Чтение 13–й страницы книги ~Легкие шаги безумия~

Лена давно поняла, что этот странный комсомолец воспылал к ней роковой страстью - прямо-таки дикий мавр. Она призналась себе, что не чувствует к нему отвращения. Более того, он ей по-человечески симпатичен и даже интересен. Была в нем некая глубокая странность, загадка, жутковатая, но волнующая.

"Я свободна, у меня никого нет, - пронеслось у нее в голове, - мне всего двадцать один год. Разумеется, ничего серьезного не будет, никакого продолжения. Многие идут на такие вот короткие и яркие командировочные приключения, чтобы было, что вспомнить. Он красивый, умный, обаятельный, совершенно одинокий... Why not?"

- Я люблю тебя... Спаси меня...

От него пахло хорошим табаком и дорогим одеколоном. Он прижимал ее к себе все сильней, его губы властно впились в ее рот, горячая рука скользнула под свитер.

"О Господи! Я уже с ним целуюсь! Я целуюсь с чужим, малознакомым мужиком! Сейчас это увидят Ольга с Митей, мне будет потом стыдно, не так перед ними, как перед собой".

- Лена, Леночка, ты будешь моей, совсем моей... - прошептал он, на секунду оторвавшись от ее губ.

- Веня, где вы? Вы хотели подсушить хлеб на сковородке, а он сгорел, - послышался Ольгин голос из кухни.

Лена резко отпрянула. Они стояли в закутке у входной Двери. Ольга, пробежавшая из комнаты на кухню, не заметила та. Или решила не заметить. Из кухни сильно несло гарью. На сковородке дымились обугленные куски хлеба.

Весь вечер Волков не спускал с Лены своих светлых, прозрачных глаз. Пили водку и шампанское, скатерть расстелили прямо на полу, она была уставлена тарелками с малосольной лососиной, белугой, венгерским сервелатом и финским сыром. У Лены под жарким взглядом хозяина дома кусок вставал поперек горла.

"Нет, - думала она, - такие роковые страсти мне ни к чему. И приключений не надо. Зачем? Странно и стыдно целоваться с чужим мужиком, к которому ничего, кроме обычной человеческой симпатии, не чувствуешь. Я не давала ему повода так себя вести со мной. Он воспылал африканской страстью, он обаятельный, сложный, одинокий. Почему он все время твердил: "Спаси меня!", да еще с мелодраматическим надрывом? Наверняка найдется множество женщин, готовых с удовольствием спасти такого вот сложного-одинокого. Но для меня это слишком красиво и театрально".

Когда они собрались уходить, Волков, сжав ей пальцы, тихо произнес:

- Лена, можно вас на минуту?

Она была ему благодарна хотя бы за то, что при Ольге с Митей он не стал называть ее на "ты" после сцены в коридоре.

Буквально втолкнув ее назад, в спальню, прикрыв ногой дверь, он опять впился в ее губы. Лена тут же отстранилась, уперлась ладонями в его плечи.

- Веня, послушайте меня...

- Ты опять со мной на "вы"? Ты же хочешь меня, я знаю, я чувствую. Останься, пожалуйста, очень тебя прошу. Ты не понимаешь, как это серьезно для меня...

- Я не могу, - покачала головой Лена.

- Почему? Из-за них? - Он кивнул на дверь, за которой ждали Ольга и Митя.

- Нет. Из-за самой себя. Я не способна на такие моментальные, пылкие чувства.

- Тебе будет хорошо со мной. Я так тебя люблю, что ты не можешь не откликнуться. Со мной никогда такого не было Никогда...

- Веня, а может, ты все придумал себе? Мало ли на свете красивых женщин?

- Нет! - выдохнул он, быстро обнял ее и очень силы прижал к себе. - Нет никого, кроме тебя. Ты понимаешь, что ты мне нужна позарез, до одури? Ты понимаешь, что я погибну без тебя?

- Ты так пылаешь страстью, что мне даже страшно. Вот возьмешь и придушишь от избытка чувств. - Она опять вырвалась и распахнула дверь.

Ольги с Митей в прихожей не было. И тут ей действительно стало страшно.

- Ольга! - крикнула она. - Митя! Где вы?

- Вот видишь, они все поняли и ушли, - сказал Волков, опять хватая ее за плечи.

- Нет, мы не ушли, - послышался веселый Ольгин голос за входной дверью, - мы просто вышли на лестницу, а дверь захлопнулась. Но мы можем уйти. Мы найдем дорогу до гостиницы. А, Лена? Как скажешь, так и сделаем.

- Подождите, - сказала Лена, пытаясь открыть английский замок, - я с вами.

