- Я не об этом. Важно не мнение других, а объективная, непреклонная истина. Я хочу не прослыть героем, а им на самом деле быть. Этот вопрос, к счастью, уже находится не в компетенции придворных шаркунов, не Императора, которого, между нами, совершенно не интересует, что творится вокруг, а Ее Величества Совести, высшего судьи, которого еще никому и никогда не удавалось обмануть или подкупить.
- Послушаешь тебя, и жить не захочется.
- А ты не слушай, поспи немного, тем более уже утро, скоро начнется «жатва»…
- Ты думаешь, они нападут сегодня? - В сердце Гилиона все еще теплилась надежда, что боя можно избежать, что распрю, внезапно вышедшую за рамки обычной интриги, можно было бы уладить если не мирным путем, то хотя бы малой кровью.
- Конечно, начнут. Время работает не на них. Герцог-управитель боится, что слухи об осаде замка долетят до столицы слишком быстро, и из Кархеона прибудут эмиссары Имперского Суда еще до того, как наши с тобой отрубленные головы вывесят на потеху городским детишкам.
- А как же осадные орудия, без них же твой замок не взять. Гифор, конечно, не пограничная цитадель, но все же…
- Во времена крестьянских смут чернь брала замки при помощи вил, плохенького тарана и веревочных лестниц, - усмехнулся Совер. - Штурмом будет командовать не боевой генерал, а кто-нибудь из наиболее ретивых прихвостней герцога, например маркиз Форкар, командор торалисского гарнизона. Этому карьеристу в седьмом поколении, мечтающему усесться толстым задом в мягкое кресло командора кархеонских казарм, без разницы, сколько солдат он положит в этом бою, главное, был бы результат. Судя по количеству костров, сейчас стражников около тысячи, но это еще не все силы противника. Торалис и дворец герцога без охраны не оставят, поэтому стражников больше не пришлют, но наверняка подойдет деревенское ополчение из резервистов, человек двести-триста, не более.
- Ты забыл про имперские войска. В Самбории расквартирована конная бригада и два пехотных полка: тяжелые латники и копейщики.
- О конной бригаде и латниках забудь. Они уже два месяца, как топчут поля Мурьесы. Копейщиками же командует граф Артаньез, неужто, господин капитан, вам ничего не говорит это имя?
- Приемный сын двоюродного племянника герцога Лоранто, - на радостях выкрикнул Гилион, чуть не оглушив собеседника. - Тогда это в корне меняет дело, он может…
- Он может только отказаться выполнить приказ герцога - управителя провинцией, и не более, - остудил пыл бывшего капитана Совер. - Открыто встать на нашу сторону Артаньез не решится. Я, к примеру, на его месте тоже не стал бы искушать судьбу и вставать на защиту двух молодых смутьянов, несведущих в дипломатических играх.
- За себя говори, - почему-то обиделся Гилион. - Я же в Торалисе выполнял личное распоряжение герцога и…
- Да хватит тебе! - Совер дружески хлопнул по плечу капитана. - Личное, не личное; выполнял, не выполнял, а в случае неудачи на одном суку болтаться будем.
- Так нас же вроде обезглавить должны?!
- Должны, значит, обезглавят. Головы отрубят, к городским воротам прибьют, а трупы за ноги подвесят, чтоб не только на горожан, но и на деревенских бузотеров страху нагнать.
Старые друзья, знавшие друг друга еще со времен учебы в военной академии, переглянулись и вдруг весело рассмеялись. Перспектива грозившей им обоим смерти уже не пугала солдат, они свыклись с ужасной мыслью, что грядущий день будет последним в их жизни, смирились с ней и теперь чувствовали в себе неимоверный прилив сил. У отважных отпрысков двух знаменитых графских родов появилась надежда изменить положение дел или погибнуть достойной смертью, так или иначе оставив свой след в истории Великой Империи.
Порой одно и то же слово обозначает совершенно различные понятия, и не потому, что имеет много значений, а потому, что люди иногда бывают необычайно стеснительными и не решаются назвать вещи своими именами. Когда граф Гилион говорил «арсенал», он подразумевал не склад оружия, а свалку старого, проржавевшего хлама, неизвестно зачем вытащенного из сырого подвала и сложенного в кучу возле ворот замка.
Пархавиэль с отвращением поморщился при виде скопления отсыревших кожаных курток с прогнившими ремешками, ржавых кольчуг с дырами размером с кулак, мечей, топоров, алебард и прочего мусора, который когда-то давным-давно, лет двадцать, а может, и более назад можно было назвать оружием. Флейта выругалась, как пьяная портовая девка, а более сдержанный в проявлении эмоций Артур протяжно присвистнул и протер ладонью мокрую лысину, на которую с неба уже успел упасть не один десяток мелких снежинок - первых вестниц необычайно рано наступившей в этом году зимы.
- Только не ной, что мы обречены! - обратился Пархавиэль к Флейте, уже открывшей рот, чтобы что-то сказать.
- Зря я не осталась в Баркате, - прошептала девушка и, не в силах больше смотреть на добрую тонну проржавевшего металла, уселась на ступени какой-то хозяйственной постройки, судя по исходившему изнутри запаху свежих опилок, столярной мастерской.
Пархавиэль с Артуром подошли ближе к куче не охраняемого никем «добра» и, присев на корточки, стали пристально всматриваться в замысловатую композицию испорченного металла. Желание найти хоть что-то, что можно было на себя надеть и чем можно было пользоваться хотя бы как дубиной, оказалось сильнее брезгливости.
- Бесполезно, - подытожил Пархавиэль, поднимаясь в полный рост. - И как только слуги Совера таким барахлом воюют?
- А они и не воюют, у них свое оружие имеется, - кивнул Артур в сторону расположившегося неподалеку от ворот отряда из дюжины бойцов. - Видимо, господин граф решил над нами издевнуться.
- А мне мыслится, что Соверу до нас вообще дела нет: сам не зашел, какого-то прихвостня прислал. - Зингершульцо в отличие от более почитавших дворянские титулы товарищей упорно не хотел называть хозяина замка графом. Сказывалась старая привычка упрощать обращения к командирам и сокращать длинные гномьи имена до трех-четырех первых букв.
Пархавиэль оставил Артура у ворот и подошел ближе к группе наемников. Его никто не отгонял, не шпынял, даже не обращал внимания на присутствие рядом низкорослого чужака. Трое солдат затачивали мечи, четверо играли в карты, с досадой взирая на пустые фляги, а остальные спали, закутавшись в теплые плащи и свернувшись на земле огромными кожано-стальными калачиками. Только командир отряда, рослый бородатый наемник со шрамом на лбу бегал по двору и что-то оговаривал со старшими бойцами других отрядов.
Постояв минут пять, гном понял несколько вещей: во-первых, до них никому не было дела, и когда начнется бой, они будут сами по себе, неприкаянными и только мешающимися под ногами; во-вторых, оружие и доспехи у наемников были в полном порядке, а в-третьих, и это самое печальное, делиться припасами с ними никто не собирался.
