Чтение 13–й страницы книги ~Дети ржавчины~

Я замолчал, речь выходила довольно путаной.

- Что-нибудь еще? - поинтересовался Роман Петрович.

- Не знаю... наверно, это все. Вы можете увидеть то, что недоступно ни
одному медицинскому прибору. Завтра нас, оставшихся в живых, начнут изучать
и тестировать. Каков бы ни был результат, мне вряд ли скажут правду. Поэтому
я хочу понять сам, что же со мной происходит. Я надеюсь, вы мне поможете.

- Это интересно, Олег. Очень хочу вас посмотреть. Ну а если я не смогу
ничего увидеть? Просто боюсь вас разочаровать.

- Бояться нужно мне, а не вам. Не удивлюсь, если вы скажете, что я просто
рехнулся.

- Не думаю, Олег. Что ж, я готов вас посмотреть. Это будет не очень
приятная процедура. Вы сами-то уже настроились?

- Конечно, я за этим и пришел, - по правде, я чувствовал себя
перепуганным школьником в кабинете у стоматолога.

- Заодно испытаю новую композицию. Очень, знаете ли, сильная штука.
Возможно, как раз она-то нам и поможет.

Я терпеть не мог, когда этот уважаемый мною человек начинал расхваливать
свои поганые снадобья. Но не стал ничего говорить, даже не нахмурился.
Спорить было глупо.

Старик ушел на кухню, позвенел там склянками, пошуршал бумажными
пакетами. Он вернулся, бережно неся в руках потускневший мельхиоровый
подносик. На нем были с величайшей аккуратностью разложены стеклянные
трубочки, чистые тампоны, баночки, флаконы и еще какие-то неизвестные мне
средства и приспособления, с помощью которых Роман Петрович вызывал в себе
сверхчеловеческую способность видеть.

- Успокойтесь, Олег, - сказал он, колдуя над подносом. - Успокойтесь и
расслабьтесь. Мне так будет легче.

Он отрезал два кусочка пластыря, присыпал их серым порошком из шкатулки,
приклеил на переносицу и лоб. Потом свернул в трубочку кружок фильтровальной
бумаги, протолкнул в него заранее пропитанный чем-то тампон. Трубочку
вставил себе в ноздрю, вторую закрыл пальцем и несколько раз сильно вдохнул,
задерживая выдох. Посидел несколько секунд с закрытыми глазами, размеренно
дыша, а напоследок открыл крошечный флакон с мутным раствором, окунул в него
иглу от шприца и, морщась от боли, уколол себя в шею. После этого откинулся
в кресле, не открывая глаз.

- Подождите еще немного, Олег. Сейчас начнет действовать.

Я ждал. Это было неприятное ожидание. Потом Роман Петрович открыл глаза.
Я посмотрел в них - и у меня по спине побежали мурашки. Это были не глаза. Я
видел два непостижимых, неземных существа, живущих совершенно отдельно от
бестолкового и обременительного человеческого тела. Они не принадлежали
материальному миру, они явились из каких-то запредельных сфер, где
существуют законы, которые никому из смертных не суждено будет постичь
никогда.

Они пронизывали меня насквозь. Я испытывал такое потрясение, которое не
смогло бы вызвать у меня самое жуткое и отталкивающее человеческое уродство
или увечье. Потому что в человеке все должно быть человеческим. Даже протез
выглядел бы более привычно, так как создан человеческим разумом.

Мне стало страшно наедине с этими глазами. Именно наедине, потому что сам
Роман Петрович сейчас отсутствовал. Неизвестно, где он был: может, стал
маленькой безвольной частицей своих глаз-чудовищ, а возможно, они изгнали
его в неизвестные пространства или измерения, где его примитивные
человеческие проявления не мешают великому таинству Настоящего зрения.

- Расслабьтесь, Олег, - спокойно произнес старик. - И не бойтесь ничего.
Я себя полностью контролирую.

Я с облегчением выдохнул и действительно расслабился. Мне захотелось
понаблюдать за лицом Романа Петровича. Оказалось, оно не превратилось в
неподвижную базальтовую маску, как виделось мне сначала. Оно было изменчиво
и отображало то тревогу, то заинтересованность, то едва заметную насмешку. Я
сидел перед стариком, чувствуя себя Прозрачным, как медуза. Он видел меня
всего и знал обо мне все. Это продолжалось, наверно, с полчаса.

Сеанс кончился неожиданно, роман Петрович просто тряхнул головой,
несколько раз глубоко вдохнул я содрал пластырь с переносицы. Некоторое
время он устало сидел, опустив голову. Я изнывал от нетерпения, но молчал.

- Олег, - тихо произнес старик и поднял на меня глаза. Они были красными
и слезились. - Я не знаю, что сказать.

- Вы... ничего не увидели? - осторожно спросил я, не торопясь
разочаровываться.

- Видел. Я видел бездну. Понимаете?

- Нет.

- Каждый человек - чаша, а вы - бездна.

- Я все равно не понимаю. Бездна - это пустота, ее нельзя увидеть. Так
что вы видели. Роман Петрович? Он протяжно вздохнул и снова опустил голову.

- Нет таких слов, чтобы описать, - медленно проговорил он. - Могу сказать
только одно - все это настоящее. Это не бред, не сумасшествие.

