…
Дядька взял у ближнего холопа тяжелый ствол, на миг выглянул во двор, тут же отступил, опуская пищаль и направляя ее в стену, что-то прошептал, качнулся. Выстрел ударил по ушам, затянул проход дымом. Андрей мигом нырнул туда, метнулся влево, спасаясь от возможной стрелы, и врезался в огромного мужика с секирой. От неожиданности оба отпрянули. Спустя секунду осман взревел, вскидывая оружие, – Зверев же без замахов стремительно кольнул его острием бердыша в сердце, обежал уже мертвое, но еще стоящее на ногах тело и кинулся вверх по лестнице.
Над ухом пропела стрела, еще одна. Зверев, не сбавляя шаг, закрылся бердышом: широкое лезвие неплохо защищало и голову, и верх туловища – если стоять боком, конечно. Сталь звякнула – значит, в него почти попали. Но и лестница уже закончилась, перейдя в тянущийся вдоль всего дома, крытый балкон.
Пузатый мужик в атласных шароварах, патлатый и бородатый, с толстенной золотой цепью на груди откинул лук, поднял с пола копье и попытался пробить Андрею живот. Князь отвел удар, попытался скользнуть вдоль древка – но басурманин отскочил, ударил снова. Зверев принял копье на ратовище, поднял вверх, перехватив бердыш длинным хватом, рубанул – и оттяпал басурманину руку чуть выше запястья. Копье ушло вниз, острие лезвия – осману в горло.
– Русские! – вылетела из комнаты одетая в прозрачные газовые ткани девчонка, сверкающая золотыми нитями и самоцветами. Она повисла у Андрея на шее, принялась целовать куда попало, плача и приговаривая: – Русские… Милые… Родные… Долгожданные… Счастье… Радость…
– Андрей Васильевич! – нагнал Зверева дядька. – Куда же ты, князь?! Без брони, без людей!
– Господи, миленькие! Счастье наше! Надежда наша! Освободители!
– Все хорошо… Все отлично… – Андрей тоже обнял ее и оторвал от себя: – Одежду найди теплую. И к причалу иди. Там корабли наши и струги сейчас будут. Увезем всех, не бойся. Мы за вами.
Девчонка, утирая слезы, несколько раз пнула мертвого османа ногой, убежала обратно в комнату – и громко завизжала. Мужчины кинулись следом:
– Чего?
– Там, там… – приплясывая среди раскиданного тряпья, показала пальцем на сундук невольница. Пахом откинул крышку – и они увидели трясущегося голого старика. – Это он! Сайят-паша! Он нищим одеться хотел! У него рваный халат там спрятан!
Старик, подняв ладони с растопыренными пальцами, выпрямился. Морщинистая кожа облепляла кости, выдавая какую-то запущенную болезнь. Зрачки бегали из стороны в сторону.
– Нашла кого бояться! – хмыкнул Андрей.
– Это хозяин! Он торговал! Сестру продал, брата! – Девица вцепилась в косарь на поясе Зверева, выдернула, перехватила двумя руками, вонзила старику в живот и рванула к себе, вспарывая брюхо от бока до бока.
– Рабами торговал? – сообразил Пахом.
– Тут все торгуют! – отерла нож невольница. – Вы в подвал гляньте…
Князь осторожно забрал у нее нож, вытер хорошенько о тряпье и убрал в ножны. Вышел на балкончик, сбежал вниз. Дворик дома он увидел фактические впервые. Во время боя, в дыму было не до окружающих красот. Именно красот: посреди выстланного гранитной плиткой пространства журчал небольшой фонтан, в нем плавали какие-то растения с широкими листьями, вокруг зеленели розы. Вдоль поддерживающих балкон столбов вился виноград, перебираясь на натянутые от крыши к забору шпалеры. Понизу дома виднелись несколько забранных решеткой, полуовальных отверстий. Оттуда, снизу, за прутья хватались человеческие руки.
– Вот, поймали, – похвастался Изольд, указывая на двух стоящих на коленях, коротко стриженных османов. – За лестницей прятались.
– Остальные где?