- Зря мы погеройствовать решились, - проворчал Пархавиэль, то ли разговаривая сам с собой, то ли обращаясь к подошедшему сзади Артуру. - И чего нам только, дуракам, наверху не хватало? Тепло, уютно, жратвы полно.
- Завидуешь Нивелу?
Несмотря на желание паренька присоединиться к сумасбродной компании, взрослые не взяли с собой рвущегося в бой подростка. Применив грубую силу, его заперли наверху: у камина и среди многоярусных стеллажей с мудрыми книгами.
- Думаю, где оружием разжиться, - возразил гном, нисколько не обидевшись на подобную постановку вопроса. - С голыми руками в бой идти неохота.
- Да, твои кулачищи покрепче кувалды бьют, - усмехнулся Артур, но, осекшись под строгим взглядом, решил пока больше не шутить и не усугублять имеющиеся между ним и гномом разногласия. - А если серьезно, то это только сейчас все так невообразимо сложно, ножичка охотничьего не достать, не то что настоящего меча. Ты погоди немного, как только заварушка начнется, на стену сразу не лезь! Враг еще до рва не доберется, а оружия под ногами сколько угодно валяться будет, что сердцу любо выбирай!
- Знаю, - ответил гном, продолжая оценивающим взглядом осматривать высокие стены, башни и крепкие фигуры отдыхавших защитников.
- И вот что еще, - немного подумав, добавил Артур. - Ты меня не любишь, мне тоже к тебе особыми чувствами пылать нечего, но в бою давай-ка ближе друг к другу держаться, все-таки какое-то подобие отряда получится. Не думай, в спину не ударю, наоборот…
- Знаю, - так же скупо и односложно ответил гном и отошел к казарменному бараку, давая понять, что не стоит рассусоливать то, что и так понятно.
Флейта вдруг поняла: что-то произошло, притом поняла она это благодаря не хваленой женской интуиции, а тому случайному факту, что во время упорной борьбы с внутренним «я» и одолевающими ее страхами рассматривала не как обычно заостренные носки сапог, а дежуривших на стенах лучников. Спокойствие солдат мгновенно сменилось суетой, напряженное ожидание решительными и, как всегда, запоздалыми действиями. Маленькие человеческие фигурки заметались по стене и быстро побежали в сторону башен. В следующий миг раздался грозный рык огромного зверя, землю сотряс удар. Все, даже те из наемников, что находились от крепостной стены на расстоянии в несколько десятков шагов, причудливо взмахнули руками и согнули колени, пытаясь удержать равновесие. Стена взорвалась, два зубца мгновенно превратились в фонтан взмывших в небо осколков, каменный дождь оросил землю, и лишь по чистой случайности пострадало не более десяти человек, притом восемь из них были всего лишь ранены.
По толпе мечущихся в поисках укрытия людей пролетели два слова: «обстрел» и «требушет». Не сведущая в тонкостях осадного дела Флейта, конечно же, знала только первое, но поняла, что не стоит сидеть на открытом пространстве, тем более что огромный камень, вдруг прилетевший из-за стены, упал совсем рядом и, разрывая барабанные перепонки оглушительным воем, разметал в мелкую щепу довольно крепкий с виду деревянный сарай. В воздух взмыли обломки и барахтающие конечностями человеческие тела, беспомощные и непрочные, как тряпичные куклы.
- Сюда, дуреха, сюда, живее! - прокричала высунувшаяся из-за двери часовни голова в шлеме.
Бежавшая к птичнику Флейта, не снижая темпа, развернулась на ходу на девяносто градусов и быстро понеслась к кричавшему ей наемнику. Часовня находилась шагов на десять дальше, но зато ее стены были каменными, добротными, способными смягчить страшный удар и сулящими призрачный шанс выжить даже после прямого попадания.
Когда начался обстрел, Зингершульцо юркнул в пустой барак казармы и залез под кровать. Массивные доски пола ходили ходуном, а гвозди длиною в указательный палец подпрыгивали и с каждым новым толчком выходили на сантиметр-два из дыр. Снаружи слышались вопли, стоны и жуткое гудение, от которого можно было и оглохнуть, и сойти с ума. Пархавиэль крепко сжал уши ладонями и зажмурил глаза. «Если уж суждено погибнуть, так сразу, не мучаясь», - успокаивал себя гном, старавшийся в этот миг не думать ни о чем и неизвестно зачем принявшийся орать похабные махаканские песни из далекой караванной жизни.
Четвертый по счету толчок был особенно сильным, Пархавиэля подбросило вместе с кроватью вверх, а затем ударило об пол. Сквозь плотно прижатые пальцы в уши пробрались треск, хруст и чудовищный грохот. Стало нечем дышать, гном вдруг оказался в облаке поднявшейся пыли. Вокруг была темнота, Зингершульцо даже усомнился, открыл ли он глаза или только хотел, но не решился. Дубовые перекрытия и ножки кровати трещали, едва выдерживая тяжесть свалившихся на нее обломков. Не дождавшись, пока пол прекратил сотрясаться, гном заработал руками, стараясь как можно быстрее попасть наружу. Мысль, что кровать в конце концов сломается и весь этот хлам, под которым он оказался, повалится ему на хребет, придавала сил и не оставляла в голове места для сомнений. Только оказавшись наверху завала, Пархавиэль успокоился и оборвал на полуслове нескончаемую, многокуплетную и очень пошлую песенку про похождения человеческой красотки в подземельях Махакана.
От барака осталась лишь входная дверь, скрипя болтавшаяся на устоявшем косяке. Над грудами бесформенных обломков стояла и не хотела оседать пыль. Обливаясь слезами, чихая, царапаясь об острые края поломанных досок и не обращая внимания на все еще продолжавшиеся толчки, Пархавиэль стал выбираться из царства мусора, возникшего на месте вполне уютной казармы. За несколько минут обстрела площадка перед воротами замка изменилась до неузнаваемости. Обломки камней и досок, изуродованные трупы, конская упряжь, оружие и многое-многое другое были как будто хорошо перемешаны в огромном котле и высыпаны на землю неровным слоем. В главном строении замка зиял огромный проем, крепостная стена местами стала намного ниже, справа от ворот не хватало башни. Картина разрушений напомнила Пархавиэлю прежние, к счастью, давно уже ушедшие, кошмарные сны, когда на его глазах рушились и уходили под землю Целые гномьи города. Только сны были всего лишь снами, а замок Гифор рушился наяву.
Гул внезапно стих, тишина продлилась всего несколько секунд, а затем откуда-то издалека донесся приглушенный зов походной трубы. Ему вторили частая барабанная дробь и мелодия охотничьего рожка, раздавшаяся уже где-то неподалеку. «На стены!» - пронесся по воздуху многоголосый клич, и в клубах пыли появились тени. Вылезшие из укрытий люди спешили наверх, бежали, громыхая сапогами, по уцелевшим лестницам, карабкались по каменным уступам, нетерпеливо топтались возле узких входов в башни. Такого рвения Пархавиэлю давно не доводилось видеть, если быть точным, то со времен альмирского погрома, когда гномы отчаянно, остервенело защищали последнюю баррикаду, последний, оставшийся у них под ногами, клочок земли.
