смесь венозной и артериальной крови. Проходя через водяной обтюратор, она
попадала в стоящий на полу контейнер. Вторая, короткая трубка, торчавшая из
контейнера, выпускала наружу воздух, который вместе с кровью вырвался из
легких пациента. За первые две минуты из грудной полости вытекло примерно
пол-литра крови.
Линде Фолей.
немного времени. Нужно будет проверить, не возобновилось ли кровотечение.
аппарат Гартмана для вливания ноль-отрицательной крови.
экстренных обстоятельств, была универсальной, совместимой с любой другой
группой крови.
происходящего вокруг него, испуганный и растерянный, принялся
сопротивляться. От его резких движений иглы, воткнутые в вены, могли
выскользнуть из сосудов и застрять под кожей.
установки игл. Резиновые груши были у нее под рукой, так что, закачивая
воздух в емкость, она в любой момент могла сделать так, чтобы вливаемая
жидкость поступала быстрее.
повязку, пока сестра вручную зажимала артерию. Он обратил внимание на то,
что нога ниже раны была неестественно белой, а это значило, что бедренная
артерия и вена серьезно пострадали. Дело осложнялось осколками раздробленной
кости.
основным объектом его забот. Фицдуэйн и так потерял немало крови,
кровотечение продолжалось. Рана в грудь была довольно серьезной, однако опыт
показывал, что грудная клетка и легкие обладают значительным запасом
прочности, особенно если не задет ни один жизненно важный орган. Что
касается ноги, то из-за поврежденных сосудов она была лишена притока крови в
полном объеме. Огромная кровопотеря угрожала не только ампутацией конечности
- она угрожала гибелью.
видны положение дренажной трубки и само легкое, расправившееся после его
прободения. Без труда можно было разглядеть и место, куда попала пуля.
Следующим этапом был рентген позвоночника, рентген таза и наконец - рентген
искалеченной ноги.
вливанию свежей крови и другим процедурам, давление Фицдуэйна повысилось до
ста на девяносто один, а пульс замедлился до сотни ударов в минуту.
госпиталь прошло тридцать минут. С момента выстрела прошел час с четвертью.
Глава 4
Япония, Токио, 3 января
глаза, но возражать не стал. Она никогда не оставалась на всю ночь, всякий
раз упорно отказываясь объяснить почему. Так и шло. Со временем, надеялся
Адачи, все должно измениться. Пока же убийство, кендо и длительные занятия
любовью настолько утомили его, что он немедленно заснул снова.
подчас чересчур сильно полагалась на всякие новшества, и эта нелепая штука -
часы в форме попугая - была куплена ему в подарок во время одной прогулки по
Акихабаре. Попугай выглядел устрашающе и непристойно, с цифровым электронным
табло на животе и отвратительным визгливым голосом, от которого Адачи всегда
мутило. Как бы там ни было, он исправно будил его по утрам, а кроме того, с
этой жуткой птицей были связаны кое-какие сентиментальные воспоминания.
Несмотря на это, Адачи твердо решил на днях пристрелить зеленую нечисть.
Кстати, что это он об этом вспомнил? Ах да, нужно найти револьвер...
комода, под носками. Это был ?намбу? тридцать восьмого калибра с барабаном
на пять патронов. ?Револьвер? не шел, конечно, ни в какое сравнение с личным
оружием американцев, однако в мирной Японии и эта детская игрушка выглядела
весьма внушительно. Тяжело вздохнув, Адачи прицепил тяжелую железяку к
поясу, а подумав - присовокупил две кольцевые обоймы с патронами для быстрой
перезарядки, добиваясь того, чтобы вес всей этой амуниции хоть
сколько-нибудь соответствовал истинной тяжести его огорчения. И все же
приказ оставался приказом.
жизни не держали в руках оружия. Сам Адачи, имей он возможность выбирать,
наверняка тоже отказался бы, однако даже в японских Силах самообороны солдат
не мог не взять в руки винтовку.