– Кто? – не понял полусотник. – А-а… В доме. Там дверь внизу была.
Понятно. Холопы охотились за добычей.
Одно из окон вдруг взвыло, и руки разом исчезли. Потом точно так же повело себя другое, третье. А через минуту двор заполнился людьми – голыми и одетыми в рубище, мужчинами и женщинами, детьми. Они молились и плакали, падали на колени, норовили поцеловать Звереву руку. Все говорили, просили и жаловались одновременно – в шуме было не различить ни слова.
– Тихо! – хлопнул в ладоши Андрей. – Выбирайтесь на улицу, идите в порт Там будут струги, мы всех увезем за Дон, домой. Идите, татар и османов на улице нет, идите…
Толпа качнулась к дверям, оставив за собой явно смущенных холопов и казаков.
– Этим двоим выпустить кишки, – указал на пленников Зверев. – И вообще… У кого в городе найдете русских рабов, или кто окажется торговцем невольниками – резать всех без пощады. С семьями, чтобы корня от выродков не осталось. Всем ясно? Изольд, бери два десятка, остаешься с боярином Адашевым. Пахом, все остальные – за мной. Пищали зарядить догадались?
– Как же, как же, боярин, – отозвались холопы. – Обижаешь!
Разбившись на три отряда, они пошли по улицам в направлении цитадели, по дороге выбивая двери во все дворики и наскоро осматривая дома. В нескольких налетчикам удалось освободить полон – русский и нерусский, – хозяева же везде успели или сбежать, или спрятаться. Вскоре пошли дворы уже разоренные – видать, казаки успели заглянуть. Затем все три улицы сошлись в одну. На ней оказалась баррикада из телег, бочек и, почему-то, двух гребных лодок.
По ту сторону прятались горожане, через множество щелей тыкая копьями. С этой стороны их вяло пытались одолеть казаки, закрываясь от уколов османскими щитами и в ответ шуруя в щелях саблями. Три залпа один за другим прекратили этот глупый балаган: лодки разлетелись в щепу, повозки стали походить на решето, бочки потекли рассолом. Холопы перевалили укрепление – но никого не нашли. Османы предпочли отступить, не дожидаясь смерти.
Сомкнувшись, отряд двинулся дальше, но шагов через пятьдесят улица вывела их на склон перед цитаделью. Со стен тут же загрохотали пушки – и русские шарахнулись назад.
– Пахом, десять человек с пищалями оставь, – прижимаясь к стене, приказал Андрей. – Остальные по дворам идите. Может, там еще рабы томятся.
– А ты, княже? – потер шею дядька, и Зверев увидел, как на ней блеснула знакомая тяжелая цепь.
– Если османы из крепости выступят, десятью пищалями отобьюсь. Вы выстрелы услышите и на помощь придете. Давайте, шевелитесь, времени мало. До темноты нам нужно уйти.
– Чего так, княже?! – остановившись, возмутился казак. – Город-то какой богатый!
– Тут османов в десять раз больше, чем нас, деревня! – огрызнулся Зверев. – И янычар сотни четыре, не меньше. Они нас еще не вырезали только потому, что от наглости опешили. Да и стругов испугались, их же много. Когда сообразят, что лодки полупустые, а нас тут и тысячи нету, соберутся силой и так вдарят… Что нам в этот момент лучше быть подальше. Все, шевели лапками! И предупреждайте всех, кого встретите: к ночи нужно быть в порту!
Андрей примерно представлял, что сейчас творится в голове османского наместника, назначенного на явную синекуру и вдруг оказавшегося перед лицом сражения. Припасы все старые или негодные, гарнизон от безделья обленился, в крепости толпа перепуганных до полусмерти горожан. Планов на случай осады нет, своего опыта, наверное, тоже. Сколько нападающих – неясно. Вроде, и мало, но ведь помощь в любой момент может подойти. Струги вон вслед за первыми кораблями подтянулись. Чтобы организовать ответную атаку, скрывшихся в цитадели мужчин нужно вооружить и свести в отряды, дать им командиров…
– Нет, до утра ответить не успеют, – покачал князь головой. – Не разберутся. Но на рассвете им на глаза лучше не попадаться.