Облака пыли немного рассеялись, среди множества стальных и кожаных шлемов мелькнула знакомая Пархавиэлю лысина, украшенная кровоточащей ссадиной на затылке. Пират был ранен, но, как и остальные защитники замка, рвался в бой. Подхватив с земли топор с обломанной рукоятью и смахнув пот вперемешку с грязью со лба, Зингершульцо похромал к стене. Гном помнил о договоре с Артуром держаться вместе.
- Заступники небесные, да у них требушет! Да они нас сейчас… сотрут… в пыль превратят! - сквозь гул рассекающих воздух камней кричал Гилион, ударяя в такт словам стальной перчаткой по деревянным перилам.
- Спокойней, граф, спокойней! Поверь, у нас нет причин для беспокойства.
Стоявший на самом краю смотровой площадки замка Совер был невозмутим и спокоен, как будто падающие с неба камни не разрушали его родового замка и не убивали верных слуг. Всего один раз граф Карвол отвлекся от созерцания картины разрушений и то только для того, чтобы отдать распоряжения стоявшим позади на почтительном расстоянии посыльным.
- Ты что, ослеп?! Неужто не видишь, штурма не будет… незачем… они просто сровняют твой замок с землей!
Граф Гилион приблизился к другу и затряс его за плечо, вызвав несказанное удивление на лицах слуг, которые не то чтобы почитали, а боготворили хозяина.
- Успокойся, ты мне всех солдат перепугаешь. - Совер деликатно убрал ладонь графа со своего плеча. - Чтобы Гифор разрушить, не менее сотни выстрелов нужно сделать, а требушет один, к тому же старенький, вот-вот развалится. Сам посмотри, половина камней до стены не долетает, а точность какая! Косоглазый, криворукий орк с похмелья и то лучше метает!
В подтверждение слов невозмутимого хозяина замка очередной снаряд не долетел до крепостной стены более десятка шагов и, подняв фонтан брызг, грохнулся в ров. Дальнейших выстрелов не последовало, где-то вдалеке заунывно завыла труба.
- Ну вот и все, а теперь началась потеха! - почему-то обрадовался Совер и легким взмахом руки отдал приказ своему горнисту, то есть обычному охотнику с рожком, трубить сбор.
Окутанные клубами пыли руины ожили, защитники замка спешили на стены, а вдалеке, на расстоянии трех-четырех полетов стрелы, стали выстраиваться находившиеся до этого момента в леске войска противника.
- Я на стену! - сообщил Гилион, направляясь к лестнице.
Спокойствие и даже какая-то непонятная отрешенность Совера от происходящего бесила бывшего капитана. В этот миг графу Гилиону хотелось быть где угодно, хоть на плахе, хоть в пасти у льва, но только не здесь, не на смотровой площадке, где царили холодный расчет и незыблемая уверенность в правильности принимаемых решений.
- Иди к воротам, там стена сильнее разрушена, туда они и ударят! - посоветовал Совер, даже не повернув головы в сторону уходящего.
- Ты только глянь, как прут, красота, да и только! Ряды ровные, ножку тянут прям как на параде, морды сытые лоснятся да гордостью пылают!
- Нажрались, чай, вчера вечером, вот и рожи горят. Ты б вместо того чтоб впустую глазеть куда не просят, арбалет бы свой лучше проверил, а то, как в прошлый раз, механизм переклинит.
Пархавиэль никогда не жаловался на зрение, но, сколько ни прищуривался, так. и не смог разглядеть лиц идущих в наступление. До шеренг противника было еще далеко; так далеко, что охотники еще не взяли в руки луков, не говоря уже о наемниках с их плохенькими арбалетами, скорострельными, но бьющими не далее чем на сотню шагов. Гном нервничал и постоянно плевал на ладони, готовясь к предстоящим финтам обломком рукояти с виду сносного топора. Ему уже давно не приходилось участвовать в настоящем сражении, тем более бок о бок с людьми, существами не коллективными и эгоистичными, не привыкшими подставлять плечо и прикрывать товарищу спину. Пархавиэль не тешил себя надеждой на дружескую поддержку. Когда враг полезет на стену, каждый из защитников будет сражаться сам по себе и уж до него, чужака-гнома, никому дела точно не будет.
Поднявшись в полный рост, Зингершульцо окинул взглядом стены и заваленный обломками камней пролом, возле которого находились основные силы защитников. Лысина Артура промелькнула на стене слева, примерно в десяти шагах от входа в башню, добраться до пирата не представлялось возможным, вокруг были наемники, сосредоточенные, нервничающие и явно не одобрившие его замысловатых маневров. Попытка встать рядом с товарищем могла быть неправильно истолкована, например, как бегство с линии основного удара, и тогда холодная, грязная вода рва стала бы могилой непонятого гнома. Пархавиэль, нахмурившись, посмотрел вниз. Стена была разрушена более чем наполовину, но до черной бездны с торчащими вверх остриями кольев было еще достаточно высоко, метра четыре. Немного потоптавшись на месте и что-то проворчав себе под нос, Зингершульцо снова присел за уступ. Менять позицию было поздно, ему оставалось лишь вступить в бой там, куда его занесла толпа солдат.
Шеренги идущих на штурм приблизились и слились в одну грозную массу кольчуг, лестниц и копий. Стражники сомкнули щиты, всего на долю секунды опередив вскинувших луки охотников. Звеня тетивой, в воздух одновременно взмыло около трех десятков стрел. Слабый залп, в особенности если учесть, сколько было штурмующих и что больше половины смертоносных посланниц не долетели до цели.
«Плохо, очень плохо, -думал Пархавиэль, прикинув, что лучники успеют выстрелить не более двадцати раз. - Двадцать раз по тридцать стрел, итого шестьсот, из которых порядка четырехсот, а может, и пятисот вонзится в щиты, отскочит от шлемов и нашитых на кольчуги пластин. Сотня погибших и раненых, а врагов более тысячи, нас же… - Зингершульцо еще раз привстал и окинул беглым взглядом ряды притихших бойцов, -…всего сотня будет, если не меньше. Продержимся час, если посчастливится - полтора!» Прогноз гнома оправдывался, стрелы со звоном врезались в шиты и отскакивали от шлемов, замертво падали единицы, в то время как волна штурмующих уже перешла на бег и разразилась яростным, закладывающим уши кличем. Не исправили положение дел и арбалеты наемников, жалкие самоделки, которыми можно было отгонять с полей обнаглевших ворон, но только не использовать как боевое оружие. Болты и стрелы летели в клокотавшую живую массу кольчуг, щитов и шлемов, звонко ударялись стальными наконечниками о металл, отскакивали или пропадали в недрах толпы, которая уже начинала перебираться через заполненный водой ров. Топот ног, крики, лязг оружия и бренчание доспехов стояли в ушах. Пархавиэль на время оглох, он даже не слышал, о чем перекрикивались находившиеся рядом наемники, вдруг ни с того ни с сего закинувшие легкие арбалеты за спины и дружно схватившиеся за вывороченный из стены валун. Обломок стены с человеческий рост вышиной недолго сопротивлялся напору крепких рук, а затем медленно, как будто нехотя, накренился набок и сорвался вниз, увлекая за собой несколько менее крепких камней. Изо рва донесся вой, яростный, завораживающий кровь в жилах то ли крик, то ли клич, неповторимое сочетание звуков, агония голосовых связок ревущих от боли и ненависти существ.
