А я тут замечтался.
Степа, узнав его подлинные мысли. - Ладно, если чего - будите...
место. - Оружия, чердынь-калуга, все равно нет! Хоть бы дубину какую...
узловатые. Ничего похожего на хорошее дубовое полено не нашлось, и Косухин
ограничился тем, что положил нож под правую руку.
запахнув шинель, закурил, поглядывая то на гаснущие угли, то на унылый
вид, открывающийся из пещеры.
не забыл чьи-то слова, сказанные перед самым пробуждением. Их он запомнил
хорошо, как и голос - сильный, хотя и негромкий:
твердое убеждение в материальности мира, почему-то был уверен, что
приснилось это неспроста. Впрочем, вспомнив читанную когда-то в порядке
обязательного самообразования брошюрку, Косухин рассудил, что сон есть
продукт деятельности головного, то есть его собственного, мозга. Ничего
удивительного, что ему снятся события, похожие на правду. Он твердо помнил
из брошюры, что возможности этого самого головного мозга до конца покуда
не изучены, а значит, вполне вероятно и даже логично, что многое из
кажущегося ему чуть ли не чудесным, есть попросту явления, наукой доселе
не понятые. Например, отчего бы его собственному мозгу не предупреждать
Степу об опасности или о прочих неожиданностях.
предупреждение, то тем лучше. Он готов и поговорить. Косухин не чувствовал
угрозы, но на всякий случай пододвинул нож поближе.
казалось, слегка звенел. Очаг погас, Степа подкинул несколько поленьев,
хотя холода, несмотря на рыбий мех шинели, не чувствовал. Огонь
разгорелся, и Косухину стало веселее.
подумав, что с беляком надо будет что-то делать. Ростислава следовало
немедленно отправить в госпиталь. Косухин навидался контузий и знал, что
тогда в самолете капитану досталось крепко. Затем ему, Степе, придется
походить по коридорам ЦК, дабы выписать недорезанному белогвардейцу
надежную справку. Амнистия - амнистией, а Степа хорошо знал, на что
способны славные ребята из чека. После всего этого Арцеулова следовало
устроить на работу, дабы гнилой интеллигент не умер с голоду или не
направился с револьвером на большую дорогу. В общем, дело предстояло
хлопотное, да еще на фоне общих экономических трудностей и проблем мировой
революции.
решил, что Арцеулов хоть и белый гад, но не дурак и не псих, а значит с
него вполне должно хватить суровых уроков классовой борьбы. Защищать белое
дело, да еще на третьем году советской власти, по мнению Степы, могли лишь
люди не только без совести, но и без головы.
намечалось нечто вообще труднопредставимое - найти чертов монастырь и
вызволить оттуда Наташу. Шекар-Гомп представлялся Степе, мало знакомому с
восточной спецификой, чем-то вроде виденных им православных монастырей,
где обитали мракобесы-монахи в черных балахонах. У ворот монастыря Степа
представлял себе всенепременно пару пулеметов, а то и пушку. На большее
фантазии не хватало, но и этого вполне достаточно против двух ножей.
месте без оружия, как вдруг его словно что-то подтолкнуло. Он взглянул
наружу и замер - огромный темный силуэт загородил проход. Он был четко
виден на фоне белого снега, и этот снег, как показалось Косухину, внезапно
стал светиться, словно в ту страшную ночь, когда он замерзал у погасшего
костра в междуречье Оки и Китоя. Рука Косухина скользнула по рукоятке
бесполезного ножа, затем перед глазами вспыхнул невыносимо яркий свет, и
Степа невольно зажмурился.
все, ему почудилось. Снег был самым обычным, а перед входом стоял
обыкновенный, среднего роста, человек в странном плаще, и почему-то с
непокрытой головой.
монах, который помог им у Челкеля, передал своим здешним знакомым, чтобы
их с Арцеуловым встретили.
дрова, эта... ну, попалили в общем...
ладони. Руки его были большие и, как отметил глазастый Степа, с крепкими
рабочими мозолями. Шапки на незнакомце действительно не было, правда
длинные волосы, падавшие почти до плеч, вероятно, смягчали холод. Лица,
того, кто грелся у огня, Косухин не разглядел.
отчитываться за не вовремя сожженные дрова.
поговорить, Степан?
наконец позволило увидеть его лицо. Ничего особенно Степа не приметил, -
обычное лицо, правда не русское, но и не восточное. Незнакомец был
немолод, хотя кожа оставалась чистой, без морщин. Глаза казались темными и
очень большими. По-русски он говорил правильно с каким-то еле заметным
незнакомым выговором.
выручили. Тут уж, конечно, одного спасибо мало, так, ежели чего, скажите.
говорить не о чем. В этих местах есть пословица: сделай добро - и брось в
пропасть...
промелькнула улыбка. - Ты хотел узнать что вам предстоит?
держат в плену твоего друга и помочь ему? Это понятно?
рискуя жизнью, как рисковали, помогая тебе? Это тоже понятно?
может, страшнее смерти, но и узнать, кто они, несущие погибель и страх?
Что происходит в их логове, в чем их сила?
Столице, добраться до товарища Троцкого и вывести всех гадов на чистую
воду, но не решился. Получалось, будто он хвалится, а хвалиться-то пока
нечем.
- решай сам. Если решишь, что беда невелика, то пусть все идет своим
чередом. Если же нет - думай...
собеседника нотки интеллигентского индивидуализма.
в голосе его прозвучало то ли осуждение, то ли насмешка.
положу...
Косухин сник. Человек минуту помолчал, а затем повторил:
размышлению, но он сдержался, ограничившись тем, что потер лоб. И тут он
сообразил, что незнакомец, чьи дрова они жгли и в чьем убежище отдыхали,
вероятно голоден.
чем преломить хлеб. Я не голоден, Степан...
невразумительное, но гость уже уходил.
положена награда. Чего хочешь ты?
имени трудового народа.
свою цену.