Южные сумерки коротки: вроде день вокруг стоит, ан не успеешь оглянуться – уже и ночь на дворе. Андрей, как стало темнеть, снял свою засаду, разослал холопов сзывать друзей и казаков, сам же отправился на причал.
Струги уходили из порта, груженные до предела, только-только не черпая воду бортами. Если в Керчи казаки норовили запихнуть в лодки всякий хлам, вплоть до вытертой кошмы и попон – в юрте пригодиться может, – то здесь, в богатейшей Кафе, сами бросали на камни драгоценные мечи, кубки и одеяния, лишь бы отправить на Дон еще хоть одного освобожденного пленника. Но все равно – спасти всех не получалось. Ватага выпустила из подвалов, вырвала из рабства больше двух тысяч человек. Тридцать пять добравшихся до города стругов могли вместить не больше полутора тысяч. Еще полсотни удалось впихнуть в три рыбацкие лодки. Все. Остальные невольники оставались на берегу…
– Саразман! – окликнул мечущегося по берегу казака Андрей. – Смотри, у причалов «торговцы» еще стоят. Один на боку, видать с течью. Но еще три исправные.
– Проку с них, княже? Протоками не пролезут. А мимо Азова идти – расстреляют всех басурмане, и помолиться никто не успеет.
– А остров? Забыл?
– Что с него проку, Андрей Васильевич? Он же на османской стороне. Как с него выбираться?
– Стругами. Выгрузить там людей и груз, и отпустить корабли на волю ветра. А лодки, как у острога полоняников высадят, за ними вернутся.
– Андрей Васильевич! – подпрыгнул Рваное Ухо. – Лю-юб ты мне! Ох, люб! Дай я тебя расцелую!
– В другой раз, атаман. Не последний день живем.
Повеселевшие воины споро перетащили оставшуюся на причалах добычу в трюмы двухмачтовых судов, перенесли на палубы раненых, завели последних невольников и помогли отчалить.
Андрей не был уверен, что кто-то из пленников умел управляться с этими махинами, способными принять до тысячи пудов груза – но люди не роптали. Они предпочитали рискнуть – но только не возвращаться в холодные подвалы Кафы. Илья и его холопы, поднатужившись, скинули вниз пушки портовой башни, спустились следом и бегом промчались до галеры. Казаки разобрались по «торговцам». Наконец налетчики отчалили, уходя в черноту ночи от разоренной Кафы. На запад.
– Ох, княже, отчего ты не казак? – с чувством подвел итог визиту Саразман Рваное Ухо. – Что за набег? Это просто праздник духа!
После «праздника» казаки и холопы долго отсыпались в какой-то бухте между горными мысами – все же ночь не спали, – а потом еще почти целый день шли вдоль побережья. Утром же, через два часа после выхода в море, обойдя выступающую далеко в море гору, путники увидели в глубине бухты очередной порт и раскинувшийся за ним поселок. Воины разразились радостными криками, но чем ближе становился порт, тем меньше веселились православные витязи. Ведь поселок был всего лишь россыпью домиков за причалами, между двумя горами. Рядом с этими домиками начинались могучие, высокие и толстые стены, уходящие дальше за гору. На широком скальном мысу, возвышаясь на добрую сотню саженей над морскими волнами, стояла крепость, размерами не уступающая Кафе, но имеющая куда больше башен, обрывистые подступы и прячущая ворота где-то далеко-далеко от моря.
– Смотри, Даниил Федорович. – указал вперед князь Сакульский. – В порту ни одной посудины. Разбежались-попрятались. Похоже, здесь нас уже поджидают. Предупреждены.
– И что делать станем, Андрей Васильевич?
– Как что? – пожал плечами Зверев. – Крепость брать. Коли о нас знают здесь, значит, знают и везде. Легкой добычи больше не будет.
Корабли привалились бортами к пирсу. Казаки, выпрыгнув наружу, закрепили концы, подтащили сходни. Ватажники и холопы стали спускаться на берег.
– Тихо, как на кладбище, – заметил Саразман. – Ровно после черной смерти.
