read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Он
молчал и дергал кадыком, но наконец я услышал:
--
Ну, как раз два года назад, когда Индийскому Шелку было пять, он
легко выиграл гонку Эрмитажа здесь, в Ньюбери, и все прочили ему Золотой
Кубок еще в прошлом году, а папа говорил, что он еще не вошел в силу и что надо дать ему время. Понимаете, папа очень гордился этим конем. Из тех, которых папа тренировал, он был лучше всех, и при этом не чей-то, а его собственный. Не знаю, можете ли вы это понять.
-- Я понимаю.
Он искоса взглянул мне в лицо.
-- Ну, Индийский Шелк заболел. То есть непонятно было, что у него болит. Он просто стал терять быстроту. Даже дома не мог перейти в галоп, не мог одолеть других лошадей из папиного двора, а ведь он их круглый год перегонял. Папа не мог заявлять его на скачки. И тренировать его уже не получалось. И ветеринар ничего такого не нашел. Взяли на анализ кровь и прочее, давали ему антибиотики и слабительное, потому что думали, что у него глисты, но все без толку.
Мы подошли к последнему барьеру и стояли теперь на жесткой траве, а пара-тройка энтузиастов, толкаясь, слезли с трибуны и встали рядом с нами, чтобы понаблюдать бегущих лошадей в непосредственной близости.
-- Я-то большей частью был в школе, понимаете, -- сказал Рикки. -- То есть каждый вечер я возвращался домой, но мне надо было готовиться к экзаменам, и домашней работы было полно, и я на самом деле не очень-то и хотел знать, что там с Индийским Шелком. Я думал, папа зря так суетится, и лошадь просто подхватила какой-нибудь вирус, и все пройдет. Но ему только становилось хуже, и однажды мама заплакала. -- Он вдруг остановился, как будто это и было самое худшее. -- Я никогда не видел раньше, чтобы так плакали, -- сказал он. -- Наверное, вам кажется, что это смешно, но это страшно меня расстроило.
-- Мне не кажется, что это смешно.
-- Ну, все равно. -- Но, видимо, он почувствовал себя уверенней. -- Так случилось, что Индийский Шелк совсем ослаб, однажды просто упал на дороге и есть отказывался, и папа был в полном отчаянии, потому что ничего нельзя было сделать, а мама не могла вынести мысли, что его пошлют на живодерню, и тут позвонил один тип и предложил его купить.
-- Купить больную лошадь? -- не поверил я.
-- Не думаю, что папа собирался признаваться, насколько лошадь плоха. Собственно говоря, Индийский Шелк к этому времени стоил ровно столько, сколько на живодерне дают за тушу, а это не очень много. А тот малый предложил чуть не вдвое. Но он сказал, что знает, мол, Индийский Шелк больше не может выступать на скачках, и он просто будет за ним хорошо ухаживать, отправит пастись на прекрасные луга, пусть это займет много времени... Но это означало, что папа больше не будет оплачивать счета ветеринара, они с мамой не будут видеть, как Индийскому Шелку становится все хуже и хуже, и мама не будет бояться, что из него сделают собачьи консервы, и они позволили его забрать.
Лошади второго заезда вырвались на дорожку и галопом пролетели мимо нас; на солнце сверкнули яркие цвета жокеев.
-- И что было потом? -- спросил я.
-- Несколько недель -- ничего. Вроде бы мы стали забывать. А потом кто-то сказал папе, что Индийского Шелка опять тренируют и он выглядит великолепно. Папа не мог поверить.
-- Когда это произошло?
-- В прошлом году, как раз перед... перед Аскотом.
На земле у барьера уже собралась целая толпа, и я оттянул парнишку вдоль дорожки чуть подальше, в ту сторону, куда должны были бежать лошади.
-- Давай дальше.
-- Ну, как раз подошли мои экзамены. И я считал, что они очень важны, что от них зависит вся моя дальнейшая жизнь, понимаете?
Я понимал.
