Чтение 13–й страницы книги ~Смертельный танец шамана~

- Алло! - хрипло произнес я.

Она посмотрела на меня, словно на привидение, как будто с кем-то другим три минуты назад разговаривала по домофону.

- У вас всегда открыта дверь наверху? - поинтересовался я. Она все еще стояла на четвереньках, и у нее было такое

выражение на лице, словно она упорно старается постичь смысл моих слов.

- Нет, я же открыла ее специально для вас! - наконец, спохватилась она.

- Можно куда-нибудь присесть?

- Конечно. - Она поднялась. - Куда хотите.

На ней были короткие джинсовые шортики и джинсовая же рубашка, спереди завязанная на узел. Ей-Б-гу, как ни старайся, я просто не в состоянии был скорбеть о безвременной кончине ее супруга.

В гостиной стоял кожаный гарнитур 3-2-1. Я уселся в 3, а она - напротив меня в 1.

- Случилось то, чего я опасалась больше всего на свете: я осталась одна, - проговорила она.

- А где сейчас тело?

Вопрос дурацкий, но неожиданный. Она захихикала, однако тут же, взяв себя в руки, проштемпелевала лицо серьезным выражением.

- Тело в морге. Здесь, как оказалось, с похоронами не торопятся. Панихида состоится лишь через месяц, представляете? Но меня заверили, что морги здесь отменные и что он за это время нисколечки не... испортится.

- Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон, и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?

- Не знаю. Наверное.

Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что, если антикварщики не захотят собраться у Шрико, их соберут потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало другого.

- А муж делился с вами своими... производственными проблемами?

- Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что...

- А как вы познакомились?

Она с вызовом посмотрела на меня.

- Это тоже требуется для вашего расследования?

- Не всегда заранее удается предугадать, что может пригодиться, а что нет.

- Ладно. - Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги.

- Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши, приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.

- А каких?

Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей стройные загорелые ноги. На другой - на каком-то пляже в одних лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого треугольника две веревочки взлетали высоко наверх, сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней виднелись капельки воды.

- Как я его понимаю! - воскликнул я.

- Это следует расценивать как комплимент?

- Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение комплиментов - не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее, простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.

- Любопытная теория. - Она улыбнулась. - Из этого следует, что вам хотелось бы мне нахамить?

- Хотелось бы, - признался я, - но не получается.

- Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились сюда не как детектив.

- И это вас оскорбляет?

- Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с вами в постель, а я не могу.

У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром, когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.

- Почему? - прохрипел я.

- Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу, как это говорится в анекдоте, "медленно и печально".

Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.

- Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?

- Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.

- Ну и что вы намерены теперь делать?

- Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.

- Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?

- О, да!

- На этот счет имеется завещание?

- Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.

- А другие наследники? Существуют они в природе?

- Послушайте, - в ее голосе зазвучало раздражение. - Зачем вам все это нужно?

- Я ведь уже говорил, что...

- ...никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, - докончила она за меня.

- Совершенно верно.

- Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. - Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. - Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.

- Напрасно вы так, - сказал я оскорбленно. - Убийство вашего мужа - лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно... - я запнулся. - Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и...

- Так я и знала! - с яростью прокричала она.

Я еще раз взглянул на фотографии.

- Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.

- А если нет?

- Если нет, то, пожалуйста... - Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризю штрассе. - Будут какие-нибудь проблемы - обращайтесь.

- А телефона у вас нет?

Я поколебался.

- Телефона нет. - Мне захотелось, чтобы, если уж во мне появится необходимость, она явилась сама.

Мы распрощались.

В поисках желтых роз я обошел по крайней мере пять цветочных магазинов. Наконец у меня в руках оказался приличный букет, и можно было с чистой совестью появиться в гостинице "Черчилль", где остановилась Изабель.

Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.

Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам, я забрел в Гастдтте6, где слопал какой-то странный рассольник, запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне "Блудного сына" Потом предпринял вторую попытку повидаться с Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже утрачивали свою первозданную свежесть.

Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей и не хватало.

- О, господин Мегрю! - воскликнула она. - Русский Мегрю. Кого я знаю из русских мегрю? - Она напрягла память. - Майор Пронин! Верно?

- Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.

- Я очень люблю русскую литературу и русский народный фольклор.

- Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.

Она огляделась по сторонам.

- Поговорим здесь?

В последний момент мне удалось подавить возглас разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в голову пришла спасительная идея.

- А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе они завянут.

- Верно, - согласилась она. - Придется подняться в номер. Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и

ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель - светлая, на полу

- ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее цветы.