- Я провожу. - Волков помог ей справиться с замком.

- Я понимаю, - тихо говорил он, пока они шли по ночным улицам к гостинице, - я что-то делаю не так. Я хочу всего сразу, мне страшно, что ты уедешь, исчезнешь, и я никогда тебя не увижу.

- Веня, честно говоря, я не любительница командировочных романов. И давайте опять перейдем на "вы". Так будет легче и естественней.

- Лена, здесь и не пахнет командировочным романом, - сказал он спокойно и как-то обреченно, - ты... вы даже представить себе не можете, как это для меня серьезно.

- Но серьезные отношения должны начинаться несколько иначе. Не так стремительно, не с таким напором...

- А как? Как они должны начинаться? Скажите мне, как я должен себя вести, чтобы вы меня не боялись и не отталкивали?

- Не знаю. Простите меня. Возможно, я тоже поступаю как-то неправильно. Мы уже пришли, спокойной ночи.

* * *

На следующий вечер в дверь гостиничного номера, в КОТОРОМ жили Ольга и Лена, кто-то осторожно постучал.

- Войдите, открыто! - крикнула Ольга.

На пороге стоял невысокий коренастый мужчина лет тридцати.

- Здравствуйте, вы простите меня за беспокойство, - смущенно произнес он, не входя в комнату, - я вот тут узнал что из Москвы, из моего любимого журнала группа приехала... Я хотел вас попросить... Да, простите, я не представился старший лейтенант милиции Захаров.

- Здравствуйте, проходите, не стесняйтесь, - улыбнулась Лена.

Он нерешительно шагнул в комнату, прикрыл за собой дверь.

- Дело в том, что я рассказы пишу...

- О Господи... - еле слышно вздохнула Ольга и выразительно закатила глаза.

- Я уже присылал к вам в редакцию и в журнал "Юность", - тихо продолжал Захаров, - мне ответили, мол, тексты у меня сырые, требуют серьезной доработки. А я не понял, что значит сырые.

- Сырые - значит плохо написанные, - объяснила Ольга.

- А вы не могли бы почитать хотя бы один мой рассказ? - глядя в пол, спросил он. - Для меня это очень важно. Я же знаю, в редакцию горы рукописей приходят, их там даже не читают, просто отписывают формальные ответы. А я бы хотел конкретно поговорить, с живыми людьми.

- У нас вообще-то со временем плохо, мы завтра вечером в Ханты-Мансийск уезжаем, - пожала плечами Ольга.

- Да рассказ коротенький, вы не бойтесь. Я много времени у вас не отниму.

- Хорошо, - кивнула Лена, - давайте ваш рассказ. Завтра утром зайдите, часиков в девять. Я прочитаю.

- Ну что ты творишь! - накинулась на нее Ольга, когда за старшим лейтенантом закрылась дверь. - Мало тебе того зека опущенного, тебе еще милиционера-графомана не хватает? Ты же знаешь, нет ни одного доброго дела, которое не осталось бы безнаказанным. Вот смотри! - Она открыла папку, которую оставил Захаров и стала громко читать:

"Первые клейкие листочки проклюнулись на стройных белоствольных березках. Ласковый весенний ветерок растрепал золотые косы румяной девушки. Ее лучистые глаза, голубые, как незабудки, сияли радостью и счастьем".

Ольга захлопнула папку.

- Дальше можно не читать. Все и так ясно. Завтра тебе придется долго и нудно объяснять этому застенчивому милиционеру, что "клейкие листочки" и "лучистые глаза" - это неприличные литературные штампы. Он не поймет и обидится.

- Ладно, не ворчи - Лена улеглась на кровать с рукописью.

Рассказ назывался "Нелюдь". На двенадцати машинописных страницах коряво и подробно описывалось, как румяную девушку с лучистыми глазами обнаружили в городском парке, убитую и изнасилованную, как смелый следователь быстро нашел и разоблачил злодея, алкоголика-тунеядца, которому ничего не оставалось, как признаться в совершенном злодеянии.

В два часа ночи за ними должен был зайти Вениамин. Он пригласил их на прощальный ночной пикник с шашлыком на берегу Тобола.

Эта идея пришла в голову Мите, ему очень хотелось встретить рассвет в тайге, на берегу сибирской реки.

- Ну, дочитала? Вставай, уже без десяти два. Ох, представляю, как ты завтра, после бессонной ночи, будешь с этим графоманом объясняться! - Ольга натянула джинсы и, расчесывая перед зеркалом пышные светлые волосы, сладко зевнула. - Не выдержу я до рассвета, даже с шашлыком не выдержу. Спать хочу.