– Не пугай людей, – хлопнул его по плечу Андрей. – Просто жители в крепость ушли, от нас спрятались. Интересно, что это за место такое?
– Коли вслед за Кафой на побережье, стало быть Сурожа, – блеснул неожиданным познанием боярин Адашев. – Иначе ее Сугдеей зовут. А меж купцов, слышал, и вовсе Судаком прозвали. Отчего, не знаю, сие Телепнев в письме своем Алексею отписал. А я случаем прочел.
– Судак, – кивнул Зверев. – Слышал я такое название.
– И что, княже?
– Ничто, – развел руками Андрей. – Слыхать слыхал, а вижу впервые. Саразман, Пахом, выгружайтесь. Пищали готовьте, броню надевайте, у кого есть. Теперь маскироваться ни к чему. Даниил Федорович, пошли со мной. Глянем, что за твердыня и с какого места ее ковырять.
Служилые люди двинулись по пыльной узкой дорожке, что вилась от порта наверх и шла вдоль стены. Зверев прикинул, что длина ее составляет никак не меньше километра. Это значило, что весь периметр насчитывал заметно больше двух, если не все три ка-мэ.
– Это же надо такое отгрохать! – покачал он головой. – Даже не верится, что люди на такое способны. Одними тачками, кирками и раствором на курином яйце.
– Вестимо, не без Божьего промысла, – сделал совершенно неожиданный вывод Адашев.
Дорога уперлась в ворота полукруглого бастиона, над которым, чуть дальше, возвышались надвратные башни, защищающие уже главные ворота города. Зверев остановился на безопасном расстоянии, прикрыл глаза ладонью от света, хмыкнул. Раз, другой, а потом уже откровенно захохотал.
– Ты чего, княже? – испугался боярин.
– Да ты сам погляди, Даниил Федорович, – махнул рукой Андрей. – Посмотри на эту твердыню. Флаг османский есть, сторожа на башнях есть. Ворота есть. А пушек – нет. Нету ни одной! Мы думали, это великая крепость! А это – муляж! [31 - Генуэзская крепость Сугдея была захвачена Османской империей в 1475 году, после чего, как пишут историки, «жизнь города закончилась». Там стоял лишь небольшой гарнизон, сидел наместник, а число домов не превышало двухсот.]
Уже с легким сердцем служилые люди вернулись к порту, Андрей распорядился:
– Саразман, пусть казаки попытаются найти в поселке хоть одну годную повозку. Пахом, выгружайте с галеры пушки, порох и ядра. Илья, возьми десять холопов, разломайте сараи и сделайте несколько толстых щитов, чтобы стрела не пробила.
– Пушки-то зачем?
– Крепость брать, Пахом, крепость. Где ты видел, чтобы их без пушечной пальбы взять удавалось? Вот и мы пошумим.
Увы, ни одной повозки, тачки или даже волокуши хозяева в брошенном поселке не оставили. Пушечные стволы пришлось обматывать веревками и тащить на плечах командами по восемь человек. Они были не очень длинные, около метра, но калибр имели с два кулака и весили, наверное, по полтонны каждая. Пока одни холопы сражались с бронзой, другие из готовых щитов составили напротив ворот простенькое укрытие в виде забора, подпертого изнутри шестами. Защитники крепости пытались метать в них стрелы, но даже луков в Судаке оказалось всего два, а стрелки – никудышные.
Казаки в это время таскали к воротам боеприпасы, вещи, продукты – чтобы можно было поесть, не уходя далеко. Кроме того, два десятка воинов отправились в растущий на склоне лес рубить бревно для тарана. Хлопоты заняли почти весь день – поэтому штурм первого укрепления князь отложил до утра. На рассвете заряженные пушки уложили передней частью на короткие жердины, казенником – и вовсе на землю. Андрей проверил наводку, а потом самолично поднес факел из промасленной тряпицы к запальным отверстиям. После выстрела стволы отлетали назад на несколько шагов, а одно даже закувыркалось – но ядра попали в цель, надломив правую створку возле петель. Казаки, разбежавшись, ударили тараном в верхнюю часть – и воротина благополучно провернулась вокруг засова, грохнувшись внутрь. Степные витязи ринулись вперед, подныривая под торчащую нижнюю часть, – но сражаться оказалось не с кем. Османы предвратное укрепление защищать не стали и ушли в крепость.
