предприятие в том самом областном центре, где в 1919 году размещался
губревком, возглавляемый Михаилом Ермолаевым. Дирекция этого режимного
машиностроительного завода тепло встретила воинов Советской Армии и
представила гостям передовика-ударника, токаря 7-го разряда, кавалера ордена
Трудового Красного Знамени, трех боевых орденов и пяти медалей, старшего
сержанта запаса Ермолаева Василия Михайловича - сына героя гражданской войны
Михаила Петровича Ермолаева. Потом, после торжественной части, естественно,
состоялся совместный банкет, а подполковник оказался за одним столом с
передовиком производства. Оба оказались примерно одного возраста,
фронтовиками, воевавшими в одной и той же армии, а к тому же еще и
страстными рыболовами. В результате они быстро нашли общий язык. А потом
обменялись адресами и довольно долго переписывались, причем пару раз Маслов
приезжал к Ермолаеву в отпуск, и они вместе удили рыбку. При этом они,
конечно, частенько выпивали под ушицу и много раз беседовали о делах давно
минувших дней, в том числе и об отце Ермолаева. Иван Алексеевич застал в
живых и мать Василия, вдову Михаила Петровича, Антониду Васильевну, и
старшую сестру Марфу Михайловну. Братья в войну погибли на фронте. Во время
этих визитов Ермолаев, случалось, доставал с полки старинные альбомы,
показывал всякие семейные реликвии, письма и другие бумаги отца, которые
бережно хранила Антонида Васильевна.
советником за кордон, где он пробыл аж пять лет. А оттуда писать вообще не
поощрялось. Потом Маслов оказался на работе в Генштабе, закрутился, да так
больше не связывался со своим приятелем. Адрес у полковника давно поменялся,
и если Ермолаев и пытался его отыскать, то не сумел.
в порядок хранилище фотографий, обнаружил давнишнее фото, на котором были
изображены участники обороны Царицына в 1918 году: командир полка Михаил
Ермолаев и ординарец Егор Демин. Нечего и говорить, что Иван Алексеевич
сразу узнал отца своего приятеля и во время обновления экспозиции нашел этой
фотографии место на одном из стендов. Хотел написать, да не нашел адреса.
Алексеевич нашел давнее письмо от Ермолаева с обратным адресом. Только и
теперь писать или ехать в гости постеснялся. Вдруг Василия Михайловича и в
живых-то нет? Да и у самого здоровье слабое, 80 лет - это уже возраст.
Конечно, если б загодя знать, что Василий Михайлович жив и пребывает в
добром здравии, то можно было и его в гости пригласить, и самому
наведаться...
Евстратова как-нибудь случайно попасть в семью Ермолаева? Завалялся в
каком-нибудь сундуке или в письменном столе, например. Старики ведь неохотно
выкидывают всякие старые бумажки, ведь каждая из них им о чем-то напоминает.
План был простой и совсем безобидный: написать Ермолаеву, напроситься в
гости, уговорить старика показать семейный архив, содержание которого небось
никто от и до не помнит, незаметно для хозяина подложить туда свою тетрадку,
а затем как бы невзначай ее обнаружить и дать прочитать Василию Михайловичу.
Почти наверняка дед будет убежден, что тетрадка так и лежала себе 78 лет у
него, а он не обращал на нее внимание. После этого можно будет спокойно
поговорить с Ермолаевым, выяснить кое-какие детали, сделать для вида выписки
из подлинного текста - чтоб Ермолаев в случае чего мог подтвердить, что
Никита их делал. На самом-то деле дома у Никиты лежало три-четыре
машинописных копии с дневника, и ему сам оригинал фактически был без
надобности. После этого, наверное, надо было убедить старика сдать документы
в областной архив. Москвичи сюда доберутся не сразу, а Никита тем временем
застолбит свой приоритет...
длинного монолога Степаниды Егоровны.
называемая схоронка. Туда Михаил Ермолаев и собиравшиеся у него
большевики-подпольщики прятали нелегальную литературу, причем так ловко, что
даже во время внезапных налетов полиции, державшей Ермолаева на подозрении,
ничего не находили. Но самым занятным было то, что об этой схоронке, судя по
всему, кроме самого Михаила Петровича, никто не знал. О том, что она была в
принципе, знала Антонида Васильевна, а от нее уже после смерти Ермолаева
узнали и другие. Но, где конкретно схоронка находилась, она не имела
понятия. И Демины, и Ермолаевы считали, что эту тайну старший Ермолаев унес
в могилу, особо по этому поводу не переживая. Ничего, кроме листовок или
нелегальных газет, там лежать не могло.
положить в нее и захваченный у Евстратова дневник. Правда, как явствовало из
самого дневника, лежавшего в данный момент перед Никитой, это не очень
соответствовало исторической правде.