- Зря твой братец все это придумал, - Лена отложила папку с рукописью, надела кроссовки, теплый свитер поверх фланелевой ковбойки, - комары нас там сожрут.

- Это не мой братец, - возразила Ольга, - это твой дорогой Вениамин затеял. Митька только подал идею, а твой комсомолец ухватился.

- Оль, почему это, интересно, "мой"? , - Да потому, что все эти радости - и банька, и экскурсии, и неусыпное внимание исключительно ради тебя.

- Оль, хватит об этом. Надоело, - поморщилась Лена.

- Нравишься ты этому Волкову до потери пульса. Всерьез давишься. Даже Митька заметил. Между прочим, он красили мужик, этот Венечка, сибиряк, косая сажень в плечах!

Он, кстати, далеко пойдет. Из горкома в обком, глядишь, и до Москвы доберется по комсомольско-партийной линии. Знаешь, какая у этих комсомольских мальчиков хватка? Так что смотри, Леночка, не упусти свой шанс.

Ольга весело засмеялась, но тут же поперхнулась и замолчала: на пороге стоял Волков.

* * *

Комары жрали нещадно, несмотря на дым березовой чаги которую настрогал и набросал в костер Волков. Ночь была совсем светлая. Ольга дремала на мягких сосновых ветках, то и дело просыпаясь и хлопая назойливых комаров. Митя что-то лениво наигрывал на гитаре, Лена курила, глядя на тлеющий костер.

Шашлык давно был съеден, водка выпита. Из-за верхушек деревьев поднималось огромное, белесое солнце. После бессонной ночи всех познабливало.

- Слушайте, я хочу в гостиницу, - сказала Ольга, приподнявшись на локте,

- мне ваша комариная романтика уже поперек горла.

- Сейчас, - кивнула Лена, - Вениамин придет, и будем собираться.

- А куда он делся? - удивилась Ольга. - Он же только что был здесь.

- Он уже минут сорок где-то ходит, - перестав бренчать на гитаре и взглянув на часы, сказал Митя, - наверное, пошел тоску свою развеивать. Он весь в тоске, на него Леночка не смотрит. Он глаз с тебя не сводил, голубых и печальных,

- Митька, прекрати ерничать, - поморщилась Лена.

- Бедный Ерик, королевский шут, всегда говорил правду, - вздохнул Митя.

- За что бывал бит нещадно, - добавила Ольга.

- Слушайте, ну что вы ко мне привязались с этим комсомольцем? - Лена бросила окурок в тлеющий костер. - Нравлюсь я ему или нет, меня совершенно не касается. Это его личные трудности.

- Безжалостная ты женщина, - вздохнул Митя и лениво поднялся на ноги, - пойду я поищу несчастного влюбленного.

- Только смотри сам не заблудись, - предупредила Ольга.

- Я вам аукать буду, а вы откликайтесь, - Митя зашагал вдоль берега.

С Волковым он столкнулся минут через пятнадцать и, увидев его, обомлел. Комсомолец шел, пошатываясь. На его светлом свитере темнели какие-то

пятна. Широко раскрытые глаза смотрели прямо на Митю безумным, невидящим взглядом. Он дышал шумно и тяжело.

- Веня! Что с тобой? - выкрикнул Митя и тут только понял, что пятна на свитере - это кровь.

Волков сильно вздрогнул, глаза его стали осмысленными. У Мити за спиной послышался треск веток, через минуту рядом с ним стояли Ольга и Лена.

- Господи, Веня, вы весь в крови! Что случилось? Вам плохо? - Лена шагнула к нему, прикоснулась к его плечу.

- У меня пошла кровь из носа, - произнес он хрипло.

- Надо голову запрокинуть и что-нибудь холодное на переносицу, - Лена достала носовой платок из кармана джинсов, - подождите, я сейчас.

- Ты побудь с ним, - Митя взял у нее из рук платок, - я спущусь к реке, намочу как следует. Ольга, не стой столбом, помоги ему сесть. Он же бледный как смерть.

Ольга стояла, отвернувшись. Она с детства не переносила вида крови, ее начинало тошнить, даже когда она видела простую царапину. Лена взяла руку Волкова и нащупала пульс на запястье.

- У вас очень сильное сердцебиение, не меньше ста двадцати, - сказала она. - У вас больное сердце?

Его горячая рука поймала и больно сжала Ленины пальцы. Лена охнула от боли. Волков дышал тяжело и часто.

- Веня, вы слышите меня? - спросила Лена испуганно.

- Да, - прохрипел он, - не волнуйтесь. Со мной все в порядке. Мне просто совсем нельзя пить.