-- И папа узнал, что человек, который купил Индийского Шелка, отправил его ни на какие не на луга, а прямиком к Кальдеру Джексону.
-- Ага! -- сказал я.
-- И тот человек сказал, что Кальдер Джексон обладает даром целителя, как волшебник, и он прочего коснулся Индийского Шелка, и тот поправился. Только подумайте... И папа был в жутком состоянии, потому что кто-то ему советовал послать лошадь к Кальдеру Джексону, когда все было так плохо, а папа попросил не молоть ерунды и не лезть к нему со всякими шарлатанами. И мама сказала, что он должен был послушаться ее, потому что она тогда говорила, мол, почему бы и нет, ведь хуже уже .не будет, а папа отмахнулся, и они поругались, и она опять плакала... -- Он захлебывался словами, история лилась из него быстрей, чем он успевал ее рассказывать. -- И я не мог работать, ни о чем думать не мог, они только об этом и говорили, и я пришел на первый экзамен, и просто сидел там, и все, и понял, что провалился, и знал, что провалю все остальные, потому что не мог сосредоточиться... А потом как-то вечером Кальдер Джексон выступал по телевизору и сказал, что посоветовал своему другу купить полумертвую лошадь, потому что люди, которым она принадлежала, просто бросили ее умирать, потому что они не верили в целителей, как и большинство людей, и он надеется, что лошадь в один прекрасный день будет, как прежде, в отличной форме благодаря ему, и я знал, что он говорит об Индийском Шелке. И он еще сказал, что собирается на следующий четверг в Аскот... и тут папа закричал, что Кальдер Джексон просто украл лошадь и все это грязное мошенничество. Оно, конечно, неправда, но в тот момент я ему верил... и так возненавидел Кальдера Джексона, что уже не мог рассуждать разумно. Понимаете, я стал считать, что это из-за него плакала мама, из-за него я провалил экзамены, а папа потерял единственную настоящую лошадь, которая у него раз в жизни появилась, и я захотел его убить.
Тяжкое слово упало, как камень, и поток внезапно остановился, и только эхо звенело в октябрьском воздухе.
-- Так ты провалил экзамены? -- спросил я, выждав минуту.
-- Ну да. Большинство. Но я пересдал их под Рождество и получил хорошие оценки. -- Он тряхнул головой и заговорил тише и спокойнее. -- Даже в тот вечер я уже был рад, что вы не дали мне его зарезать. Я хочу сказать... я поломал бы всю свою жизнь, я понял это потом. И все зазря, потому что папа не получил бы лошадь обратно, что бы я ни сделал, ведь это же была законная продажа.
Я раздумывал над его словами, а в отдалении лошади выстраивались в ряд, готовясь к старту трехмильного стипль-чеза.
-- Я, наверное, спятил, -- сказал мальчишка. -- Сейчас даже понять не могу. То есть я же не способен вот так запросто убить человека, правда. Это как будто был вовсе не я, а другой.
Юность, в который раз подумал я, может натворить дел.
-- Я взял на кухне мамин нож, -- сообщил он. -- Она так и не поняла, куда он делся.
Интересно, хранится ли он еще в полиции. С отпечатками пальцев Рикки на рукояти.
-- Я не знал, что в Аскоте будет столько народу, -- продолжал парень. -- И столько ворот на ипподроме. В Ньюмаркете гораздо меньше. Меня просто трясло, я боялся, что упущу его. Я собирался сделать это раньше, понимаете, когда он подъедет. Я ждал у дороги, бегал по тротуару туда-сюда, как псих, понимаете, я действительно был психом, все выглядывал его, а в рукаве лежал нож и жег мое тело, так же как мысли жгли мозг... И тут я заметил его голову, все эти кудряшки, он переходил дорогу, я бросился вслед, но опоздал, он уже вошел в ворота.
-- И потом, -- догадался я, -- ты просто ждал, когда он выйдет?
Он кивнул.