Заняли уездный город С.! Почти без потерь и без особой стрельбы уничтожили
отряд из полутора сотен мастеровых и шпаны, которые проспали наш набег.
Господи, уж не махнуть ли прямо на губернский центр? Если б, конечно,
удалось стянуть все отряды, которые сейчас действуют против красных, то
такая операция была бы вполне возможна. Сейчас как раз самое время! По
данным внутренней агентуры контрразведки в губернию прибыл новый
председатель революционного комитета. Некто Ермолаев Михаил Петрович, бывший
токарь здешнего заводика, в германскую войну дослужился до старшего унтера,
а сейчас прислан не то Революционным военным советом, не то Центральным
комитетом партии большевиков с чрезвычайными полномочиями. Начал,
разумеется, с поиска предателей и изменников в собственных рядах. Уже
расстрелян начальник милиции Иванов (просто дурак и разгильдяй, но обвинен в
измене). Посажен и, вероятно, будет расстрелян за измену председатель
губпродкома (сие переводится с большевицкого на русский, как "губернская
продовольственная комиссия") Мовша Файвас. Что касается председателя
губернской Чека, бывшего матроса по фамилии Лубешкин, отличавшегося
исключительным - даже для моряка! - пьянством и кокаинизмом, то он смещен со
своего поста и отправлен в Москву, где определенно сгинет в подвалах
Лубянки. Разумеется, все прочие местные власти, предшествовавшие Ермолаеву,
также взяты под подозрение и ощущают себя сидящими на пороховой бочке. Если
нашей агентуре удастся убедить их в том, что огонь уже бежит по бикфордову
шнуру, как и в том, что им не стоит опасаться прихода Белой армии, то эти
люди смогут нам помочь.
восемнадцать волостей.
полностью уверен в успехе. И вчера я был близок к тому, чтобы застрелиться,
будто гимназист, которому предмет обожания отказал в праве поцеловать ручку.
Спасли мужики, напоившие самогоном до бесчувствия.
патронами, позволил себе не явиться в штаб по вызову. Он заявил, что раз
патроны у него, то и совещание надо проводить там, в его родном селе
Кудрине. Более того, этот негодяй прислал от себя нечто вроде "повестки
дня", где предложил рассмотреть вопрос о смене командующего. Нетрудно
догадаться, кого он намеревался выдвинуть на этот пост. А если учесть, что
проведение сбора командиров в Кудрине, где у Орла полторы тысячи преданных
ему головорезов, то можно не сомневаться - его избрали бы единогласно. За
исключением, может быть, Федора - командира Марьяновского отряда, который
имеет с Орлом старые счеты.
весть. 21-го и 22-го Ермолаев с губчека и милицией провел по всему городу
повальные обыски и аресты среди интеллигентных классов. Его люди хватали
всех по принципу: раз "буржуй", значит - враг. Брали целыми семьями, прямо с
постелей, и тащили в тюрьму, где устраивали допросы с пристрастиями.
Разумеется, среди множества ни в чем не повинных несчастных чисто случайно
оказалось и некоторое число членов боевых групп, а также два агента
контрразведки. Одновременно прочесали все уголовные притоны и арестовали
несколько сот бандитов, воров, скупщиков краденого и других жуликов.
Последнее было бы не столь печальным явлением, если б у некоторых из этих
уголовников не оказалось связей с нашими людьми, которым они оказывали
содействие в приобретении и нелегальной доставке оружия в город. И на
некоторых "малинах" были обнаружены запасы винтовок и патронов,
предназначенных для наших "боевиков". Разумеется, негодяи, спасая
собственные шкуры, тут же выдали большевикам тех агентов нашей организации,
которые имели с ними дело.
Федора, исполняя мой приказ, были выведены оттуда на прикрытие с.
Никольского, от обозначившегося у нас на фланге карательного отряда в 500
штыков. Налет носил исключительно жестокий характер, сопровождался
расстрелом около 10 человек, изнасилованиями и избиениями. Это месть Федору
за нежелание подчиниться Орлу. Я не успел вмешаться. Федор снял свои войска
с порученного ему боевого участка и направился на Кудрино. Дорога на
Никольское осталась открытой. Карательный отряд красных без боя занял село и
укрепился на высотах с пятью пулеметами.
старого, ни малого, сжег три десятка домов, в том числе и дом Орла, лично
зарубил его отца и двух братьев, а также повесил, предварительно
изнасиловав, жену и сестру своего врага. Сам Орел в селе отсутствовал.
отряд некоего Кузяки - одного из сторонников Орла, - насчитывавший около 500
человек, был наголову разбит одним эскадроном красных. Уже позже стало
известно что полупьяную толпу кузякинцев выманили на открытое поле и
Березин Федор
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Пехов Алексей