бесконечную прозвонку схем в поисках "хомутов" - неправильных соедине-
ний, замыканий накоротко и других брачков, допускавшихся смешливыми мон-
тажницами, которых он стеснялся, хотя и не подавал виду. Помнил, как
чернявая Верка требовала у мастера полагающийся ей спирт, а рыхлый, с
красным носом Песцов кричал, что она его пьет, а не промывает контакты,
возмущенная Верка на весь цех принялась верещать, что кто бы говорил, но
уж Песцов точно должен молчать, ибо выпил норму спирта, положенную на
текущую пятилетку.
ной практики".
ческой части занудливого Асвадура Карповича, наконец, долгожданную защи-
ту, традиционное обмывание, помнил, как он с тремя такими же пьяными
балбесами завалился вечером к своему научному руководителю Валентину
Ивановичу и тот вышел, распил с наглыми юнцами, искренне хотевшими сде-
лать все "по-человечески", пару бутылок портвейна в соседнем дворе, пом-
нил, как ему было плохо и как он боялся идти в общежитие, но все обош-
лось, и утром, кроме похмельного синдрома, он испытал тревожное чувство
окончания одной и начала другой, непривычной, а потому пугающей жизни.
но приказу о распределении".
кадров удивлялись: "Успеешь еще наработаться, погулял бы, пока моло-
дой..." А где гулять, когда приткнуться некуда. Хотелось скорей влиться
в коллектив: все не сам по себе, товарищи, профсоюз, общежитие, да и за-
работок, что немаловажно, - задарма кормить-то никто не будет... В цехе
тоже удивлялись, но производство удивлений не ждет, оно ждет работы, так
и началась настоящая трудовая биография... Использовали его поначалу как
регулировщика, дали третий разряд - и к стенду, он не возражал: дело
привычное и сдельщина - в месяц сто шестьдесят и больше набегало, а тех-
ником - голый оклад сто двадцать. Первая получка, обмывка, Песцов наж-
рался, как свинья, а он потрогал Верку сначала за голые коленки, потом
полез выше и долез, отодвинул перепонку трусиков и шарил по горячим во-
лосатым складкам, пока не лопал пальцами во что-то мокрое, сразу стало
противно, и он отскочил, тщательно вытер ветошью руку, но она сохраняла
липкость и острый неприятный запах, пока он не вымылся водой с мылом.
в выходные к ним присоединялся Ефимов, они шлялись по городу, ездили на
рыбалку, иногда ходили на танцы, а то брали напрокат палатку и уезжали с
ночевкой в Задонье, жгли костер, пекли картошку, горланили блатные пес-
ни, настораживаясь при каждом шорохе в прилегающей темноте и нащупывая
рукоятки туристских топориков и охотничьих ножей, которые казались тогда
очень эффективным и грозным оружием.
получилось, он тут же подхватил гонорею и лечился у единственного тогда
в городе частного врача-венеролога Канарейкина, фамилия которого была
нарицательной среди молодежи и рифмовалась с наиболее распространенной в
те годы венболезнью.
вольтметра, поиск "хомутов", перепайка, проверка характеристик, доводка
до нормы, сдача блока в ОТК, гудок... Довольно монотонный жизненный ритм
от получки до получки.
инскую службу".
торжественный обед, материальная помощь, неустроенность и тревожное ожи-
дание на сборном пункте, офицеры - покупатели", пестрая, похожая на
группу арестантов "команда", жесткое прокуренное нутро плацкартного ва-
гона...
Армии".
ми звездами, холодная душевая, обмундирование не по размеру, первые ме-
сяцы карантина и учебки, одуряющая монотонность курса молодого бойца,
прибытие в часть, дежурство "на тумбочке", первый караул, бесконечные
обходы спрятанных под землю кабелей, остронаправленные антенны дальней
связи, боевое разворачивание станций - тех же "Цветочков", которые вы-
пускал "триста первый", установка мачт, особенно сложная и опасная в ве-
тер и дождь, шифровка - дешифровка, автомат со складным прикладом "АКМС"
- обычная для войск связи работа, без просветов и ярких пятен, которые
могли бы остаться в памяти.