-- Там кругом было полно народу. Никто меня не замечал. Я рассчитал, что если он прошел со станции этим путем, то здесь же должен пойти обратно. Мне даже ожидание долгим не показалось. Пролетело в один миг.
Многоцветная волна лошадей поднялась над ближайшим барьером, рухнула и с грохотом покатилась к нам. Земля гудела под копытами, воздух звенел от брани жокеев, мощные тела взмывали над живой изгородью, волна пота, усилий, скорости заполонила глаза, уши, разум, ударила по сердцу, как внезапное чудо, и пропала, схлынула, оставив по себе тишину. Я несколько раз спускался к самим препятствиям, чтобы посмотреть, как это выглядит вблизи. Я видел это и здесь, и на других ипподромах, и неистовый прилив возбуждения все еще был для меня полон прелести и новизны.
-- Кто нынешний владелец Индийского Шелка? -- спросил я.
-- Мистер Чакворт из Бирмингема, -- ответил Рикки. -- Иногда его можно встретить на скачках, и всегда он рассусоливает насчет Индийского Шелка. Но это не он купил его у папы. Он купил позже, когда конь уже был в порядке. И дал настоящую цену, как мы слышали. От этого только хуже стало. И горько, и жалко.
-- А кто купил лошадь у твоего отца?
-- Я его не видел... Фамилия его Смит. А имя какое-то смешное. Не помню. Смит. Друг Кальдера.
-- Может быть, -- пораженно спросил я, -- его звали Дисдэйл Смит?
-- Точно. Похоже на то. А вы откуда знаете?
-- Он в тот день был в Аскоте, -- сказал я. -- Там же, на тротуаре, как раз рядом с Кальдером Джексоном.
-- Он там был? -- Рикки явно потерял самообладание. -- Чертов сукин сын! Все он врал про свои прекрасные луга!
-- А кто говорит правду, когда продает или покупает лошадей? -- риторически спросил я.
У дальнего поворота дорожки показались скакуны, устало заходящие на второй круг.
-- Что вы собираетесь делать? -- спросил Рикки. -- Ну, насчет меня. Вы не скажете маме и папе, а? Ну пожалуйста, не говорите!
Я посмотрел в глаза юноше и увидел, что в них осталась тревога, но исчез первоначальный панический страх. Похоже, он сознавал, что я вряд ли потащу его за решетку, но вот насчет остального уверен не был.
-- Наверное, они должны знать, -- сказал я.
-- Нет! -- Его мгновенно охватило смятение. -- У них было столько забот, а я чуть не сделал еще хуже, только вы меня остановили, а потом я стал просыпаться весь в поту, когда представил, что бы стало с ними, и я получил хороший урок: ничего доброго не добьешься, убивая людей, можно только испоганить жизнь своим родным.
После долгой паузы я сказал:
-- Ладно. Не буду им рассказывать.
И да поможет мне Господь, подумал я, если он когда-нибудь нападет на кого-то еще, потому что первая попытка сошла ему с рук.
Облегчение, казалось, обессилило его почти так же, как и тревога. Он заморгал, отвернулся и стал смотреть туда, где участники состязания в третий раз заходили на прямую, на этот раз собравшись с силами для финишного рывка. Опять возносилась и падала волна над дальними барьерами, но теперь единый гребень разбился на множество брызг, слитная группа растянулась в цепочку.
Я вновь полюбовался вблизи поражающим воображение взлетом лошадей и жокеев, и от зависти мне захотелось самому вскочить в седло; но, как и Алеку, мне захотелось слишком поздно. У меня были сила и здоровье... но мне было тридцать три.
Лошади галопом пронеслись к аплодирующим трибунам, а мы с Рикки медленно побрели им вслед. После признания он был тих и спокоен; ему стало легче, когда он излил душу.
-- Что ты теперь думаешь о Кальдере Джексоне? -- спросил я.
Он выдавил из себя кривую усмешку.