- Чего встали, раззявы?! А ну давай за следующий, нечего отдыхать! - Внезапно появившийся на стене граф Гилион тут же взял на себя руководство обороной. - Лучники, не спите, стреляйте, родные, стреляйте! Всех же перевешают, супостаты, никого не помилуют!
Наемники продолжали подтаскивать камни к краю обрыва, с находившихся рядом уцелевших участков стены летели стрелы и бревна, на головы упорно лезущих наверх стражников лились потоки, к сожалению, холодной смолы, но ничто, ничто не могло остановить мощный напор ревущего, карабкающегося по трупам войска.
Зингершульцо не стал пробиваться к самому краю, и не потому, что трусил вступить в бой. Гном по-прежнему боялся большого скопления людей, тем более при подобных обстоятельствах. Его, низкорослого и неприметного, могли затоптать в разгаре сражения как те, так и другие.
Запас пригодных для метания камней иссяк, остались лишь самые крупные обломки стены. Чтобы сдвинуть их с места, защитникам понадобилось бы не менее получаса совместно напрягаться и потеть, выворачивая их из завала. Времени же не было совсем, то там, то здесь стали появляться верхушки лестниц, по которым карабкались наверх озлобленные и жаждущие крови стражники.
- Назад, все назад, на пять шагов назад! - пытался перекричать в одиночку граф Гилион нарастающий шквал воплей и криков. - В строй, олухи, сомкнуть щиты, оружие к бою!
Пархавиэль по достоинству оценил талант командира, сумевшего мигом превратить стадо сбившихся в кучу наемников в войско, и даже решился встать в строй. Замысел опального графа был прост: орда врагов вскарабкается на стену по инерции, движимая стадным чувством, злостью и страхом. Она по инерции покатится и дальше, неся потери, но давя вставших у нее на пути защитников, не столько убивая оружием, сколько подминая под себя и затаптывая ногами. Нужно ослабить напор, лишить нападающих боевого запала, противопоставив ярости трезвый расчет, а хаосу - жесткую дисциплину. Помочь в этом могла лишь небольшая пауза, заложенная командиром.
Первый десяток солдат залез на стену и ринулся в бой, но тут же пал, натолкнувшись на плотный строй оцепивших неровным полукругом место пролома наемников. Следующую порцию стражей порядка постигла та же участь, их перебили еще до того, как на стену вскарабкалось подкрепление. Огромный минус превратился в плюс - на обломках разрушенной стены, образовавших пологий скат, смог разместиться отряд. Наемники получили численное преимущество на крошечном пятачке, куда постоянно прибывали все новые, но по-прежнему малочисленные группки стражей порядка. Кто-то вдалеке, наблюдавший за ходом штурма с невысокого холмика на опушке леса, понял допущенную ошибку. Через пролом было проще проникнуть внутрь замка, но на уцелевших участках крепостной стены наемники не смогли бы сражаться отрядом.
Пархавиэль даже не успел хорошенько вспотеть, дубася топором по квадратным щитам, как послышался настойчивый зов походной трубы. Толпа разгоряченных эйфорией боя нападавших не сразу среагировала на приказ, но через несколько минут начала откатываться обратно. Упорно лезшие на стену теперь медленно спускались вниз, осыпая проклятиями и головорезов Карвола, и своих тупоголовых командиров. Отступление прошло относительно спокойно и без потерь. Лучники не стреляли, у них уже давно закончились стрелы, а в огромных чанах были исчерпаны запасы смолы. Маленький отряд стражников, успевших взобраться наверх и вступить в бой, попал в западню. Он еще немного посопротивлялся, но затем прижатые к краю обрыва солдаты побросали мечи. Первый штурм был отбит, в бою возникла краткая передышка.
- Десятники, к его сиятельству, быстро! Остальным построиться у ворот! Пленных в погреб! - прокричал на бегу подоспевший точно к окончанию схватки посыльный. - А вас, граф, его сиятельство нижайше просил остаться здесь и удерживать оборону на участке от ворот вон до той башни. Кабал, Овиргий, ваши десятки остаются в распоряжении графа Гилиона!
- Какой там десяток?! Да у меня трое бойцов всего осталось! - возмутился наемнике заляпанным кровью лицом, но потом обреченно махнул рукой.
- А его сиятельство… - пытался спросить Гилион, но шустрый вестовой уже успел скрыться.
Возле пролома в стене осталось не более дюжины солдат, граф Гилион и Пархавиэль, не видящий смысла куда-то идти. Со стены поспешно спускался Артур, наконец-то обнаруживший гнома.
- Эй, как вас там… Кабал, Овиргий, подьте сюда! - приказал бывший капитан, подойдя к краю обрыва и осматривая горы трупов и камней, заполнивших ров.
- Я Овиргий, ваше сиятельство, - прохрипел приблизившийся к графу десятник, не посчитавший нужным оттереть с лица и порванной кожанки разводы липкой крови. - Кабал погиб, еще когда камни сбрасывали, оступился он, слетел… но его люди здесь, все, кто в живых остался.
- Не густо, - поморщился граф Гилион, обернувшись и быстро пересчитав по головам уцелевших солдат: и тех, что перешли под его команду, и тех, что собрались у ворот, - но будем воевать, сдаваться смысла нет. Враг потерял четверть, может быть, треть солдат. Второй штурм начнется примерно через час, пока очухаются, пока потери посчитают… Овиргий, распредели своих заморышей по стене! Группы по три человека, интервалы равные. Я останусь здесь, ты, ты и ты… - Гилион ткнул пальцем на Пархавиэля с Артуром и на только что подошедшую Флейту, - в общем, вся честная команда приблуд остается при мне. А теперь по местам, живее, живее!
- Не слишком ли резкое начало, ваше сиятельство? - произнес Артур, садясь на уступ возле обрыва. - Мы, конечно, понимаем, ты граф, птица важная…
- …но и важные птицы тоже со стен летают! - поддержал товарища по несчастью Пархавиэль, на всякий случай заходя сзади и перекрывая графу путь к отступлению. - Хамство для вас, благородных, черта свойственная, но меру тоже нужно знать. Мы же не у тя в гостях застряли, а у Совера, то бишь графа Карвола. С какой стати ты перышки распустил?!
