махорки курнула... Ладно, ребята, идите. Я за вас уже с Лилечкой попрощалась.
на крючке дрыгаться должен.
человеческой свои милости и свои пагубы.
лет все благословленные законом зимние дни Зяблик проводил в лесу, когда с
отцовской бригадой, а когда и в одиночку. Летнюю охоту на водоплавающих он
презирал, не находя никакого молодечества в уничтожении безобидных чирков и
крякв.
охоту вместе с братом, который давно отбился от дома, жил своей семьей, служил
в ментовке и через какие-то блатные каналы раздобыл промысловую лицензию на
отстрел кабана. Промысловая лицензия означала: тебе, кроме азарта, достанется
еще голова, голенки да внутренности добытого зверя, все остальное пойдет на
экспорт в буржуазные страны, чье зажравшееся население предпочитает натуральную
дичину домашней свининке и телятинке.
терпел с трудом. Очень уж тот любил учить младшенького жизни, всякий раз
приводя поучительные примеры из богатого личного опыта. Наливая себе стакан, он
грозил Зяблику пальцем: не смей, мол, пить эту отраву. Сам не выпускал изо рта
сигарету, а брата за аналогичные дела таскал за уши. Любил нудно рассуждать о
моральном облике строителя коммунизма, а между тем почти открыто гулял на
стороне, брал по мелочам везде, где давали, и изводил капканами домовитых
слезливых бобров.
суконных одеял. В промерзлом небе сияли звезды, крупные и недобрые, как волчьи
глаза. На заднем сиденье возились и возбужденно повизгивали лайки.
сырцовым спиртом. Едва на востоке стала проступать прозрачная, холодная заря,
пошли опушкой леса к картофельным буртам, кормившим не только местный колхоз,
но и клыкастых лесных единоличников. Свежих следов там не обнаружилось, и
братья повернули в чащобу. Несколько раз лайки поднимали шустрых беляков, но не
станешь же тратить на них приготовленные для кабана заряды.
наткнулись на след матерого секача, пропахавшего глубокий снег своим брюхом.
Началось настоящее дело: собаки длинными прыжками пошли в угон, братья
бросились за ними, по русскому обычаю призывая на помощь не отца небесного, а
неизвестно чью блудострастную мать. Трижды собаки осаживали кабана, но всякий
раз многоопытный зверь уходил, меняя направление.
наполнился синим померклым светом. Вздымая фонтаны снега, бурое лобастое
страшилище крутилось среди обезумевших лаек, и пена хлопьями летела с его рыла,
словно из огнетушителя ОП-5. Зяблик поймал зверя на мушку, но стрелять не
посмел - за собак побоялся. Зато ушлый братец приложился навскидку пулей из
получокового ствола. Кабан заверещал, ну в точности, как домашний подсвинок,
которого волокут под нож, и завертелся в другую сторону.
чащобе. Ярко-алые брызги пятнали его след, словно брошенные в снег пригоршни
клюквы. Преследовать раненого кабана в сумерках - занятие самоубийственное, но
на старшего брата уже снизошло необоримое опьянение охотничьего азарта.
Собак слушай! А я его на лед выгоню!
замерзшей и потому почти не заметенной снегом речке. Окажись кабан на льду -
ему пришлось бы тут хуже, чем пресловутой корове. Собаки сейчас заливались
где-то слева. Звук погони удалялся гораздо быстрее, чем мог бежать Зяблик
(слава богу, хоть валенки на льду не скользили), и он с досады едва не пальнул
в воздух. Внезапно одна из собак зашлась смертным визгом, стукнул выстрел,
стряхнувший снег сразу с нескольких сосен, и какофония звериной травли, в
которой злобное хрюканье уже нельзя было отличить от осатанелого лая, повернула
прямо на него.
слетели с обрыва на лед. Чуть сбоку, отставая на пару десятков шагов, бежал
брат и на ходу совал патроны в казенник переломленного ружья. Сумрак делал
выражение его лица трудноразличимым.
Собаки, повинуясь приказу хозяина, разбежались в стороны. Сам он, перезарядив
ружье, стал по дуге обходить неподвижного зверя, готовясь сделать последний
выстрел - наверняка в голову.
кабан лежал, тяжело вздымая бока и положив морду с трехвершковыми клыками на
передние лапы, - и вот он уже наседает на опрокинутого навзничь охотника.