- Выпьем чего-нибудь? - предложила она.

- С удовольствием.

В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как добрый знак.

- О чем поговорим? - она отхлебнула из своего бокала. - О Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?

- Лучше о культурно-криминальной группе "Фокстрот", - отозвался я. - И о Дервише.

Она вздрогнула.

- Неужели все русские детективы столь прямолинейны?

- Не все, - возразил я. - К примеру, мой напарник Джаич любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием. Только где он сейчас?

- Словоблудие, - медленно повторила она. - Интересное слово.

Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось односторонним и это заставляло меня становиться все более агрессивным.

- Итак, Дервиш, - произнес я, словно бы подводя черту подо всем ранее сказанным.

- Дервиш, - повторила она и снова сделала глоток. - По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в восточной сказке "Аладдин и волшебная лампа". Это, конечно, не русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не Василиса Прекрасная. Но "Аладдин" на Руси всегда пользовался любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?

- Обладать волшебной лампой.

- Верно.

- Вы хотите сказать, что где-то среди антиквариата имеется такая же лампа и Дервиш разыскивает ее?

Изабель поморщилась.

- Попытайтесь избежать буквального восприятия, Мишель.

- Боюсь, вы стремитесь придать этой истории интеллектуальную окраску, а налицо - уголовщина чистейшей воды.

- Восприятие, - повторила она. - Все зависит от восприятия. Воссозданная на интеллектуальном уровне, любая история имеет интеллектуальную окраску... Знаете, что такое злой гений? Когда графиня состарилась, моя мама (она сделала ударение на втором слоге - мама<) ежевечерне читала ей вслух. Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина... И они частенько рассуждали о злом гении. Так вот, Дервиш - не тот, из сказки, а нынешний, - самый настоящий злой гений.

- В каком смысле? - Ей уже полностью удалось околдовать меня.

Изабель поставила на стол бокал с вином и откинулась на диване, положив ладони под голову.

- Чего желал Дервиш? - спросила она.

- Какой?

- В сказке.

- Я ведь уже говорил: завладеть волшебной лампой.

- Правильно. Но зачем?

- М-м-м... Чтобы распологать возможностью повелевать джином.

- А это зачем?

- Чтобы добиться богатства и могущества.

- Но если богатство и могущество уже есть, что случается с лампой?

- Не знаю, - пробормотал я. - В сказке об этом ничего не сказано.

Однако она моих слов будто и не расслышала.

- И, самое главное, что случается с джином? Ведь джин не является рабом человека, он - раб лампы. И выполняет желания человека лишь постольку, поскольку тот - обладатель лампы. Реши эту интеллектуальную задачку, Мишель, и от тебя больше ничего не потребуется.

Я заметил, что Изабель изящно и непринужденно перешла на ты. Но совершенно не понял, каким образом оказался рядом с ней. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула.

- Мы совершенно позабыли о главном персонаже, - прошептала она, и я вновь поцеловал ее в шею. Мне больше не хотелось говорить, я тяжело дышал. - Как его зовут? - произнесла она и сама же ответила: - Аладдин. Что сделал Аладдин? Убил Дервиша.

Я уже расстегивал верхние пуговицы на платье и целовал ее грудь. Она обхватила меня обеими руками.

- Иди сюда, мой Аладдин...

Больше ничего не удалось из нее вытащить, да я и не пытался. На прощанье Изабель подарила мне довольно увесистый бумажный сверток. Спустившись в холл, я присел в одно из кожаных кресел и развернул его. Это была книга "Лучшие сказки из "Тысячи и одной ночи". И среди них, естественно, "Аладдин и волшебная лампа". Издание было роскошное. Я полистал страницы. Неожиданно в ней оказалась еще одна тоненькая книжечка, на сей раз - только "Аладдин и волшебная лампа". Я бросил обе книжки в портфель, чтобы у пистолета была возможность заняться самообразованием.

В соседнем магазине я купил пакет с куриными ножками и бутылку "Метаксы" на вечер. А когда выходил на улицу, чуть было не столкнулся с фрау Сосланд. Она не спеша прогуливалась вдоль улицы, ведя на поводке свое коротконогое чудовище. Я резко развернулся, спрятавшись за собственную спину, и принялся разглядывать дамские велосипеды, выставленные в витрине.