- Ас той, что рожи мне ваши больно не нравятся, - ответил Гилион, ничуть не испугавшись угроз. - От такого сброда, как вы, у порядочных людей одни неприятности: то столовое серебро пропадает, то еще что-нибудь.
- Ага, значит, ты за нами присматривать вздумал? Эдакий блюститель хозяйского добра выискался?! - начинала сердиться Флейта.
Девушку задело за живое не столько само слово: «приблуда», сколько та надменная ухмылка, с которой красавец граф взирал на компанию странствующих авантюристов.
- Только такое жалкое отребье, как вы, мои дорогие, невинно оскорбленные овечки, может позволить себе роскошь затевать ссоры, когда враг под стенами замка. Что ж, оставлю выбор за вами: или вы накидываетесь на меня сейчас, или все-таки дождетесь окончания штурма. Готов обнажить меч сразу против троих, поодиночке вам со мной не справиться. - Одарив оппонентов презрительной ухмылкой, Гилион повернулся спиной и демонстративно убрал ладонь с рукояти меча.
- Похоже, господин капитан благородных кровей нас с кем-то перепутал. Оно и понятно - гвардеец, кроме чистки кирасы и сапог мозгов ни на что не хватает, - съязвила Флейта и тут же испуганно заморгала, поняв, что проговорилась.
Тот добрый взгляд, которым ее наградил Артур, запомнился Флейте надолго. Пират едва удержался, чтобы не пройтись по физиономии беспечной болтушки костлявым кулаком. Наверное, его смутило общество гнома, который непременно встал бы на защиту своей бывшей напарницы.
- Так, так, так… значит, вы меня знаете! Интересно, откуда? - Ладонь резко развернувшегося на каблуках Гилиона снова легла на рукоять меча. - А может, я ошибся, может, вы не такой уж и сброд? Кто подослал?!
- Ручонку убери?! - решительно вступил в разговор Пархавиэль, делая шаг вперед и гипнотизируя графа суровым взглядом из-под грозно сдвинутых бровей. - Не люблю я, когда за оружие вдруг хватаются, нервным от этого становлюсь… за себя не ручаюсь! - Быстро подкинутый и ловко пойманный в воздухе топор подтвердил серьезность намерений низкорослого заступника. - Это не они, а я тя признал. возле Отиса кабак помнишь? Твои охламоны еще тогда весь народ под дождь выгнали, в амбаре ночевать пришлось…
По лбу графа пробежала волна морщин. Гилион пытался восстановить в памяти события той проклятой ночи, когда его солдаты передрались в потемках с людьми баронессы Лиор, а из казенного сундука пропало несколько сотен сонитов.
«Проклятие, все гномье на одно лицо. По двору тогда точно один шлялся, этот - не этот, не знаю. - Граф кивнул головой в знак того, что счел оправдание убедительным, и, убрав руку с меча, отошел на несколько шагов от компании. - Но на того зеленого человечка, нечестивого воришку и виновника кровавой резни, бородатый коротышка определенно не походит. В краске и специально изваляться можно, а вот фигура у гнома точно не та, тот мерзавец намного тощее был и примерно на полголовы выше!» - Тебя просил кто встревать? Мы и сами за себя постоять можем, не маленькие. Иди парнишке своему сопельки подтирай! - недовольно проворчала Флейта, демонстрируя и словами, и видом, что не нуждается ни в чьей опеке.
- Спасибо, - тихо произнес Артур и протянул все еще грозно раздувавшему ноздри гному руку.
- Не люблю влезать в чужие дела, но ссора с благородными ни к чему, - пояснил Пархавиэль, без раздумий отвечая на рукопожатие. - Злопамятные они, как кошки, и к себе слишком любвеобильные, остальных же за скот держат!
Потери были ужасными, даже можно сказать больше - критическими. После обстрела и штурма в живых осталось около восьмидесяти защитников, включая охотников, посыльных, слуг, поваров и прочую челядь, не приспособленную к ратному делу, но все же поднявшуюся на стены. Стражники уже не скрывались за деревьями леса, а перенесли свой лагерь вплотную ко рву. У лучников замка закончились стрелы, а вход в оружейную замка был погребен под внушительным завалом камней. Следующий штурм должен был стать последним, тем более что нападавшие на этот раз решили действовать по-другому: не прорываться в замок через зияющую брешь в стене, а разделить силы на небольшие отряды и одновременно напасть с нескольких сторон. Если осмотреть диспозицию сверху, то замок можно было сравнить с маленькой крошкой хлеба, лежащей точно посередине перевернутой кверху дном тарелки, а отряды стражников - с тараканами, рассевшимися по краям и с нетерпением ожидавшими сигнала жирного и длинноусого вожака.
Карволу пришлось рассредоточить силы защитников по стене, но другого выхода не было. Оставив на смотровой площадке пост наблюдения, сам граф спустился к воротам и встал во главе отряда из дюжины отборных бойцов, единственного резерва, который должен был прийти на помощь наемникам на особо опасных участках, залатать брешь в обороне, оттянуть момент неминуемой гибели.
Настроение у Пархавиэля и находящихся рядом с ним было самым что ни на есть преотвратным, о боевом духе вообще не стоило говорить… Шел третий час изматывающего, сводящего с ума ожидания, ожидания последнего штурма и неминуемого конца. Стражники медлили, как предположил Артур: «…из-за вредности характера. Будучи извергами по натуре своей, они привыкли вначале изматывать жертву долгим ожиданием, а уж затем приступать к привычным допросам, пыткам и казням…» Мнение Флейты было совершенно отличным. Девушка считала, что слуги герцога «…наложили в штаны» и теперь пытались придумать способ взять замок вообще без потерь со своей стороны. Граф Гилион сидел в стороне от троицы сомнительных личностей и мнения своего не высказывал. Всезнайки Нивела поблизости не было, а у Пархавиэля не нашлось сил, чтобы вступить в утомительные и бессмысленные дебаты, которые могли привести лишь к одному, обострению и без того напряженных отношений с Флейтой, почему-то чрезвычайно нервно реагирующей на каждое его слово.
На самом деле причина задержки заключалась лишь в том, что после первого штурма у стражей порядка совершенно не осталось лестниц. Эмиссары герцога рыскали по округе в поисках любых приспособлений, пригодных для передвижения по вертикальной поверхности, а крестьяне ближайших деревень неустанно гремели топорами, выполняя срочный заказ властей. Печальные события в замке Гифор могли бы обогатить местных жителей, если бы герцог, конечно, собирался заплатить за поспешно выполненную работу.
От тяжких размышлений на тему: «Добрался бы я до южного побережья, если бы не влип в очередную историю?» гнома отвлек совсем не деликатный толчок в бок.
- Кажется, сейчас начнется, - почему-то прошептал Артур, хотя о таких вещах можно было говорить и вслух.
