общих знакомых у нее с тем юношей нет. Или все-таки есть, только она об этом
не знает? Но и согласиться с тем, что человек, который смотрел на нее со
страстной влюбленностью, сумасшедший, она не хотела. Ни за какие сокровища
мира она не согласилась бы признать, что первое и пока единственное в ее
жизни романтическое приключение является следствием не Любви с Первого
Взгляда, а банального умопомешательства.
вразумительных объяснений, - эти письма я забираю. Я попрошу своих знакомых,
чтобы они поработали с ними и оградили тебя от его приставаний.
понимала, что все кончено. - Он не сделал мне ничего плохого.
головой, что должен тебя убить или изнасиловать.
одно: мне жаль, что моя дочь оказалась круглой дурой, не понимающей
элементарных вещей. Вместо того, чтобы сразу распознать в этом поклоннике
психически больного и поставить своего отца в известность о его
приставаниях, она вбила себе в голову идиотскую историю о неземной любви и
не желает считаться с очевидными фактами.
том, что он взбешен. Конечно, он был резок, даже груб, но к такому обращению
Женя давно привыкла, а вот "моя дочь" вместо обычного "ты" было проявлением
крайней степени гнева и отвращения. Отец великолепно владел собой и никогда
не повышал голоса, и о его настроении Женя догадывалась только по тем
словам, которые он выбирал, разговаривая с людьми.
телефону общаться с Рубцовым куда безопаснее. Скорее всего он полагал, что
дело, изложенное в телефонном разговоре, наверняка несложное и не таящее
никакой угрозы, тогда как для дела, изложенного при личной встрече, придется
напрягать все связи, возможности и извилины. Как многие государственные
служащие, Василий Никанорович Сурин ничего не имел против того, чтобы
получать деньги, но страшно не любил эти деньги отрабатывать. Когда накануне
поздно вечером Рубцов позвонил ему домой и обычным своим спокойным тоном
заявил, что надо бы встретиться, сердце Сурина нехорошо заныло. Весь остаток
вечера он по мелочам собачился с женой, с трудом сдерживаясь, чтобы не
сорваться на детях, которые, как все обычные дети, давали повод для окрика
ежеминутно, если не ежесекундно.
очередного выпада. - Ты когда устаешь - совсем невыносимый становишься. В
отпуск тебе пора.
отпуск... Сам по себе отпуск, конечно, дело хорошее, но к Рубцову никакого
отношения не имеющее. От
самолете, то ехал на велосипеде и знал, что нужно обязательно поспеть к
сроку, иначе Рубцов сурово накажет. Куда именно он должен был поспеть и
каков этот срок, во сне обозначено не было, но страх перед гневом Рубцова
затмевал все вокруг. Проснулся Сурин разбитым и потным, чувствуя во рту
противную кисловатую горечь, будто вечером принял спиртного сверх меры и
закусил пачкой плохих сигарет.
названием "Пивнушка". Но название было, пожалуй, единственным недостатком
этого заведения, расположенного на Ленинском проспекте. Во-первых, это
достаточно близко от места службы Сурина, и он вполне успевал использовать
для встречи свой обеденный перерыв. Во-вторых, "Пивнушка" находилась
достаточно недалеко и от офиса Рубцова, обеденный перерыв у которого был
ненормированным, но который временем своим все-таки дорожил. И в-третьих,
кормили там более чем прилично, хотя и дороговато по меркам суринской
государственной зарплаты. Но на чистую зарплату Василий Никанорович уже
давно не жил.
холеный, будто не стояла на улице тридцатипятиградусная жара. В строгом
деловом костюме, при галстуке. "Он, наверное, вообще не потеет, - некстати
пришло в голову Сурину, изнемогавшему в рубашке с короткими рукавами. - Не
человек, а машина".
больше изумлялся. И из-за такой чепухи он всю минувшую ночь маялся
кошмарами?
спросил он Рубцова. - Что ты привязался к девчонке? Подумаешь, придурок
какой-то письма ей пишет, так что теперь, всю российскую милицию на ноги
из-за этого ставить?
холодными ясными глазами. - Евгения - моя единственная дочь, усвой это, будь
так любезен, раз и навсегда. Более того, у моей единственной дочери плохая
наследственность, очень плохая, я рассказывал тебе, что такое была ее мать и
с каким трудом я отвоевывал у нее своего ребенка. Я не могу допустить, чтобы
Евгения пошла по ее стопам, и готов сделать все, чтобы это предотвратить.