связывал свою военную карьеру с возможностью и необходимостью убивать. Ему
просто нравились чувство товарищества и прыжки с парашютом. Когда во время
тренировок на Атсуги судьба сводила его с американскими десантниками, с их
наградами ?Пурпурного Сердца? и прочими блестящими боевыми значками, он
смотрел на них со смесью благоговения и растерянности. Адачи просто не мог
представить себе, как можно намеренно убить другое человеческое существо.
риса, пикулей и чуть-чуть жареной рыбы. Поклонившись урне с прахом предков,
которую держал в нише стены в гостиной, он вышел из дома и направится к
станции метро. Мимоходом глянув в зеркало в прихожей, он отметил, что глаза
его все еще выглядят ввалившимися, однако если не принимать во внимание
вполне объяснимой усталости - как-никак, он проспал не больше трех часов, -
самочувствие его было превосходным.
клерками сарари - молодыми людьми, служащими на окладе, одетыми в синие или
серые деловые костюмы, белые сорочки и консервативного стиля галстуки.
Кое-где между ними были втиснуты офис-леди - секретарши, машинистки и
прочие. Вполне вероятно, что многие из них обладали университетскими
дипломами и даже научными степенями, однако вся серьезная работа выполнялась
мужчинами. От женщины требовалось только уметь подавать чай, красиво
кланяться и быть готовой выйти замуж. Иными словами, женщины были гражданами
второго сорта.
прогрессивных взглядов, однако он не мог не признать, что до того, как он
встретил Чифуни, сложившийся статус-кво его более или менее устраивал.
Теперь же он вес чаще ловил себя на том, что смотрит на офис-леди и других
японок со вновь пробудившимся интересом и любопытством. В самом деле, если
его Чифуни и есть образчик подлинного характера женского населения Японии,
то в недалеком будущем в стране должны были наступить совсем иные времена!
быстро просмотрел раздел новостей. Но новостей не было: в парламенте
разразился очередной скандал по поводу взяточничества, да еще американцы
продолжали возмущаться сложившимся торговым балансом с Японией.
чтобы проделать это в переполненном вагоне в час пик, требовалось настоящее
искусство, как для оригами - и быстро пробежал глазами котировки ценных
бумаг. Здесь тоже ничего не изменилось. Акции ?Никкей? день за днем
продолжали расти; похоже, их покупала половина населения Японии. Цены на
недвижимость словно сошли с ума. Адачи в этой связи имел все основания
радоваться, что когда-то был парашютистом. Хороший затяжной прыжок с
приличной высоты как нельзя более наглядно напоминал, что все поднимающееся
вверх непременно должно упасть вниз. Именно поэтому Адачи вкладывал деньги в
ценные бумаги с большой осторожностью.
заметил молодую прелестную девушку, судя по всему - секретаршу, на лице
которой заметно было едва сдерживаемое отчаяние. В следующий момент она
посмотрела прямо на него, и Адачи увидел в ее глазах немую мольбу. Причина
была очевидна: вагон был переполнен, и один из ?белых воротничков?, среднего
возраста клерк-сарари с круглым и невыразительным лицом, прижимался к ней
сзади, пользуясь теснотой.
прижимался к женщине и либо начинал ее лапать, либо удовлетворял свое
любострастие каким-нибудь другим способом. Женщина не смела даже возразить.
Где-нибудь на Западе дама вполне могла оторваться от обидчика или выразить
свой протест иным способом, но японские женщины воспитывались в покорности.
Остальные же пассажиры, каждый из которых, несмотря на царящую вокруг
тесноту, уединялся в своем собственном мирке, обычно не вмешивались.
начал протискиваться в том направлении и, остановившись рядом с осажденной
секретаршей, улыбнулся клерку. Тот неуверенно улыбнулся в ответ. Тогда Адачи
вытянул руку и дружеским жестом опустил се на плечо клерка.
станции пулей вылетел из вагона.
поведение выходило далеко за рамки общепринятого. Теперь секретарша гадала,
что же последует дальше. К тому же Адачи подмигнул ей, и девушка, совершенно