Пархавиэль привстал и выглянул из-за камня. В воздухе тут же просвистела стрела, ноне долетела до косматой головы гнома всего двух метров. Теперь уже стражники держали стену под прицелом и не давали защитникам высунуться из-за зубцов и обломков камней. Солдаты врага действительно поднялись с земли и начали строиться. Возле рва появились телеги с длиннющими, сколоченными на скорую руку лестницами.
- Вот и хорошо, быстрее начнем, быстрее закончим, а там и пожрать сможем! - пытался подбодрить на своеобразный лад товарищей Пархавиэль, но затея не удалась.
- Ему бы все жрать, толстопузому, и куда только все лезет? - проворчала Флейта, поспешно собирая распущенные волосы в пучок на затылке.
- Оптимист, - весело рассмеялся Артур, обнажая волосатую грудь и беря в каждую руку по мечу. - Весьма правильный подход к жизни. Молодец, уважаю!
- Прикрываем всю ширину пролома. Когда совсем прижмут, отходим, держимся вместе, - отдал приказ Гилион и опустил забрало глухого шлема.
Всего через миг завыла труба, стражники испустили боевой клич и ринулись форсировать когда-то глубокую, а теперь наполовину заваленную камнями и трупами водную преграду. Долгожданный бой начался, перед глазами снова заблестело море кольчуг и шлемов, а голова раскалывалась от обилия громких звуков.
Первую лестницу Пархавиэль отпихнул ногой, едва успев увернуться отстрелы, бесшумно прилетевшей неизвестно откуда. До второй гном едва успел добежать и, не останавливаясь, пнул носком сапога по ухмыляющейся роже усатого стражника, уже почти залезшего на стену. Оттолкнуть массивную конструкцию в одиночку Зингершульцо не хватило сил; вес четверых карабкающихся по ней плотно прижал лестницу к стене. На помощь пришел Артур. Вдвоем им как-то удалось опрокинуть настырных и ужасно тяжелых врагов, но, к несчастью, из-за заминки они потеряли время. Хотя, если не кривить душой, этот трагический момент все равно рано или поздно должен был наступить: на стене появилась стража.
Одновременный удар двух мечей с разных сторон раскроил недостаточно прочный щит, стражника откинуло назад, а затем высоченный здоровяк оступился и, замахав руками быстро, почти как настоящая птица, свалился вниз на головы своих товарищей. Артур правильно рассчитал момент и силу удара, сказывался опыт абордажных боев. Едва успев отправить в полет одного служителя закона, пират подскочил к другому и проделал тот же трюк, но на этот раз казенный щит выдержал, его пошатнувшегося владельца пришлось добивать крестовиной меча.
Хоть между пиратом и гномом и был заключен договор о взаимопомощи, но на практике не была реализована ни одна из его позиций… Пархавиэль отбивался от троих, пытавшихся перелезть с лестниц на стену, солдат, и у него не было времени следить затем, что происходило вокруг. Топор летал по воздуху, выводя замысловатую мелодию из свиста и глухих ударов о броню. «Со спины пока никто не нападает, значит, держимся… пока еще не время драпать!» - пронеслось в голове гнома, начинающего призадумываться об отступлении к замку. Силы быстро таяли в неравной борьбе, а враги все прибывали. Даже такому выносливому мастеру ратного дела, как Пархавиэль Зингершульцо, нужна была передышка, тем более что под ногами была не ровная почва, а обломки камней, на которых приходилось балансировать и удерживать равновесие.
- Кончено, все кончено! Отходите назад, к замку… я задержу… живо! - донесся сквозь гул схватки надрывный, запыхавшийся голос капитана Гилиона.
Закованный в тяжелые доспехи рыцарь крутился юлой, принимая на щит с выщербленными краями многочисленные удары мечей, топоров, булав и копий. Его окружили, оттеснили к обрыву, но к нему не могли подойти. Приблизившиеся падали замертво, получив смертельный удар острым мечом, или отлетали от толчка стального щита. На стенах царила сумятица и неразбериха. На миг отвлекшись от собственных противников, Пархавиэль краем глаза окинул картину жестокого побоища. Стражники были везде, все новые и новые враги появлялись в просветах между зубцами, протискиваясь боком, спрыгивали на стену и спешили на помощь своим товарищам, и без того успешно добивавшим разрозненные группки израненных, окруженных наемников. Схватка была проиграна, этот штурм было уже не отбить, спасти защитников замка могло только чудо, но, как известно, чудеса происходят крайне редко, и далеко не с теми, кто на них уповает.
Последним оплотом, где наемникам во главе со своим господином еще удавалось удерживать линию обороны, был вход в главное здание замка. Туда спешили вырвавшиеся из окружения солдаты; только там еще гордо развевался продырявленный стрелами и оборванный по краям штандарт сокола; туда, взвалив на плечо, хромающий Артур потащил лишившуюся сознания Флейту, и именно туда Пархавиэлю было уже не успеть. Трое крепких солдат преградили ему путь, отгоняя остриями длинных копий к обрыву. Совсем рядом, в каком-то десятке шагов справа, вел неравный бой граф Гилион, прижатый спиною к стене, прикрывающийся половиной щита и отражающий уже далеко не все удары.
«Не успеть, к замку уже не успеть, - быстро оценил ситуацию гном, отводя круговым движением топора примитивные, но чрезвычайно опасные тычковые удары в брюшину. - Рыцарь… как уж там его? Гилион, кажется… Нужно пробиться к нему, помирать веселее вместе. Уж такой мы забавный народец, гномы, противно нам подыхать в одиночку!» Топор на долю секунды запоздал, острие копья прошло сквозь не до конца поставленный блок и немного царапнуло округлый живот гнома. Пархавиэлю вдруг стало как-то обидно, что скуластый, рябой деревенщина в рваной кольчуге осмелился покуситься на святая святых. Рассвирепевший гном запустил топор в ухмыляющуюся физиономию обидчика и ловко подхватил громоздкое, тяжелое древко, выпавшее из разжавшихся рук трупа, так и представшего перед ликом смерти с ехидной улыбкой на попорченном лице. С копьем в руках дело пошло проще, хотя Пархавиэль и не привык сражаться таким большим, неповоротливым оружием. Второму стражнику Зингершульцо заехал с разворота тупым концом копья по зубам, а третьему, пытавшемуся прижать оружие разбушевавшегося гнома к стене и поэтому неосмотрительно сократившему дистанцию, - выбил глаз и сломал скулу одним сокрушительным ударом грозного кулака. Затем гном отбросил копье, вырвал свой топор из черепа трупа и поспешил на помощь слабеющему, но не сдающемуся графу.
- Двинь задом, сиятельство! - прорычал гном, прорвавшись к окруженному Гилиону. - Сам тощ, как жердь, а вон сколько места занимаешь!
- Чего приперся?! Не видишь, что ли, кончено со мной! - прокричал в ответ граф, парируя сыпавшиеся уже не так интенсивно, как прежде, удары.