Старший лейтенант Захаров за своим рассказом не приходил. Ольга и Лена проспали до двух часов дня, но все равно Явствовали себя усталыми и разбитыми после бессонной ночи - в гостиницу они вернулись только в восемь утра и туг же рухнули на свои койки как убитые.

В начале третьего к ним в номер приплелся вялый, опухший Митя.

- А где же твой графоман? - вспомнила Ольга, когда отсели пить кофе. - Нам уезжать через два с половиной часа куда ты теперь его гениальное творение денешь?

- Может, он стучал, а мы спали, не слышали? Неудобно получилось.

- Ладно, оставишь внизу, у администратора. Напишешь записочку, - махнула рукой Ольга, - а кстати, о чем рассказик-то?

- Об убийстве.

- Детектив, что ли?

- Не совсем. Скорее психологический триллер.

- Это вы о чем? - вяло поинтересовался Митя.

- Да так, графоман пришел, рассказ принес. А Лена, добрая душа, согласилась прочитать и поговорить.

- Понятно... - Митя допил свой кофе, налил воды из графина в литровую кружку и включил кипятильник. - Интересно, что же с Волковым-то вчера случилось? - задумчиво произнес он и закурил.

- Перепил человек, - пожала плечами Ольга, - пошел проветриться, и стало ему плохо.

- А кровь на свитере откуда?

- Он же сказал, у него кровь из носа пошла, - напомнила Лена.

"Когда идет кровь из носа, она обычно есть на лице, у ноздрей, вокруг рта. А у Волкова лицо было чистым. Кровь только на свитере", - подумал Митя, но не стал говорить об этом вслух. Зачем? Ольга начнет дразнить его Шерлоком Холмсом, скажет, что он зануда или еще что-нибудь. Да и Волкова этого они никогда больше не встретят. Вот проводит он их в Ханты, и забудут они об этом странном комсомольце, будто и не было его вовсе.

- Может, в милицию сходить? - спросила Лена, закуривая. - Этот Захаров сказал, что он милиционер. Неудобно оставлять папку у администратора. Они ведь меняются часто. забудут, потеряют.

Тут раздался стук в дверь.

- Младший лейтенант Никоненко, - представился вошедший парнишка в милицейской форме и козырнул. - Тут у рас товарищ Захаров папочку оставил, просил забрать. И вот адресок, - он протянул сложенный вчетверо тетрадный листок. - Он просил, чтобы вы ему написали обязательно.

- А что случилось? Почему он сам не зашел?

- На оперативке задержался, а потом сразу на труп выехал, - объяснил младший лейтенант.

- Куда выехал? - переспросил Митя.

- На труп. Убийство. Там на окраине парка, у Тобола, девушку нашли убитую. Все, я извиняюсь, мне пора, - младший лейтенант козырнул и быстро вышел, зажав под мышкой папку с рассказом.

- Подождите, а где именно? - вскочил Митя и бросился за ним в коридор. - Лейтенант, подожди, - крикнул он в лестничный пролет, перегнувшись через перила, - где именно нашли девушку?

- Ну что ты так орешь? - придерживая фуражку, поднял голову милиционер. - Я же сказал, на окраине парка, у Тобола.

- От чего она умерла? - спросил Митя уже тише.

- Ножевое ранение в сердце. Все, парень, некогда мне. - Младший лейтенант быстро застучал сапогами вниз по лестнице.

Навстречу ему не спеша поднимался свежий, бодрый, улыбающийся Волков.

Глава 17

Москва, март 1996 года

У Лизы была привычка, проснувшись часов в семь утра, тихонько залезть в постель к родителям и поспать там еще часок-другой. На этот раз она спала так крепко, что даже не

Услышала звонка будильника, только засопела недовольно и повернулась на другой бок.

Было девять утра. На улице шел мелкий дождь, первый весенний дождь в этом году. Лена выскользнула из-под одеяла, Укрыла Лизу - пусть ребенок поспит еще полчасика. Очень не хотелось брать ее с собой в магазин, но покупать ботиночки без примерки рискованно. К тому же надо дать возможность Вере Федоровне спокойно собраться. Для нее поездка в дом отдыха на десять дней - важное и ответственное мероприятие, требующее серьезной подготовки.

Лена приняла душ, выпила кофе. К этому времени Лиза проснулась сама.

- Мы сегодня поедем в домодых? - спросила она, с удовольствием уплетая геркулесовую кашу.

- Завтра, Лизонька. А сегодня мы пойдем покупать тебе новые ботиночки и специальные игрушки, маленькие, которые удобно брать с собой в путешествие.