- "Это"... - повторил я, пробуя слово на вкус. -Но откуда оно во мне?

Старик покачал головой.

- Ищите сами. Олег. Здесь я не помощник.

- Ясно, - сказал я, вставая

Роман Петрович вскинул на меня глаза

- Найдите это обязательно! Докопайтесь до самого истока, оно стоит того.
Знаете, я очень хотел бы посмотреть и вашего товарища, чтоб сравнить...

- Это невозможно, - с сожалением сказал я, надевая ботинки.

Я торопился уйти. Старик мало что прояснил, но убедил, что происходящие
во мне процессы - не бред не болезнь и не игра воображения. Мне необходимо
было сейчас побыть с самим собой. Роман Петрович открыл дверь и не закрывал
ее, глядя, как я спускаюсь по лестнице.

- Олег! - крикнул он, и я остановился. - Не мучайте себя размышлениями.
Ответ на все вопросы сам найдет вас, только запаситесь терпением, - голос
его вдруг стал глухим и слабым. - Олег, я завидую вам. Прощайте.

ПРОРЫВ

И снова ночь принесла свидание с моей сокровенной тайной. В одиннадцать я
лег и довольно спокойно спал часа два или три.

Потом перед глазами замелькали цветные пятна, и меня будто подбросило. Я
заворочался, разбудив Лерку, открыл глаза. Все было спокойно. Тикали часы,
капал кран на кухне.

Я снова лег - и провалился в воспоминания. Трудно было понять, сплю я или
нет, казалось, что в любой момент я могу оторваться от созерцания плывущих
перед глазами картин и вернуться в реальность.

Картины были великолепными. Яркие, детальные, отчетливые. Местами они,
правда, не совпадали, и логические стыки между ними частенько отсутствовали.
Но всякое воспоминание таково.

...Огромное каменное поле уходит к горизонту. Если долго смотреть на
него, стараясь не слышать никаких звуков, то начинает казаться, что в мире
нет ничего, кроме этой равнины - и тебя в ней. В такие минуты сердце
покалывает от мимолетного ощущения покинутости. Но за спиной город с
круглыми крышами. Достаточно повернуть голову - и ты среди людей.

Однако мне не нужен город. Я - маленький беззаботный мальчишка. Я смотрю
во все глаза туда, где небо смыкается с равниной. Там - глубокая синева без
облаков, и на ее фоне - неровная гряда далеких гор. Я смотрю туда, приложив
ладонь к глазам, и томлюсь неизвестным ожиданием.

И вот что-то меняется. В однородно-синем небе мелькает россыпь темных
точек. Я срываюсь с места и бегу им навстречу, радостно крича и размахивая
руками. Точки приближаются, увеличиваются, и я пытаюсь их пересчитать, но
ничего не выходит - они все время движутся, меняются местами. Но я и так
вижу, что все в порядке, все на месте, а если бы не хватало хоть одной - я
бы сразу заметил это без подсчетов.

Это уже не точки. Теперь понятно, что над раскаленной равниной
стремительно несутся легкие серебристые истребители с длинными
носами-спицами. Они со свистом проносятся над моей головой, разворачиваются
и снижаются у окраины города, где стоят несколько длинных приземистых
строений. Там сразу становится многолюдно, шумно и весело.

Один из истребителей - мой! Он отделяется от остальных и, сделав
торжественный круг над моей головой, опускается совсем рядом. Стеклянная
кабина раскрывается, подобно раковине, на покрытый трещинами грунт
спрыгивает высокий веселый человек в комбинезоне, перетянутом широким
поясом, хватает меня на руки...

Дальше - провал. В памяти обрывки неясных разговоров, мелькание
коричневых скал внизу, за стеклом кабины... Я вдруг осознаю, что сам веду
истребитель. Я сам держу штурвал и осторожно надавливаю на педали. Это
совсем просто, отец лишь чуть-чуть помогает мне... Отец? А ведь человек в
комбинезоне - и в самом деле мой отец. И как только я понимаю это - новая
волна воспоминаний обрушивается на меня, новые картины, новые лица,
голоса... Но я не могу сейчас сосредоточиться на этом. Потому что мои глаза,
и руки, и голова заняты управлением самолетом. Это несложно, однако требует
внимания.

И снова провал. Снова какой-то разговор, мне не удается уловить его суть,
хотя некоторые слова кажутся понятными. Скалы все так же сливаются в
серо-коричневую пелену под крыльями истребителя, перемежаясь иногда
бурлящими среди камней речками или клочками равнины, засаженной ровными
рядами деревьев. Временное помутнение, и вот - новая картина.

Мы над городом. Истребитель ведет отец. Он сосредоточен и очень серьезен,
он что-то рассказывает мне, но я по-прежнему не могу понять большую часть
слов.

Под нами - круглые крыши, неподвижные кроны деревьев. Повсюду почему-то
валяется цветное тряпье. На пыльных улицах блестящие лужи и большие сальные
пятна. Сначала кажется, что в городе ни души. Но вот мы опускаемся ниже, и
мне становится виден человек, ползущий между домами. Он хватается пальцами
за камни мостовой, подтягивает свое тело, а затем замирает, собираясь с
новыми силами. Чуть позже я нахожу взглядом и других людей. Некоторые просто
лежат, раскинув руки, некоторые неподвижно сидят, привалившись к стенам и