Из щелей стальных лат хлестала кровь, Гилиону крепко досталось. По тому, что все больше и больше врагов атаковало не рослого рыцаря, а его, Пархавиэль понял, что дело совсем плохо: через минуту соратник потеряет сознание, а еще через две или три пятеро оставшихся в живых стражников превратят его тело в отбивную и рубленую котлету, а отдельными местами в фарш…
- Пробивайся к замку, еще успеешь! - Голос графа уже походил на стон и срывался на хрип.
- А мне подыхать без разницы где, но здесь веселее! - ответил гном и мощным финтом из-под низа отрубил руку ближайшему солдату.
Внезапно острая боль пронзила левую ключицу, Пархавиэль упал на колени, но не выронил топора. Над головой просвистел вражеский меч, неумолимо несущийся точно ко лбу. Зингершульцо вдруг понял, что это конец, ему не успеть отвести удар или поставить блок. Однако в тот краткий миг, когда гном уже прощался с жизнью, находившиеся поблизости люди и предметы вдруг исчезли, глаза и гортань стал щипать едкий туман, настолько густой, что за ним ничего не было видно. Призрачная субстанция белого цвета, местами с грязно-фиолетовыми разводами, отступила так же быстро, как и обволокла его тело.
Неизвестно, сколько прошло времени, но мир вокруг изменился. Пятеро стражников куда-то исчезли, то ли мертвый, то ли потерявший сознание граф лежал возле стены, крепко сжимая в руках окровавленный меч и обломок щита. Отряды врага подавили сопротивление на стенах, и теперь бой вяло протекал внутри самого замка. Весьма предсказуемый финал, но было еще что-то, какое-то обстоятельство, которое Пархавиэль не смог сразу понять, но которое в корне изменило ход сражения.
Стражники на стенах и во дворе вдруг забеспокоились, забегали, замахали руками. Их командиры стали щедро раздавать затрещины, пытаясь прекратить панику и призвать солдат к порядку. Снова завыла труба, на этот раз подавая сигнал общего сбора; оставшиеся по ту сторону рва стражи порядка со всех ног бежали в замок; десяток солдат пытался закрыть заклинившие ворота. И тут Пархавиэль увидел возле опушки леса тоненькую полоску, которая быстро приближалась и росла, постепенно принимая очертания огромного конного отряда. На кончиках опущенных в боевую позицию пик развевались штандарты, много штандартов, разные, но среди них не было ни имперской символики, ни цветов герцога-управителя.
Истекающий кровью гном стоял на краю стены, опираясь на сослуживший верную службу топор, и наблюдал, наблюдал, как всадники налетели на лагерь стражей, растоптали, в буквальном смысле слова, жалкие попытки сопротивления, а затем развернули коней и помчались к распахнутым настежь воротам замка, где блюстители порядка и законности уже побросали оружие.
То ли внутренний голос, то ли иное, непонятное чувство заставило теряющего сознание Пархавиэля оторвать взор от разгромленных бивуаков со снесенными, растоптанными палатками и посмотреть вверх. В небе парила какая-то птица, возможно сокол, парила высоко, красиво, и казалось, что она вот-вот достанет крылом солнце.
ИСТОРИЯ 9
Дороги Мурьесы
Двенадцать часов в седле выдержит далеко не каждый. Ноги с непривычки одеревенели, поясницу ломило, а лицо горело, овеваемое стылым ветром. Фламер давно уже проклял норовистую кобылу, невзлюбившую его и то и дело выделывающую подлые фортели, и не менее своенравную баронессу, спешившую попасть в Нисс, и поэтому не жалеющую верных слуг, которым, пока она нежилась на мягких подушках сиденья кареты, приходилось натирать зады о жесткие седла. За двенадцать часов они сделали всего три остановки и то не дольше десяти минут; ни тебе поесть, ни оправиться, не говоря уже о других, более важных потребностях.
Анри постоянно чувствовал на себе холодные, подозрительные взгляды солдат. За ним следили, его изучали во время пути, отслеживали каждый жест, каждый поворот головы в сторону простиравшегося вдоль дороги леса. При таких обстоятельствах бессмысленно было даже пытаться избавиться от коммуникационной сферы. Как только рука тянулась к дорожному мешку, Анри сразу чувствовал на себе взоры нескольких пар недоверчивых глаз. Работа шпиона тяжела тем, что слежка входит в привычку, становится нормой обыденной жизни. Если бы даже баронесса и не приказала своим холуям присматривать за ним, то они занимались бы этим добровольно, просто потому, что иначе не могли. Боязнь заговоров быстро превращается в манию, в болезнь, от которой уже не найти лекарства.
Погода за время пути несколько раз изменилась: сначала глаза слепило яркое солнце, затем шел дождь, потом повалил хлопьями снег. Отряд ехал полем, лесом, мимо какого-то озера, вдоль речушки и, наконец, опять въехал в лес. Юго-западную часть провинции Анри не очень хорошо знал, но ему почему-то казалось, что они направлялись не к Кании, а забирали намного западнее, как будто хотели проехать через объятую мятежом провинцию Мурьесу, закрытую для всех, кроме имперских солдат.
В принципе желание баронессы добраться до Нисса кратчайшим путем было вполне объяснимо. Вместо того чтобы делать большущий крюк через Канию и тратить на дорогу шесть-семь лишних дней, гораздо проще было бы проехать напрямик. Примерно сутки протрястись по разбитым дорогам Мурьесы, и они уже возле северной границы Вакьяны, провинции цветов, теплого моря и вечного лета, как любили называть этот удаленный уголок имперских владений поэты и прочие люди искусства. Нисс находился на самом побережье, значит, до него было еще около двух суток пути. Итого дорога заняла бы у них всего трое суток вместо обычных десяти. Приятная новость, но не очень…
Фламер не сомневался, полномочий Лиор с избытком хватило бы, чтобы беспрепятственно миновать заградительные, карантинные посты имперских войск. А что потом? А потом им предстояло проехать несколько десятков миль по местности, на которой бушевала не объявленная никем война. Запустение на дороге и невзрачный пейзаж, основными композиционными элементами которого являются гниющие трупы, раскиданные вдоль обочины, раскачивающиеся на деревьях и дорожных столбах висельники и сгоревшие поселения, были далеко не единственными неудобствами, подстерегавшими их впереди. Осажденные города, заслоны имперских войск, засады мятежников, стычки, мародерствующие дезертиры с обеих сторон и прочие прелести военной жизни поджидал и их на этом пути. Отряд в полсотни всадников, а если точнее, сорок шесть конных солдат, трое слуг и один старенький кучер, этого было мало, слишком мало по меркам военной поры, чтобы надеяться пересечь провинцию без происшествий.
