подхватила его.
раздуваться, как аэростат. Безжалостная холодная лапа ворвалась под череп
Рамроду и начала таскать и комкать мозг, сдавливая, снимая его. Рамрод
застонал. В потоке зеленого свечения, затопившего его голову, мелькали
золотистые искорки управляющей мысли Герты. Как же она...
распухать розовое облачко. Оно увеличивалось, увеличивалось... Это пришел
на помощь Херринг. Розовый цвет столкнулся с зеленым, родив испепеляющее
бриллиантовое сияние, заставившее Рамрода задергаться в цепях.
бьется и извивается, как пришпиленная бабочка, беззвучно кричит, разевая
черный провал рта, губы искусаны в кровь, бронзовые браслеты впиваются в
кожу, рвут ее в клочья...
вытеснять зеленый. В перед рванулись тысячи тонких шевелящихся струек, и
зеленый столб с золотистыми прожилками стал медленно сокращаться,
отступать. Торжествующе гудя, розовое облако заполнило сознание Рамрода,
извергая разящие золотые молнии. Еще одна ослепительно белая вспышка - и
все кончено. Зеленый свет погас.
свой величаво-холеный вид, грязно-рыжим клубком катался по полу, пачкая
свою роскошную шубу, собирая мокриц и водоросли. Он жалобно с надрывом
мяукал, как от нестерпимой боли, и тер лапками уши.
потерял сознание. Теперь он мог позволить себе такую роскошь.
пропали. Забывшись, он рванулся, но острая боль в запястьях отрезвила,
бронзовые кольца держали крепко. Он попытался решить, что делать дальше,
но голова буквально раскалывалась, при малейшем движении начинало тошнить.
танце.
ему за это.
тобой.
четвертого визиря. Да, иногда хочется, чтобы память работала не так
исправно.
визите толстяка с подручными придала силы. Родившийся план был совершенно
диким, в здравом уме Рамрод никогда не додумался бы до такого, но сейчас
выбирать не приходилось. Утопающий хватается за соломинку.
сосредоточился на истертых, позеленевших браслетах, державших руки и ноги.
Недалеко, всего на метр или два...
пришлось перенести, сломалась координация движений. Первыми вылетели из
стены ручные кольца, растянув его как лягушку на препараторском столике,
едва не разорвав на двое. Он закричал от нестерпимой боли. На дыбе и то
растягивают слабее. Мускулы и сухожилия рук уже готовы были лопнуть, когда
с сухим треском ножные кольца тоже оторвались от стены, и Рамрод кувырком
покатился по холодному мокрому полу. Очумелый, не до конца веря в
освобождение, он вскочил и заметался по подземелью. Но трезвый голос
Херринга остановил его:
сторону. Но потом он перевел дух и рассмеялся. Он спасен! Придется снова
воспользоваться Дверью Времени, хотя и не известно, куда она выведет.
Рамрод поднял правую руку и провел ладонью по груди, убеждаясь, что Ключ
все еще висит на разлохматившемся шнурке. Вот только Херринг далековато.
Ладно, будем пробовать. Зачем откладывать неизбежное.
приходилось расставаться, и не ясно было, встретятся ли они когда-нибудь
еще. Но помочь пес согласился сразу и удачи пожелал искренне.
одним только любопытством следя, как, выбрасывая серебристые щупальца,
Дверь подползает к нему, как распахиваются плоские крылья-створки и
начинают загибаться, окружая его. Он хотел проследить, что будет в самый
момент перехода, однако мягкая, но тяжелая масса рухнула ему на голову, и
он уже привычно потерял сознание.
что закончился очередной приступ, страшный приступ, он отнял все силы.
Шашсуисс не помнил такого. Впервые... Впервые? Да, точно. С тех пор, как
он стал Охранителем, ни разу еще Большое Болото не бросалось на стены
города с такой яростью и силой и с такой настойчивостью.
значит, но кажется знакомым. Почему оно вертится в голове? Непонятно. Кто
такой Рамрод? Он Шашсуисс, Охранитель, Пастух хассесосов.
ветвей кустарников-кровососов и хруст, постоянный хруст непрерывного
пережевывания. Его комната на самой вершине сторожевой башни вся дрожит,
воздух наполнен постоянным шипением, так напоминающим язык народа
Сошшасасс. Но это голос дикости, голос Болота. Его гнев направлен против
города, против Хишассоша. Выдержат ли стены следующий приступ? А если да,
то - следующий и следующий?
видеть, как это происходит. Темно-зеленая, почти черная масляная жижа,
покрытая бледно-зеленым ковром ряски-сонки, поднялась столбом и сначала
медленно, но постепенно все ускоряя движение, подкатилась к стене,
ударилась о стекловидную голубую массу и, скрутившись жгутом, цепляясь за
малейшие неровности неровности стены, полезла вверх. Но щупальца тонки и
слабы, а черная вода тяжела, и она под собственной тяжестью оборвалась
вниз, беззвучно погрузилась в пучину, не поднимая брызг.
пытается разбудить себя, подготовить к встрече с реальностью. Он поднял
руки, слабые и гибкие плети, почти бескостные, похожие на лианы. Они
должны что-то держать. Что?
на живот, он лихорадочно, слепо зашарил руками по полу, роясь в толстом
ворсе бледно-голубого ковра. При каждом движении раздавался звон листьев
дерева шсосс. Куртка из блестящих и жестких листьев была надета поверх
прозрачной тонкой туники, сквозь которую просвечивала кожа - зеленая,
золотистая или голубая. Определеннее вряд ли можно было сказать. Ведь
грудь ее была покрыта чешуей, игравшей и переливающейся под солнцем,
словно на кожу были наклеены тысячи пластинок из драгоценных камней.
голову прийти... Глупость. Кнут находится там, где ему и положено, - на
правом запястье. Вот он, привязан тонкой гибкой лианой, сросшейся кольцом
вокруг руки. Скорее можно разорвать слабые хрящики конечности, чем порвать
это кольцо. Только когда он сам захочет отказаться от звания Пастуха,
только тогда жидкая гниль съест лиану, и Кнут сам отпадет.
рукой скользкую зеленоватую кожу. Кнут был теплым и ласковым, шелковистым
и мягким... Но это для него одного. Для хассесосов он был другим - жгучим
и колким.
мозгу, растапливая лед забытья, смывая липкую грязь, привнесенную Болотом,
расчищая путь совсем другим мыслям и чувствам. Он с удивлением осмотрелся.
Шашсуисс все это знал, но для Рамрода это было абсолютно неизвестно.
искрящимися как-то особенно празднично и весело, слегка напоминая