С кашей было покончено за пять минут, чай с молоком выпит залпом.

- Все, мамочка! Давай скорей одеваться! - радостно заявил ребенок.

Обычно одевание превращалось в беготню по всей квартире. Лиза носилась в одном сапоге, Лена пыталась поймать ее и надеть другой. Потом надо было ловить ребенка, чтобы натянуть шапку, курточку и так далее, вплоть до варежек. Это могло продолжаться и двадцать минут, и сорок. Но на этот раз Лиза дала себя одеть без всякой беготни, так вдохновила ее идея покупки специальных маленьких игрушек.

- Давай пойдем ножками! - предложила Лиза. - Я уже большая девочка.

- Лизонька, ножками мы будем идти до завтра. За несколько дней остатки снега почти исчезли, только во дворах еще чернели ноздреватые сугробы. Было приятно везти коляску по гладкому асфальту. До магазина "Товары для детей" добрались за полчаса. Лиза впервые сама выбирала игрушки, она была очень возбуждена, говорила без умолку, ей хотелось сразу все - и маленького медвежонка в клетчатых брючках, и машинку с разноцветными кубиками в кузове, и набор крошечной кукольной мебели.

Лена очень серьезно относилась к покупке игрушек. Когда ей исполнилось три года, тетя Зоя, родная сестра мамы, принесла в подарок большую, сказочно красивую куклу. У куклы были длинные золотистые волосы, закрывающиеся глаза. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что под волосами зияют огромные безобразные лысины, под кружевным розовым платьем - тряпичное белое, похожее на подушку туловище. Один глаз, закрывшись, так и не открылся больше, а пластмассовая нога тут же предательски вывалилась из своего тряпичного хилого гнезда.

Разочарование было таким горьким и жестоким, что трехлетняя Лена Полянская проплакала весь день, и никакие другие подарки не могли ее утешить.

Теперешние игрушки были не лучше. При внешнем великолепии китайского игрушечного ширпотреба каждая могла таить в себе какую-нибудь подлость.

У яркой интересной машинки тут же отваливались колеса. Милый плюшевый зайчик в руках ребенка лопался по всем швам, и из него вылезала безобразная синтетическая вата. Вместо радости такая игрушка приносила только обиду и горькие слезы.

Прилавки были завалены хищными вульгарными Барби и Кенами, кукольными путанами, киллерами, братками-блатарями. Этих пластмассовых ублюдков женского и мужского пола Лена не купила бы своему ребенку ни за что.

Лиза просила "куклу-ребеночка", но у единственного на весь игрушечный отдел небольшого пупса в голубом конвертике оказались массивные мужские гениталии, отлитые из блестящей резины весьма добросовестно, со всеми анатомическими подробностями.

В итоге из всего игрушечного изобилия можно было выбрать только уютную плюшевую обезьянку, которая хоть и стоила семьдесят тысяч, но не таила в себе никаких сюрпризов. Для обезьянки был куплен набор посуды, маленькая раскладная кроватка и стульчик.

Лиза устала от магазинной суеты, но была так занята своей новой обезьянкой, что спокойно подставляла ножки для примерки ботинок, не хныкала и не капризничала, пока мама покупала для нее колготки, маечки, пижамки и прочие мелочи.

Наконец, оставив в "Товарах для детей" немыслимую кучу денег, Лена усадила Лизу в коляску и отправилась домой. Надо было купить еще и продуктов, но сил уже не осталось и денег тоже. Ни от чего она так не уставала, как от походов по магазинам.

По дороге был большой проходной двор с детской площадкой.

- Мамочка, давай немножко покачаемся на качелях - попросила Лиза, - ну немножко, совсем чуть-чуть.

Лена поставила коляску к одной из мокрых скамеек, вытащила Лизу и понесла ее на руках через лужи к качелям.

* * *

Убить человека, не прибегнув к услугам профессионального киллера, не оставив никаких следов, очень сложно.

Молодая здоровая женщина, у которой маленький ребенок, которая не пьет, не употребляет наркотики, живет спокойно и благополучно, вряд ли может взять и повеситься ни с того ни с сего, в состоянии наркотического опьянения, или вколоть себе смертельную дозу морфия и уронить горящую сигарету на одеяло.

Если бы у Полянской были такие связи в криминальном мире, как у покойного певца Азарова, можно было бы за что-то зацепиться, создать подходящую ситуацию, придумать достоверный сюжет для тупоголовых отморозков и спокойно сделать все их руками. Если бы... Но Полянская - не Азаров, перед ворами в законе песенок не поет, свидетельницей перестрелки не была и свидетельских показаний против честной братвы не давала.