-- Ничего особенного. Все это было безумие. То есть не его же вина, если папа упрям, как осел.
Я это проглотил.
-- То есть ты хочешь сказать, по-твоему, твой отец мог сам послать лошадь к нему?
-- Да, думаю, мог бы, как и хотела мама. Но он сказал, что это глупость и одно разорение. Вы не знаете моего папу, он если уж вбил себе в голову, то просто бесится, когда кто-то начинает спорить, и он накричал на нее, а это несправедливо.
-- Если бы твой отец послал лошадь к Кальдеру Джексону, -- задумчиво сказал я, -- скорее всего она бы до сих пор принадлежала ему.
--Да я не думаю, что он этого не понимает. Конечно, это правда, но он и под страхом смерти этого не скажет.
Наши ноги путались в густой траве; я спросил его, откуда Кальдер или Дисдэйл могли узнать, что Индийский Шелк болен. Он пожал плечами.
-- Из газет. Он должен был быть фаворитом на приз Короля Георга VI в День Дарения, но, конечно, не участвовал, и пресса разнюхала почему.
Мы вновь подошли ко входу в закрытые трибуны, прошли внутрь, и я спросил, где Рикки живет.
-- В Экснинге, -- ответил он.
-- Где это?
-- Под Ньюмаркетом. -- В его взгляде опять затрепетали опасения. -- Вы правда не скажете?
-- Правда, -- успокоил я. -- Только... -- Я слегка нахмурился, подумав о тепличных условиях, в которых растят его родители.
-- Только что?
Я слегка изменил курс.
-- Чем ты сейчас занимаешься? Все еще учишься в школе?
-- Нет, закончил, вот когда сдал экзамены. То есть надо было сдать. Сейчас тебя ни на какую нормальную работу не примут без этих бумажек.
-- Ты разве работаешь не у отца? Должно быть, он услышал в моем голосе оттенок облегчения, потому что впервые за все время широко улыбнулся.
-- Нет, я подумал, что это плохо скажется на его характере, да и вообще не хочу быть тренером, одна нервотрепка, вот что.
-- А кем хочешь?
-- Да вот изучаю электротехнику на одной фирме рядом с Кембриджем. Учеником устроился, вот. -- Он опять улыбнулся. -- А лошади -- это не для меня. -- Он печально покачал головой и торжественно заявил тоном юного Соломона:
-- Лошади разбивают вам сердце.
ГОД ВТОРОЙ: НОЯБРЬ
К моему несказанному восторгу, мультипликатор вышел в козыри. Двадцать его рисованных фильмов шли по телевидению весь месяц, по будням, в самое подходящее для такого рода юмора время -- семь вечера, коща старшие дети еще не спят, а родители отдыхают после работы. Вся страна сидела и хихикала, а запыхавшийся мультипликатор звонил и требовал увеличить ссуду.
-- Мне нужна приличная студия, а не этот перекрашенный амбар. И еще художники, и дизайнеры, и звукооператоры, и оборудование.
-- Отлично. -- Я вклинился в первую же брешь. -- Напишите все, что вам требуется, и подъезжайте ко мне.
-- Вы можете вообразить, -- сказал он таким голосом, будто сам не мог, -- они купят столько фильмов, сколько я смогу сделать! Никаких ограничений! Прямо умоляют, чтобы я не останавливался... Говорят: пожалуйста, работайте!
-- Очень рад за вас, -- искренне сказал я.
-- Вы заставили меня поверить в себя, -- сказал он. -- Вы это сделали. Мне столько отказывали, и я уже упал духом, но когда вы ссудили мне деньги для начала, из меня будто пробку вышибли. Идеи просто валом пошли.
-- И как, еще идут?
-- Спрашиваете! У меня вчерне готовы следующие двадцать серий, мы над ними работаем, а потом я начну новую партию.
-- Кошмар, -- сказал я.
-- Оно так, братишка, жизнь поразительная штука. -- Он положил трубку, оставив меня улыбаться в пространство.