доярки кормили их жаренной на смальце картошкой и поили самогонкой, а
потом они должны были отрабатывать угощение и драть изголодавшихся баб
не глядя на возраст, внешность, манеры и чистоплотность. Здесь он поймал
лобковых вшей - зловредных и цепучих тварей, победить которых удалось по
совету "старика" только чистым керосином. После процедуры санации он не-
делю вонял, как керосиновая бочка, и по этой причине был отселен из ка-
зармы в фанерный кузов станции... Больше он не помнил ничего, что удиви-
тельно, не помнил конца службы, долгожданного дембеля: какой-то строй,
оглашение приказа, вот и все. Как радовались, как отмечали, кто и как
нажрался, что учудили - все подробности остались за кадром.
ряда на завод "Радиосвязь".
Почему его вообще занесло в Зеленодольск? Ничего этого Лапин не помнил.
Не сохранились и подробности шести лет работы, только общие планы: ка-
кие-то станки, стенды, жгуты, паяльник, безликие люди... Была там какая-
то девушка, смутно проглядывало сквозь время когда-то знакомое лицо, но
он чувствовал - между ними все кончено.
женное место? Почему решил вернуться в Тиходонск? В памяти тоже ничего
не осталось. Врачи объяснили, как это называется: ретроградная амнезия.
Если сильно стукнуть по башке, то забываешь, что было раньше. Неизвест-
но, почему он уволился и приехал сюда, но 2 сентября 1991 года его по-
добрали на привокзальной площади и доставили в психиатрическую лечебни-
цу, там он пролежал полтора месяца и до Нового года долечивался в невро-
логическом санатории.
ряда в цех N 2 ПО "Электроника".
тайн он для себя не открыл. И все же... Никогда раньше он не задумывался
о прошлом и не пытался ничего вспомнить. Как будто тяжело контуженный и
заторможенный бедолага, живущий одним сегодняшним днем. Интерес к
собственной жизни - верный признак выздоровления!
торопясь прогулялся по центральному проспекту, уверенно вошел в сверкаю-
щий огнями магазинчик "Европа А", предлагающий посетителям лучшие про-
дукты из европейских стран, где оставил еще две сотни взамен увесистого
фирменного кулька с придирчиво выбранными отборными деликатесами. На уг-
лу Богатого спуска купил в цветочном киоске красиво упакованную в короб-
ку орхидею за пятьдесят тысяч - последний штрих к сегодняшнему праздни-
ку.
давнюю привычку жить на широкую ногу. На самом деле он знал, что завтра
получит еще три миллиона, а дальше пойдет постоянная высокая зарплата
"Тихпромбанка", следовательно, нечего жаться и считать каждую копейку.
Среди его приятелей и знакомых не было ни одного, кто согласился бы с
таким подходом к проблеме. Походя истратить два "лимона" за день на вся-
кую ерунду - по богатяновским меркам, не просто недопустимое тран-
жирство, но тягчайшее семейное преступление.
пользовать для повседневного заработка: таксовать в утренние и вечерние
часы, доставлять с автовокзала на рынок селян с тяжелыми мешками картош-
ки, клеенчатыми сумками с куриными и утиными тушками и огромными корзи-
нами, набитыми доверху фруктами, или, сняв сиденья, возить с бахчи дыни
и арбузы, которые жинка может продавать на набережной пассажирам больших
круизных теплоходов... Или завезти дрова и уголь на зиму, восстановить
обрушившийся угол дома, провести в квартиру воду или газ... Это полезное
вложение капитала, которое заслуживает всякого одобрения. А совсем дру-
гое - выкинуть нежданно свалившееся богатство на шмотки и жратву... Да
еще совершенно непривычную и неправдоподобно дорогую жратву... Не говоря
уже об орхидее за полтинник. На такое способен только Чокнутый.
были деньги, и он считал, что истратил их наилучшим образом. В приподня-
том настроении он спускался в чрево Богатяновки, надеясь устроить празд-
ник своей озлобленной жизнью семье.
работал допоздна. По трамвайной линии с противным лязгом прогрохотали
вагоны, и ряска на пробитой вчера жесткой корке на эмоциональном слое
сознания чуть всколыхнулась. Значит, пробоина не затянулась наглухо...
Сейчас Сергею казалось, что в секунды смертельного страха он рассмотрел
что-то в открывшейся бреши, но вот что именно, вспомнить не мог.
смутно вырисовывающиеся раскоряченные фигуры, окруженные вишневыми
огоньками цигарок, вслушался в молодые голоса, виртуозно вплетающие ма-
терщину в самые обыденные фразы.
Лукин Евгений
Каменистый Артем
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Майер Стефани