отличалась вторая рота. Хотя и этим тоже.
и наоборот -- с лицами глумящимися, как один -- в звании повыше рядового, но
вот на местном наречии частенько -- ни бум-бум. Большая часть из них
владела, правда, другим языком славянской группы, чаще всего -- русским. А
вот некоторые -- не владели. Неместные, короче. Тамошние. Но как один --
младший командный состав. Потому как -- военспецы. Наемники.
как он сам ее называл, "разведгруппе специального назначения", таковых
"неместных" насчитывалось в аккурат четверо, чему сам поручик был весьма
рад. Потому как в соседней было их всего двое, и один, ко всему -- японец.
Хошь по-японски с ним объясняйся, хошь как. Ну, по-японски-то конечно, в
соседней РДГ никто не рубил, ясно. Долго их старшой второго военспеца
подбирал себе, долго. Нашел-таки -- кого-то из братьев-славян, кто
по-французски слегка шарил. И ничего, японец умелым воякой оказался -- пять
лет в Иностранном Легионе даром не проходят. И сам работал прилично, и
других учил -- через переводчика, на пальцах и матом. А иногда, в особо
запущеных случаях -- и по-японски. "Фудо-дачи" -- "маваси-гери". То бишь,
"Круговой удар ногой из боевой стойки". Так сказать, преодолел языковой
барьер.
командование его любило -- на войне везение порой сильно зависит от симпатий
командования. Впрочем, было за что его любить командованию. Командование,
оно ж не безглазое, не только приказы диктовать, но и читать умеет...
иногда. Почитав личное дело поручика, того уже можно было начинать уважать.
отличием. Почти -- потому как с политическими дисциплинами были у него
какие-то там нелады. Да и аллах с ними, с политическими. Не в политике ж
дело. Вернувшись домой, два года командовал взводом -- сначала в десанте,
потом перевели в спецназ. А как только заваруха началась -- так тут ему как
раз по специальности масса работы образовалось. Только разгребай. Он и
разгребал. То там чего, то здесь кого. Но справлялся. За что его
командование, видимо, окончательно и залюбило. Справлялся-справлялся -- пока
не попал на Город. Город небольшой, но важнецкий -- потому как ключик к
другому: крупному, портовому, одним словом -- стратегическому.
здесь нашлось. На роту набралось, малыми группами командовать, а больше --
нету. Сходил он как-то с местными орлами на прогулку по ближним тылам --
едва не поседел. Слава богу, не потерял никого, но возвращались "орлы"
обратно, говорят, на пинковой тяге, чуть оглохшие от его негромких
высказываний на свой счет. В общем, полная засада с кадрами. Но: делать
нечего -- сам стал потихоньку учить. Хотя и хлопотно это: дисциплин много,
народу тоже, а науки те по своему характеру тщательного подхода требуют.
о которой все уже давно поняли, что она -- будет непременно, стали прибывать
эти вот "неместные". Кто откуда, кто как -- но каждый в чем-нибудь эдаком да
мастер. Кто шмальнуть кого подальше да поточнее, кто взорвать чего
поэлегантнее, кто сбить чего-ни-то из зенитки, кто на танке, как на
"Гран-при Монако" рассекает. Даже кинологу работа нашлась -- тот себе сам ее
придумал: всех местных дворняг за месяц выдрессировал в доберманов и патрули
по Городу по-взрослому ходили, с псами злобными.
"тиграм", пожалуйста, в окопы. Особенно до кинолога -- поручик, как и
большинство спецназовцев, собак недолюбливал. А вот снайперы да диверсанты
заинтересовали его весьма и весьма. И тут, наконец, любовь к нему
командования достигла своего апофеоза. Выделили ему от щедрот аж четверых. И
главное, трое -- вполне коммуникабельные. Один только -- некабельный, но эта
проблема сама решилась, и на него кабель нашелся.
интеллигентный чеченец, мастер спорта по пулевой стрельбе, между прочим. Лет
двадцать пять ему было, плюс-минус. Кличка к нему никакая не липла, так
Русланом и остался. Хорошо стрелял, паразит. С тысячи валил из всего, к чему
можно приделать оптику. А уж когда через неделю после их прибытия гонцы
приперли из Аргентины целый транспорт всяческой смертоносной всячины, и
нашел он среди прочего неизвестно как туда затесавшийся старый, до 64-го
года выпуска "ремингтон" с матчевым стволом -- ой, держите меня семеро,
вшестером не удержите. Эстетская винтовочка, кто в курсе -- тот знает. И
легла она ему, эта прелесть, прямо на душу. Такое ощущение временами
складывалось, что просто-таки видит Руслан боковой ветер, глазами видит. Не
мазал, короче.