ровным счетом никакого внимания. Рылом, способным выворачивать многопудовые
валуны, он, как мяч, гонял по льду ненавистного человека, и тому оставалось
только одно спасение - отпихиваться от зверя ногами. С каждым взмахом кабаньей
морды от ног брата отлетало что-то черное (как потом выяснилось - клочья яловых
сапог), и безошибочным чутьем прирожденного охотника Зяблик осознал, что не
успеет вовремя добежать до места схватки.
целясь кабану под лопатку. Результат превзошел все ожидания - зверь сразу
умолк, словно собственным языком подавился, осел на передние лапы, подминая
человека, а затем и вообще завалился на бок. На какое-то время наступила тишина
- даже собаки прекратили свой вой.
а получается до отчаяния медленно. Особенно пугало молчание брата. Человек,
оказавшийся в такой ситуации должен если и не возносить хвалу силам небесным,
то хотя бы матюгаться.
еще изливалась кровь. Брат с лицом не то что серым, а скорее сизым лежал на
льду, вытертом его спиной до глянцевого блеска, и обеими руками шарил в паху,
словно хотел расстегнуть ширинку. Голенища его сапог и толстые ватные штаны
были взрезаны словно бритвой, но крови там заметно не было, зато она вдруг
стала обильно выступать сквозь пальцы. Взгляд брата был неузнаваемо страшен -
зрачки расплылись едва ли не на все глазное яблоко.
запутался в пуговицах и ремнях нескольких надетых друг на друга и уже набрякших
кровью штанов, трико и кальсон.
одежонки от пояса до мотни. То, что он увидел, было хуже самых худших
предположений: пуля, насквозь пронзившая кабана и расплющившаяся о его плоть в
свинцовую розочку, угодила брату в самый низ живота. Словно иллюстрируя
известную медицинскую истину о том, что внутриполостное давление выше
атмосферного, наружу выперли синеватые плети кишок, какие-то белые пленки,
желтая прослойка нутряного жира - и все это подрагивало, курилось паром,
заплывало кровью. Специфический запах свидетельствовал о том, что пуля, помимо
всего остального, задела и мочевой пузырь.
пригодились бы здесь жиденькие марлевые бинты и зеленка. Зяблик сорвал с себя
шапку и прижал ее к ране. Умные собаки, жалобно повизгивая, жались друг к
другу.
Зяблика напала беспросветная, убийственная тоска. Брат теперь кричал почти не
переставая и скреб каблуками по льду.
подожду... Ключи только возьми в кармане... Массу к аккумулятору не забудь
подключить...
вскочил и побежал вдоль берега, выбирая для подъема менее крутое место. Он не
успел сделать и полусотни шагов, как позади грохнуло, словно граната
взорвалась, и тут же взвыли перепуганные собаки. Зяблик затормозил так резко,
что даже не удержался на ногах. Отсюда еще было смутно видно то место, где
лежал брат, а сейчас светлый дым восходил там к темному небу...
бродил по лесу без шапки и рукавиц, но даже не обморозился. На похороны его не
пустила родня. Следствие тянулось до самой весны, и Зяблику каждое лыко
поставили в строку - и ссоры с братом, и давнее мелкое хулиганство, и
недобро-уклончивую характеристику с последнего места работы, и употребление на
охоте спиртного (как будто бы он один его употреблял), и то, что последний,
роковой выстрел был произведен опять же из его ружья. Патологоанатом дал
заключение, что ранение брата в живот не относится к категории смертельных.
Эксперт-баллистик установил, что из того положения, в котором пострадавший
находился в момент смерти, он не мог дотянуться до спускового крючка. Возникла
версия об умышленном убийстве, пусть и совершенном с благими намерениями.
надо, достаточно хорошенько трахнуть прикладом об лед, а степень тяжести
ранения зависит еще и от того, в каких условиях оно получено - в двух шагах от
хирургического стола или в глухом лесу, за много километров от человеческого
жилья. Никто не внял его доводам, ни прокурор, ни следователь.
Переквалифицировать убийство из неумышленного в умышленное все же не удалось,
но суд выдал на полную катушку - шесть лет усиленного режима.
Орше сосед по столу ударил его за ужином вилкой в шею. Зубцы прошли по обе
стороны от сонной артерии, сплющив ее, как курильщик сплющивает сигарету, но не
разорвав. В Куржемене, участвуя в групповом побеге, он получил пулю в бедро и
два года довеска. Во время второго побега по подземному каналу теплотрассы