наследственность? Она что у тебя, пьет, шляется, наркотиками балуется? Ты ни
на шаг ее от себя не отпускаешь! Какая связь между этими письмами и
наследственностью? Может, ты думаешь, что она станет проституткой только
оттого, что их прочтет? В конце концов, следи за почтовым ящиком сам,
перехватывай письма - и она не будет больше их читать. Зачем ты меня-то этим
нагружаешь? Можно подумать, если ты найдешь этого парня, то наследственность
никогда не сработает. Знаешь, как в народе говорят? Кому суждено быть
повешенным - тот не утонет. Что твоей Евгении на роду написано, то и будет,
а письма тут совершенно никакой роли не играют.
улыбнется, похлопает его по плечу и скажет: "Ты прав, Вася, что-то я
перемудрил с перепугу. Забудь об этом, давай лучше отбивную есть, а то
остынет". Но Рубцов почему-то этого не сказал. Глаза его стали еще светлее и
холоднее, словно внутри головы выключили отопление, и казалось - еще
несколько секунд и все лицо его подернется инеем.
Рубцов. - Если ты не понимаешь, то я тебе объясню попроще, подоступней.
Евгении уже девятнадцать лет, я делаю все возможное, чтобы контролировать ее
поведение, но я не в состоянии быть рядом с ней двадцать четыре часа в
сутки. И вот выясняется, что в тот момент, когда меня не было рядом, она
познакомилась с каким-то странным типом, который теперь пишет ей странные
письма с более чем странными признаниями. Более того, он утверждает, что
никому не позволит говорить о ней плохо. Кто это, хотел бы я знать, плохо
отзывается о моей дочери? Что это за круг общения, о котором я ничего не
знаю? Евгения уверяет, что не понимает, о чем идет речь, и из этого могут
быть только два вывода: либо она лжет, либо у автора этих писем не все в
порядке с головой. Я слишком хорошо знаю свою дочь, чтобы допустить, что она
может так лгать. Я уверен, что ее поклонник - сумасшедший, потому что только
сумасшедшие могут сегодня, в конце двадцатого века, писать письма
практически незнакомой девушке. Он знает, где живет моя дочь, и где
гарантия, что он не захочет сблизиться с ней? Где эта гарантия, я тебя,
Вася, спрашиваю? И я не хочу сутки напролет проводить в тревоге, опасаясь,
что Евгения может стать жертвой маньяка. Я пытался поговорить с ней,
вразумить, напугать, но она и слышать ничего не хочет, она не верит в то,
что этот парень - псих, она полна дурацких романтических мечтаний и
идиотских представлений о большой любви. Она не станет проявлять
осторожность, если снова встретит его на улице. Поэтому я хочу, чтобы ты его
нашел и убрал куда-нибудь подальше, в тюрьму, например. Я ясно объясняю?
хочешь меня понимать. Ты, Васенька, всегда должен стремиться к тому, чтобы
понимать меня как можно лучше. Это в твоих интересах, и я буду очень
удивлен, если вдруг окажется, что ты этого не знаешь. Но ведь ты это знаешь,
правда?
которая еще десять минут назад источала такой аппетитный аромат, а теперь
казалась просто тошнотворной. - Давай письма, я подумаю, что можно с ними
сделать.
можно. Найди человечка, который займется этим, я оплачу его работу. Только
человечек должен быть толковым и достойным доверия.
бы он соответствовал реальности, а не был плодом наглых фантазий, ты
понимаешь меня? Я даже готов услышать, что Евгения обманывает меня
по-крупному, что у нее завелась какая-то компания, о которой я ничего не
знаю, и в этой компании кто-то имеет основания плохо отзываться о ней. Но я
должен знать правду.
ему подавай, правдолюбец хренов! Из-за его любви к правде я теперь должен
задницу рвать в поисках опера, который возьмется поработать с этими
письмами. Конечно, хорошо, что Рубцов платит за работу, за деньги-то
человека легче найти, но ведь в этом деле не каждый сгодится. Толковый и
достойный доверия! Где ж его взять, такого распрекрасного?"
голове Сурина забрезжила идея. Истины ради следует заметить, что идея не