персоной. Время между боевыми у Русланчика поделилось на две части. Работал
в патрулях по вражьим снайперам -- а их в какой-то момент шибко много вокруг
Города развелось: местность-то окрест гористая, и какой-нибудь сраный
пулемет калибром поболе с присобаченной к нему оптикой на той стороне массу
проблем мог создать почти в самом центре Города. Снайперы, бля. Пулеметчики.
А по Городу люди ходят, да! И не только в форме, между прочим.
часов на тех же самых облюбованных снайперами пригорочках в ожидании такого,
скажем, сообщения по "уоки-токи" от многочисленных наблюдателей, кукующих
денно и нощно на господствующих высотах: "Прицельный выстрел на три часа,
дистанция полтора, роджер". Откуда отсчитывать "три часа" и откуда "полтора"
-- известно. Русланчик отсчитывал -- и вперед, с песней. После его песен
обычно второго выстрела не было. Погибал тот снайпер. Лишь иногда -- уходил,
если успевал понять, что ловить ему тут нечего. Но -- это если везло тому
снайперу по-крупному.
Наблюдатель, а иногда, так получалось, что и стрелок. Бывало.
что снайперская война у супостата провалилась полностью. Такие дела.
снимал зазевавшихся стрелков с окрестных гор, была у него еще работа.
Доставлять радость поручику Драшневу. Нет, не поймите криво, с ориентацией у
поручика было все нормально. Радовался же Заран, глядя, как бойцы его,
рядовые и необученные, коих в группе у него стало всего десять вместо
прежних четырнадцати, становятся потихоньку стараниями Руслана все более и
более обученными, хоть и не менее рядовыми. Он, Заран, и сам конечно, с ними
иногда занимался -- но, как известно, у командира всегда найдутся не менее
важные дела, чем материть закапывающего ствол в бруствер салагу или пялиться
в бинокль на девственно чистые после длинной очереди от живота мишени, и уж
тем более -- объявлять выговор с занесением в грудную клетку за плохо
вычищенное оружие. А "замку" по огневой -- это вроде по должности. Руслан и
не филонил, дрючил молодняк, как положено. Молодняк мало-помалу учился
стрелять и, главное, попадать.
тактики просек в момент, командовал грамотно, бегать мог быстро, тихо и
долго. В общем, самый цимес вышел у Зарана с командиром огневой подгруппы.
Кажется, никто так до конца и не понял, чем именно занимался этот поджарый
тридцатилетний мужик в прошлой жизни. Ясно было лишь, что к ремеслу "убивца"
приступил он не вчера и даже не позавчера. По некоторым косвенным признакам,
трудился где-то в силовых структурах польской "беспеки", скорее всего, по
направлению "антитеррор", хотя кто его точно знает.
что годится, он как-то туманно намекнул, чудовищно коверкая русские слова,
что "немножко умеет драться". Заран, как и все присутствовавшие при том
командиры групп, оживились -- оттянуться врукопашную любили многие. Зби
пожал плечами, вышел на утоптанный пятачок и сделал всем приглашающий жест,
мол "извольте, господа". "Господа" не заставили себя упрашивать и стали
выходить на площадку по одному, окружая расслаблено стоящего в центре
поляка, ожидая, когда тот намекнет, что с противниками перебор. Зби молчал,
и для начала решили ограничиться пятью партнерами, тем более что все
вышедшие на махаловку офицеры были далеко не ангелами, а где-то в чем-то
спецназовцами.
молча, без киношных красивостей. Как положено махались. Через две минуты
поднявшийся и, заметно прихрамывая, последним покинувший импровизированный
ринг офицер подвел итог: "Машина смерти". И добавил, сокрушенно покачав
головой: "А ведь он, сдается мне, вполсилы работал. Даже не сломал никому
ничего". Больше подобных спаррингов со Збигневым не устраивали.
спецмероприятий вникать особо не пришлось -- сам был "с усам". Хотя иногда
выходили казусы -- скажем, вместо полной нейтрализации противника, Зби
частенько норовил взять "клиента" живым, хотя в терминаторских рейдах такая
необходимость возникала весьма редко. "Антитеррор", одним словом. Но
подобные мелочи, в общем, не портили его репутацию, поскольку, так или
иначе, если Збигнев за кого-то брался, то вреда тот причинить уже точно
никому не мог. А с ненужными "языками" никогда не поздно было разобраться
радикально. Что и делали, как правило.
мелочах, тренировал бойцов по рукопашке, учился сам -- у Руслана повышал
навыки стрельбы, у Рептилии и Хайнца овладевал, как ни странно, абсолютно
неведомыми ему до сих пор азами саперного дела. Ходил в патрули по городу, в
меру трескал сливовицу, в основном, молча. Иногда ругался по-польски, но
чаще -- по-русски. Иногда исчезал на пару-тройку дней, с санкции
вышестоящего начальства, разумеется. Где и чем в это время занимался -- не
ведал никто, включая Зарана. Наверное, чем-то важным.