-- Мультипликатор? -- спросил Гордон.
Я кивнул.
-- Взвился, как ракета.
-- Поздравляю. -- Искренняя теплота и веселое удовольствие звучали в его голосе. Он благородный человек, подумал я. Нельзя причинить ему боль. -- Похоже, он выходит на мировой уровень.
-- Дисней, Ханна Барбера, владыки наших сердец, -- продекламировал Алек с того конца комнаты.
-- Хороший бизнес для банка. -- Гордон посветлел. -- Генри будет доволен.
В самом деле, доставить удовольствие Генри было нашей общей целью.
-- Согласись, Тим, -- заявил Алек, -- что ты и сам порядочная ракета... так в чем секрет?
-- Поджигаешь фитиль и немедленно смываешься, -- ответил я, будучи в духе; он скомкал черновик и швырнул в меня, но промахнулся.
Вскоре он вышел по обыкновению за шестью экземплярами "Что Происходит...", раздал пять из них и вскоре уже сидел развалясь на своем стуле и со вкусом смаковал шестой.
Разоблачительные колонки, к счастью, со времени пятипроцентного скандала обходили "Эктрин" стороной, но, как выяснилось, некоторые наши коллеги не были столь удачливы.
-- Знаете ли вы, -- заговорщически начал Алек, -- что коекто из соседей-финансистов имеет маленький гешефт на стороне? Менеджеры по инвестициям дают платные советы брокерам.
-- Откуда сведения? -- Гордон оторвал взгляд от гроссбуха.
Алек помахал газетой.
-- Евангелие от сороки.
-- Евангелие означает "благая весть", -- сказал я.
-- И все-то тебе известно. -- Он ехидно покосился на меня и принялся читать вслух: -- "Вопреки распространенному мнению, отнюдь не все так называемые менеджеры в торговых банках отличаются корпоративным аристократическим благородством". -- Он зыркнул исподлобья. -- Ну-ка, повтори, что ты сказал. -- И продолжал читать: -- "По нашим сведениям, четверо менеджеров из одного такого учреждения уютно дополняют свой средний заработок, частным порядком переправляя фондовые средства трем биржевым брокерам. Имена будут раскрыты в нашем следующем номере. Читайте эту же страницу".
-- Такое случалось и раньше, -- философски заметил Гордон. -- И будет случаться потом. Искушение есть всегда. -- Он нахмурил брови. -- Тем не менее меня удивляет, что их старшие управляющие и директора этого не замечали.
-- Зато теперь заметят, -- хихикнул Алек. -- Это уж точно.
-- Да это чертовски легко, -- размечтался я. -- Заложить в компьютер программу, отслеживающую жульничество, и мы сможем предупредить распространение поветрия в "Эктрине".
-- Это возможно? -- удивился Гордон. -- Мм... Сделать объединенную программу, в которую заносится каждая сделка отдела инвестиций с любым биржевым брокером, со всеми подробностями, и тогда проверить легко. Любую неожиданность можно будет засечь
-- Но это же дикая работа, -- сказал Гордон.
Я покачал головой.
-- Не думаю. Я там приручил программиста, могу его загрузить, если хотите.
-- Давайте поговорим с остальными. Посмотрим, что они скажут.
-- Отдел инвестиций вскинется, -- сказал Алек. -- Начнутся вопли оскорбленной добродетели.
-- Это защитит их от подобных инсинуаций. -- Гордон указал на листки "Что Происходит...".
Правление согласилось, и в результате я два дня просидел с программистом, сооружая плотину против возможных утечек.
Гордону в эти дни вроде бы хуже не становилось, его болезнь внешне не прогрессировала. Что он чувствовал внутри, узнать было трудно, поскольку сам он не говорил и терпеть не мог, когда его спрашивали. Но в те несколько раз, когда я видел Джудит после Пасхи, она говорила, что ему настолько хорошо, насколько можно было надеяться.