Как мне все это осточертело! Может, действительно, перевоплотиться в Аладдина и шлепнуть Амарандова независимо от того, виновен он в преследовании антикварщиков или нет? Или же Дервиш - плод болезненного воображения мадам Демонжо? А если и плод? Все равно шлепнуть, коль ей этого так уж хочется! Не отказывать же в подобной мелочи любовнице-француженке.

Заезжать за Бобо я не стал. Я просто позвонил ему, и мы договорились встретиться возле "паровоза" на Главном вокзале. Он объяснил, что в помещении вокзала стоит такой старинный паровоз. Но когда я подъехал к привокзальной площади, он тут же вырос подле машины.

- Попался? - сказал он.

- Чего же это я попался?

- Ну так...

- Залезай, - предложил я. - А то в девять тебе уже нужно быть в постели.

- Верно.

Он принялся сосредоточенно изучать дорогу. Настолько сосредоточенно, что я даже усомнился в факте его постоянного проживания в Берлине. Человек, который постоянно живет в городе, не станет так таращить на улицу глаза. Я поспешил поделиться с ним своими наблюдениями.

- Вовсе я не таращусь! - обиделся он. - Просто я сосредоточился на лобовом стекле. Одно небольшое упражнение из разработанной мной системы.

- Может быть, ты хотя бы из вежливости сосредоточишься и на водителе? Мы ведь с тобой сто лет не виделись.

- Сейчас. Сначала сосредоточусь на стекле, а потом и на водителе.

- И на том спасибо.

Я немного подождал, когда, наконец, с упражнением будет покончено, и принялся рассуждать вслух о том, какие замечательные времена канули в Лету. Какие у нас были замечательные друзья! А сейчас они разбрелись по всему свету: кто в Израиле, кто в Америке, кто в Австралии, кто в Канаде, а он, Бобо, здесь - в Германии. Все же время - очень подлая и беспощадная штука.

Бобо со мной готов был согласиться, только время не желал давать в обиду. Нужно учиться не бояться времени. Ведь если вдуматься, трудно найти более безобидную вещь.

Беседуя подобным образом, мы добрались до Паризю штрассе.

- Вот здесь я и живу, - воскликнул я, отпирая дверь.

Я увидел, что Малышка и Тролль в коридоре учинили игру в чехарду. При этом они бесцеремонно топтались по Саймону, который, естественно, и ухом не вел.

- Привет, - проговорил Бобо.

Вначале я подумал, что он обращается к Саймону. Тем более, что тот посмотрел в нашу сторону и приподнял морду. Но Бобо сперва протянул руку Троллю и представился, а затем галантно поцеловал руку Малышке. Я оторопел.

- Здорово! - воскликнул Бобо. - Ты, оказывается, движешься в том же направлении, что и я. И даже в каком-то смысле добился более любопытных результатов.

- Что ты имеешь в виду? - не понял я.

- Опыты с разделением сознания. Я тоже экспериментирую в этой области: так сказать, с раздвоением личности и перемещением духа в пространстве. Но личность моя разделяется лишь на духовное и телесное. У тебя же все куда более сложно. Малышка и Тролль - это ты. Но ты делегируешь им только часть своего сознания, поютому в состоянии при этом бодрствовать и даже общаться с самим собой.

- Да? - В какой-то мере я был польщен. - Никогда не задумывался над этим с научной точки зрения.

- Но как ты этого достиг?

- Не знаю. Просто одно время по вечерам я входил в состояние релаксации. Тогда и вызвал Малышку к жизни. А Тролль появился сам. Поначалу они возникали только в эти минуты, а потом остались навсегда.

- Наверное, требовалось испытать какое-то особо сильное чувство, чтобы подобное получилось.

- Ты прав, - согласился я, - одиночество - довольно сильная вещь.

Мы прошли в комнату. Я выставил на стол бутылку "Метаксы" и отправился на кухню тушить куриные ножки. Компанию мне составлял лишь Саймон, привлеченный приятным запахом. Накануне я купил помидоров, огурцов, картошки и лука. Я пожарил картошку, нарезал салат и начал переносить еду в комнату.

Троица в это время о чем-то оживленно беседовала.

- Я думал, что мы с тобой посидим, вспомним молодость, - не без обиды заметил я. - А ты общаешься только с моими фантомами.

- Чудило! - возразил Бобо. - Ведь они - это ты. И, общаясь с ними, тем самым я общаюсь с тобой.

- Не-е-ет, - Тролль отрицательно покачал указательным пальцем. - Он - это он, а мы - это мы.

- Вы - это он, как тут ни крути.

- Мы мыслим, значит, мы существуем.