Как большинство жителей Империи, Анри очень мало знал об этом затянувшемся на не один десяток лет конфликте, называемом одними освободительной войной, а другими - мятежом, спровоцированным внешними врагами Империи. Когда-то, лет сто назад, Мурьеса была маленьким, формально независимым королевством, но на самом деле находилась под жесточайшим протекторатом соседствующего с Империей Кольбера. В ходе какой-то войны, Анри точно не помнил, какой именно по счету, Мурьеса была захвачена имперскими войсками и тут же провозглашена провинцией. С тех пор и шла то прекращающаяся, то вспыхивающая вновь заварушка. Мурьесские мятежники, щедро финансируемые кольберским двором, пытались отстоять свою независимость, а Император упорно не хотел уступать клочок бесплодной, разоренной земли, являющийся стратегически важным плацдармом в военно-политических играх с юго-западными королевствами: Кольбером, Бертоком и Наполисом.
По правде говоря, до страданий мурьесцев никому не было дела, да и народу такого вообще никогда не было. Сколько Фламер ни раздумывал над сутью кровопролитнейшего конфликта, так и не смог понять собственных интересов жителей этой многострадальной местности, наверное, потому, что их и не было… Какая по большому счету крестьянам и горожанам была разница: жить под имперским флагом или воздавать хвалу разжиревшим на чужом горе марионеткам кольберского двора? Обывателей не интересуют высокие политические цели и туманные игрища господ, им нужен мир, спокойствие и приемлемые налоги, то есть как раз то, что при данных обстоятельствах не могла дать ни одна из враждующих сторон.
Худшие опасения Анри оправдывались. На развилке отряд свернул на западную дорогу, до Кортьера, опорного форта имперских войск, находившегося на левом берегу Бьерки, оставалось не более трех миль. Стоит ли говорить, что правый берег маленькой речушки принадлежал уже Мурьесе.
Фламер пришпорил кобылу. Своенравное животное замотало головой и поддернуло крупом в надежде стряхнуть с себя беспокойного седока. Однако жалкая попытка не удалась, рослый лейтенант крепко держался в седле и терпеть не мог любого проявления неповиновения со стороны ездового, а также вьючного скота. Удар острых шпор усмирил неуемную прыть, лошадь повиновалась, хотя и проржала трясущимися, шлепающимися друг о дружку губами все, что она думала о своем хозяине. Анри подъехал к карете и уже собирался постучать в окошко, но на его плечо вдруг властно легла чья-то рука.
- Не положено, пшел прочь! - кратко приказал подъехавший к Анри солдат.
- Да я ж только…
- Беспокоить баронессу запрещено, - поддержал солдата неизвестно откуда появившийся позади Сонберс. - Ишь чего удумал, морячок! А ну, давай вперед отряда, чтоб я тебя больше возле экипажа не видел! Нужен будешь, госпожа баронесса сама позовет!
Фламеру не оставалось ничего другого, как подчиниться. Спор с самоуверенным командиром мог привести лишь к преждевременной ссоре.
«И чего я волнуюсь? В конце концов, мне, как рядовому бойцу отряда сопровождения, нет дела, куда мы едем. Я-то и думать не должен, направляй коня, куда прикажут, вот и все!» - успокоил себя Анри и с чистой совестью продолжил ломать голову над тем, как незаметно для соглядатаев выбросить магическую сферу вместе с комплектом целебных зелий.
Смерть непредсказуема, она может подстеречь солдата где угодно: в бою, на отдыхе или на вроде бы мирной дороге. Если бы ему даже и удалось отговорить Лиор от рискованного маршрута поездки, его жизнь все равно бы не стала более степенной и размеренной. Неизвестно, кого больше стоило опасаться старому вояке: притаившихся в кустах мятежников с луками или едущих рядом солдат - молчаливых, угрюмых, явно себе на уме.
Сорок шагов, каких-то несчастных сорок шагов отделяли Мансоро и его подручных от берега Бьерки. Конный разъезд только что миновал их укрытие, но вдали уже виднелся второй. Патрулирование ставшей недавно пограничной территории велось основательно, как во время настоящей войны. Разъезды, заслоны, да еще наблюдатели на деревянных башнях, возведенных вдоль берега через каждые триста шагов. Поначалу Мансоро показалось, что они напрасно теряют время, что им ни за что не пробраться на тот берег - такой близкий, желанный и одновременно недосягаемый, но потом Намбиниэль понял, что у них был шанс… хоть ничтожный, но все-таки был.
Лесок, в котором прятались эльфы, подходил к берегу почти вплотную. Течение в этом месте было сильным, а значит, всадники не осмелятся въехать в воду, пожалеют лошадей. Главное было успеть пробежать эти проклятые сорок шагов, чтобы их не остановили ни выпущенная с башни стрела, ни меч догнавшего всадника. Задача не из легких с учетом того, что разъезды были частыми, кони у солдат хорошими, а лучники наверху наверняка отменно стреляли.
- Карвабиэль, приведи лошадей, - отдал приказ Мансоро, спускаясь с дерева, где он наблюдал за местностью, и ложась плашмя на сырую траву.
Джер тут же последовала примеру командира, а вот Карвабиэль, на лице которого еще красовались следы недавней стычки с Анри, не спешил двигаться с места и выполнять команду.
- Пусть Джер сбегает! Ей полезно, добрее станет, а то как змеюка всю дорогу шипит, - возразил Карвабиэль и в подтверждение своего категорического отказа уселся на траву.
Намбиниэль удивленно вскинул брови, такое за долгие годы случалось впервой. Всегда дисциплинированный, исполнительный полуэльф никогда не ослушивался, не говоря уже о том, что настроение у него было престраннейшее. Вот уже более суток Карвабиэль не шутил, почти не отпускал колкостей в адрес Джер и даже, когда они проезжали мимо деревень, не заглядывался на пышногрудых деревенских девиц. Причина разительной перемены была неясна, по крайней мере Мансоро не видел поводов для беспокойства и впадения в аморфное состояние, называемое у людей депрессией.
- Джер, четверти часа хватит? - спросил Намбиниэль, решивший все-таки выяснить, в чем было дело.
- За пять минут управлюсь, - проворчала эльфийка, явно недовольная, что тащиться через чащу придется ей.
- Я сказал, четверть часа, - повторил командир и выразительно посмотрел на спутницу, намекая, что ее присутствие при предстоящем разговоре крайне нежелательно.
- В чем дело, Карв? Ты сам на себя не похож. Неужели в твоей глупой вылазке? Так ведь легко отделался, целым остался, а мог бы совсем не вернуться! - тут же начал разговор Мансоро, как только Джер скрылась за деревьями.
- Не-е-ет, не в ней, - отрешенно протянул Карвабиэль, сосредоточенно изучая замысловатый узор из веток деревьев и листвы, но вдруг оживился и даже решился встретиться взглядом с командиром. - Не только в ней! Тебе не кажется, что нами играют, как фишками, заставляют совершать действия, выгодные кому-то еще, подталкивают, как слепых кутят, к краю пропасти? Мы не борцы, а безвольные марионетки, руками которых шевелит невидимый злодей! И началось все именно после Барката!
- Это нервы, успокойся. Мы просто очень-очень устали, нам всем нужно как следует отдохнуть, набраться сил, - пытался подбодрить Мансоро внезапно затрясшегося, раскрасневшегося в лице товарища.
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Гуль Роман Борисович