Лучшим из этих случаев было июльское воскресенье, когда Пен устраивала в своем клэфемском доме прием; предполагался обед на открытом воздухе, но лето расстроило планы холодным ветром. Внутри оказалось намного приятнее, поскольку Пен приготовила подписанные карточки с местами за длинным обеденным столом и посадила меня рядом с Джудит, а Гордона по правую руку от себя.
Остальные гости запомнились смутно, в большинстве это были врачи разных специальностей или фармацевты, подобно хозяйке. Джудит и я, вежливо перемолвившись с соседями по сторонам, большую часть времени беседовали друг с другом, ведя два разговора одновременно, один вслух, один на языке взглядов; и прекрасно друг друга понимали.
Когда большая часть гостей покинула дом, Гордон, Джудит и я остались пособить Пен с уборкой того, что она определила как "за семь обедов -- один ответ".
То был день, когда представилась естественная возможность коснуться друг друга, когда поцелуи и объятия, самые теплые, соответствовали случаю, когда весь мир мог наблюдать за Джудит и мной и не видеть между нами ничего, кроме прочной и спокойной дружбы: день, когда мне, как никогда, отчаянно захотелось быть с ней рядом.
С тех пор я видел ее еще дважды; оба раза она заходила за Гордоном в банк, поскольку они вместе куда-то собирались. Оба раза я выкраивал пять минут, чтобы побыть с ней, напряженно держась в рамках любезности -- просто сослуживец Гордона, занимающий разговором его жену, пока сам Гордон разделывался с делами.
Жены, как правило, не приходили в банк: мужья обыкновенно присоединялись к ним там, куда они направлялись. Во второй раз Джудит сказала:
-- Я не хочу часто так делать. Я просто хотела увидеть вас, если уж вы оказались поблизости.
-- Я всегда здесь, -- сказал я. Она кивнула. Она была сдержанной и спокойной, как всегда, одетая в скромное, но изящное голубое платье, открывающее жемчуга. Каштановые волосы блестели, глаза сияли, нежные губы тронула улыбка; и было в ней врожденное и неосознанное очарование.
-- Я иногда... ну... испытываю жажду, -- сказала она.
-- А я так постоянно, -- шутливо сказал я.
Она сглотнула.
-- Просто бывает момент...
Мы стояли в вестибюле, не касаясь друг друга, в ожидании Гордона.
-- Просто увидеть тебя... -- Она словно не была уверена, понимаю ли я, но я понимал.
-- То же самое со мной, -- признался я. -- Иногда думаю: прийти в Клэфем, постоять под окнами... Просто увидеть, как ты идешь в булочную. Просто увидеть тебя, хоть на мгновение.
-- Ты серьезно?
-- Но я не прихожу. Ты ведь можешь послать за хлебом Гордона.
Она тихонько хихикнула, помня, что находится в банке; тут появился и муж, на ходу торопливо сражаясь с рукавами пальто. Я бросился помочь ему, а он сказал жене:
-- Прости, дорогая, застрял на телефоне, знаешь, как это бывает.
-- Я была очень рада, -- она поцеловала его, -- поболтать с Тимом. -- Великолепно. Ну, мы готовы?
Они отправились к своим вечерним радостям, помахали на прощанье и оставили меня тщетно разрываться на части.
Однажды в ноябре Гордон сказал в офисе:
-- Не хотите ли прийти в воскресенье к нам на обед? Джудит говорит, что уже сто лет вас по-настоящему не видела.
-- С радостью.
-- Джудит сказала, что придет Пен.
Пен, моя подруга. Моя дуэнья.
-- Отлично, -- решительно сказал я. -- Чудесно.
Гордон удовлетворенно кивнул и пожаловался, что, увы, не получится повторить прошлое Рождество, они с Джудит так радовались тогда. Они собираются к его сыну и невестке в Эдинбург, давно обещали; к сыну от первой, давно покойной жены и внукам, двойняшкам семи лет.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [ 13 ] 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.