Холопы взялись за щиты, выстраивая их уже напротив самих надвратных башен, Пахом с помощниками забивал в стволы свежие заряды – как вдруг налетчиков встряхнули пушечные залпы, донесшиеся из гавани. Русские стремительно кинулись вниз по дороге и успели увидеть, как подошедшие к порту четыре османские галеры методично расстреляли все три казацкие посудины.
– Ну вот, – вздохнул Зверев. – Мало нам тревоги, так еще и отреагировать басурмане успели. Прислали флот для нашей поимки. Скоро ждать карателей.
– Мы в ловушке, княже, – широко перекрестился Даниил Адашев. – Теперь нам отсюда не уйти.
– Если не уйти, тогда закончим начатое, – ответил Андрей. – Атаман, поставь на дороге две сотни казаков на всякий случай. На этих лоханках, на всех четырех, больше сотни солдат не наберется, высаживаться они не рискнут. Но мало ли чего… Чтобы дурных мыслей у них не возникло.
Холопы и ватажники вернулись к воротам заканчивать свои приготовления, и новым утром османская крепость испытала удар выпущенных всего со ста шагов четырех чугунных ядер. В этот раз Андрей метился понизу и снова отлично все рассчитал: в створке слева ядра выломали изрядный кусок дерева, от земли и на высоту человеческого роста. Холопы, подбежав, тут же начали стрелять на ту сторону из пищалей, затем в лаз один за другим принялись нырять казаки.
– Ну, вот и все, – кивнул Андрей, – мы ее взяли…
Ни особой радости, ни азарта, ни даже волнения он не испытывал. Судак оказался слишком слабым противником.
– Саразман, не убегай! Повозки, лошадей берегите, они нам понадобятся. Упряжь всю забирайте, какую найдете! Понял? Ну, давайте. С Богом.
Ватажники веселились в городе до вечера. Освободили полсотни невольников, взяли в добычу полторы сотни лошадей и вполовину меньше повозок, кое-какую небольшую добычу и одного османского пашу – замотанного, словно копченая рыба, в веревки и закатанного в кошму. Так его на одну из телег и забросили. Невидимые из бухты, налетчики погрузили припасы, пушки, накопившуюся рухлядь и около полуночи тихо снялись, уходя в гору по накатанной грунтовке.
На рассвете дорога уперлась в идущий вдоль берега, хорошо накатанный тракт.
– Направо поворачивай! – крикнул первому возничему Андрей.
– Зачем направо? – удивился Адашев. – Там же Кафа!
– Слева горы на много дней пути. Справа – степь. Что лучше? – громко спросил Андрей. – Направо поворачивай. В степи крымские выйдем – растворимся, как рыба в воде. Понятно?
Ему никто не ответил. Но это было неважно. Главное – теперь люди знали, что они не просто пропадают, лишенные пути домой, а двигаются согласно какого-то тайного плана командира.
Ближе к полудню ватажники оказались возле поселка из четырех дворов, окруженных бескрайними виноградниками. Ряды шпалер забирались на склоны гор и переваливали через них, лоза уже успела обзавестись множеством пока еще зеленых кисточек.
Беспокойства у хозяев идущий по дороге обоз не вызвал – об опасности селян никто не предупреждал. Казаки свернули в ворота, в несколько минут переловили хозяев и собрались вешать на колодезном журавле – вместо ведра. В последний момент, когда на шею старика уже накинули петлю, его жена опустилась на колени и принялась молиться, часто крестясь.
– Православные, что ли? – не поверил своим глазам Саразман Рваное Ухо. – А ну, на шее у него гляньте!
Казак, надевавший петлю, потянул льняную нитку и продемонстрировал всем маленький серебряный крестик.
– Грек, наверное, – сообразил Андрей. – Их в Крыму еще до Рождества Христова немало поселилось. Так и живут.
