Ее лицо отражало целую гамму чувств - нежности, восторга, благоговения,
растерянности, замешательства и восхищения, а глаза ее томно блестели.
Когда Филипп допел до конца, и отзвучали завершающие аккорды баллады, она
еще немного помолчала, вслушиваясь в тишину, затем с волнением в голосе
произнесла:
родителях, правда?
история о моем отце и матери, но некоторые детали и обстоятельства автор
явно позаимствовал из другой похожей истории.
Клавдий без памяти влюбился в принцессу Диану и попросил у императора
Корнелия её руки.
отказал графу. Однако дон Клавдий не смирился с поражением. Он организовал
похищение принцессы, которая, впрочем, нисколько против этого не
возражала, и женился на ней. Кстати, венчал их мой нынешний духовный
наставник, преподобный Антонио Гатто. Он направлялся из Рима в Барселону и
по забавному стечению обстоятельств оказался на одном корабле с беглецами.
Дону Клавдию и Диане Юлии не терпелось...
и попросили падре Антонио обвенчать их прямо на корабле. Император был в
ярости, когда узнал о бегстве дочери, но в конце концов ему пришлось
смириться с этим браком. Собственно, из этой истории позаимствовано
окончание баллады: якобы моя мать убегает с моим отцом, и они втайне
венчаются. Очевидно, автору это показалось более изящной развязкой, нежели
то, что случилось на самом деле.
же он сообразил, что Луиза задала этот вопрос из вежливости, чтобы
поддержать разговор, но это получилось у нее несколько неуклюже. Стремясь
замять возникшую неловкость, он быстро заговорил: - А дело было так. Мой
отец собрал войско и пригрозил моему деду, что пойдет войной на Тулузу и
отнимет у него не только дочь, но и корону. Дед не хотел междоусобицы в
стране, поэтому уступил, из-за чего рассорился с графом Прованским...
вдумываясь в то, что говорит. Его мысли были заняты совсем другим: он
обмозговывал одну великолепную идею, которая только что пришла ему в
голову. Он уже оправился от первоначальной растерянности и весь
преисполнился решимости. Теперь он точно знал, что ему нужно, и был готов
к активным действиям. Но это не было следствием холодного расчета с его
стороны, это скорее была отчаянная храбрость вдребезги пьяного человека. А
Филипп был пьян - от любви.
перед Луизой и подошел к Жакомо, который сидел на корточках под деревом,
дожидаясь, когда его подопечная освободится. При приближении Филиппа слуга
вскочил на ноги и с почтительным видом выслушал его распоряжения,
произнесенные вполголоса, чуть ли не шепотом. Затем он поклонился ему, не
мешкая взобрался на свою лошадь и, послав прощальный поклон озадаченной
Луизе, скрылся за деревьями.
подле нее.
позабочусь о вас и вечером доставлю к нему целой и невредимой.
его - ведь грешным делом я думал, что он находится в отъезде. А во-вторых,
я отослал Жакомо, чтобы остаться с вами наедине.
мной наедине?
себе. - Согласись, милочка: как-то неловко целоваться в присутствии слуг.
сомкнулись в долгом и жарком поцелуе.
покоилась на плече Филиппа, а он, зарывшись лицом в ее волосах, с
наслаждением вдыхал их пьянящий аромат, чувствуя себя на седьмом небе от
счастья. Филипп много раз целовался с девушками и сжимал их в своих
объятиях, но еще никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас. И тут
он понял, что нисколько не страшится близости с Луизой; он жаждет этого,
он просто сгорает от нетерпения поскорее лишиться своей невинности. Он
совсем не боится разочароваться в любви, испортить свои поэтические грезы
банальной прозой жизни, потому что настоящая любовь прекраснее любой
мечты...
губам. Глаза ее сияли от восторга.
ее на траву, скинул с себя камзол и склонился над ней. - Знаешь, -
произнес он с таким виноватым видом, будто признавался в каком-то
неблаговидном поступке, - у меня еще не было женщин. Честное слово! Ты...
ты моя первая, моя единственная...
пришло в голову, что она может страшиться близости с ним, как он страшился
близости с другими девушками. - Ты боишься разочароваться во мне?
выражал непонимание - то самое непонимание, которое неотступно следовало
за ними всю их недолгую супружескую жизнь.
с кем тебя сравнивать. Я боюсь... просто боюсь...
притворяюсь, изображая любовь? Что я просто хочу соблазнить тебя? Ты не
веришь мне?
не чего-то конкретного, а просто потому, что мне страшно. Страшно и все
тут, ведь это так естественно. - Она перевела дыхание, набираясь
храбрости. - И, пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Лучше поцелуй меня.
них целиком. В этот момент весь окружающий мир перестал существовать для
него. На всем белом свете были только он, Луиза и любовь, соединившая их
неразлучными узами. Любовь, которую Филипп так долго ждал и которая,
наконец, пришла.
и горечь, муку и наслаждение, боль и блаженство, надежду и отчаяние...
бездумно глядел в небо. На его груди покоилась голова Луизы, ее волосы
щекотали ему шею и подбородок, но он не убирал их - щекотка была приятной.
И вообще, все связанное с Луизой было ему приятным. Филиппу казалось, что
он не лежит на земле, а парит в воздухе. Все его тело охватывала сладкая
истома, мысли в голове путались, порой устремляясь в самых неожиданных
направлениях, но над всем этим доминировало всепоглощающее чувство
спокойного и безмятежного счастья.
не поддавались никакому анализу, их невозможно было разобрать по косточкам
и разложить по полочкам. Теперь-то Филипп понял, что нет и быть не может
ответа на вопрос: "Что такое любовь?", ибо она - один из абсолютов бытия,
явление такое же безусловное, как рождение и смерть, это одно из таинств
жизни, и пытаться описать его так же бессмысленно, как объяснять, почему
через две точки на плоскости можно провести лишь одну прямую. Банальный
акт физической близости оказался чем-то несравненно более значительным,
чем просто плотское удовлетворение душевных порывов. После этого Луиза
стала для Филиппа не только дорогим и родным существом, но как бы