– Что же они сразу не сказали?
С шеи старика сняли петлю, вернули ведро на место. Пока одни казаки черпали воду, давая напиться всем путникам, двое других подарили греку на память дорогой османский халат и чалму. А затем обоз двинулся дальше.
Что остались думать греки – неведомо. По-русски они, как показалось Андрею, не понимали ни слова.
Незадолго до заката тракт перевалил низкую пологую гряду и вышел к россоху. Одна хорошо накатанная дорога уходила прямо и вправо, под небольшим углом, другая, не менее наезженная – налево, строго на север. Мысленно перекрестившись, князь Сакульский облегченно вздохнул и махнул рукой в направлении своего далекого-далекого имения.
Версты через три, когда солнце уже скрывалось между горными вершинами, Андрей успел заметить на краю придорожной поляны линию камышей и приказал вставать на привал.
Уже в который раз за этот поход оставшиеся без ночлега и измученные долгим переходом люди с молчаливого согласия князя проспали изрядно времени после рассвета и начали собираться в путь, когда солнце поднялось уже довольно высоко. Здесь, в горной расселине, возле весело журчащего ручья не хотелось думать о возможных опасностях, о татарских дозорах, рыскающих в степи, о собранных в гарнизонах янычарах, которых прямо сейчас султанские наместники наверняка рассылают во все места, откуда только поступили тревожные слухи.
– Обоз, – подбежав к Андрею, наклонился Саразман. – Там, вдалеке идет, версты полторы.
– Какой он тут еще может быть, кроме басурманского? – усмехнулся Зверев. – О чем печаль?
– Вы бы с боярином халаты накинули и чалму. А то как бы беспокойства не вызвать.
По лагерю пошло тихое шевеление. Те, у кого сохранились фески и кушаки – маскировались под османов, прочие или раздевались совсем, или прятались за повозки. Освобожденных в Судаке невольников собрали в плотную толпу и велели держать руки за спиной.
Обоз приближался. Пятеро всадников медленным шагом сопровождали три большие кареты, запряженные четверками чалых лошадей. Кареты, как ни странно, вид имели совершенно европейский – словно катились не по крымским просторам, а по тракту между Лейпцигом и Кельном. Всадники щеголяли суконными кафтанами, на шее были кокетливо повязаны платки, головы от солнца скрывали черные треуголки.
– Шуба! – рявкнул Рваное Ухо.
Десятки вроде бы занятых своими делами бойцов метнулись к путникам. По трое, по четверо на каждого, они хватали лошадей под уздцы, вцеплялись в кафтаны, сдергивали всадников на землю. Еще несколько ватажников рванули дверцы карет, запрыгнули внутрь. Секунда – и двое пожилых пассажиров вылетели в придорожную пыль. Казаки уже шуровали в вещах: в сундуках, баулах, объемистых тюках.
– Кто вы такие?! – поднялись на ноги жертвы. – Вы не имеете права! Мы послы! Послы от короля польского и литовского Сигизмунда к наместнику Сулеймана Великолепного в Крымском Стамбуле мудрому Ахмед Энверпаше! Я посол, а это мой помощник. Отпустите нас немедленно, или вас всех посадят на кол! Всех! Гастон, да покажите же им, наконец, посольскую грамоту! Не видите, они не понимают ни слова.
– Смотри, что тут есть, княже! – выбрался из кареты казак со шкатулкой красного дерева в руках.
– Вы русские? – осекся посол.
– Князь Андрей Сакульский к вашим услугам, – сбросив халат, выпрямился Зверев. – Изволю вести рейд по османским тылам. А вы тут какими судьбами?
– А-а-а! – Посол кинулся к шкатулке, попытался ее вырвать – и тут же получил от непривычных к таким выходкам казаков саблей вдоль позвоночника. Возле его сапог моментально натекла лужа крови, кафтан на спине медленно расползся, обнажая белую спину с глубоким рубцом.
– У-у-у! – Гастон, сорвавшись с места, кинулся к камышам, но почти сразу получил подножку и растянулся в траве. Холопы навалились, связали ему руки за спиной.