запятнанного темно-синими разводами, высечены они и доставлены на покорных
рабских спинах в столицу, доставлены целиком, не распиленные для легкости.
Такой же камень лег в основание алтарного зала, где над бронзовой чашей,
хранящей священный огонь, тонкие цепи поддерживают великую корону Империи.
И черно-золотые шторы неподвижными складками укрывают стены. Там, на
зеленоватом мраморе, раз в поколение появляются письмена, открывающие
судьбы живущих. Но лишь высшим из верховных служителей, никому более,
дозволено читать тайные знаки. И строго заповедано раскрывать их смысл
непосвященным, хотя бы и наивысочайшим.
не рухнет Храм. Ибо от века здесь - любимая обитель Вечного. И накрепко
закрыт сюда вход простолюдинам. Не для черни ровные скамьи вдоль стен. Не
для нее глубокие, загадочно мерцающие ниши исповедален. Этот Храм - Храм
знати. Сюда приходят высочайшие поклониться надгробиям предков. Недаром
только лишь здесь, ни в коем случае не в ином месте, дозволено императору
принимать шамаш-шур.
ответит, что означает это слово, странное и непривычное для олуха. Лишь
хранители алтаря объяснят: "шамаш" - суть "величие", в переводе с
древнего, почти забытого языка; "шур" - "клятва". Или, как уверяет
достопочтенный Ваа в своем "Толкователе", скорее - "обет". Но про догадки
Ваа ответит лишь молодой служитель, и то - не всякий, и то - шепотом и с
оглядкой; всем памятна горестная судьба собирателя слов.
престол императора. И полукругом стоят у ступеней семь кресел, сиденьями к
трону и огню.
языки пламени: золотые на левой половине, белые на правой. Кресло магистра
Братства Вечного Лика. Оно - пусто.
столько вассалов собралось, по доброй воле и без принуждения, а храме
Вечности. Впервые за долгие годы, со дня коронации, заняли свои места эрры
Империи.
полгода тому крикнувший императору с высоты своих неприступных твердынь:
"Не забывайте, сударь, кто вас сделал владыкой!". Сейчас он сидит тихо.
Пришел сам, опередив герцога Тон-Далая. Все они пришли сами, вспомнив,
наконец, что у них есть император. Поручни и спинка кресла баэльского
графа увиты траурным крепом. Этот уже не придет. Что ж, потому и явились
остальные...
любит подлых вилланов, гнусную чернь, сумевшую сбить спесь с высочайших.
Он даже готов простить девять из каждого десятка смердов после того, как
они будут размазаны по грязи, из которой осмелились подняться. Да-да,
решено! - только один из десяти подвергнется примерной казни, с остальных
довольно и клейма: пусть славят кротость властелина.
креслах не опомнились. Стоит им усомниться в черно-золотом знамени -
императору не прожить и дня. Это - хищники. Их нужно ударить по носу,
чтобы научились, наконец, уважать хозяйскую волю.
зодчими. Каждое слово, сошедшее с уст восседающего на престоле, священно.
Сквозь неугасимый огонь проникает оно к сидящим против алтаря, течет вдоль
стен и нет места иным звукам, пока раскатывается под сводами многократно
усиленный голос владыки.
беспредельна!
Вечного. Там, за стенами, они могут ухмыляться, и строить козни, и
злобствовать. Здесь они - внизу. Недаром со дня коронации не собирался
шамаш-шур.
багровом лице повелителя Каданги. Медленно склоняет благородные седины
престарелый властелин Златогорья, опасный своим неисчислимым богатством.
Он враждовал еще с покойным дедом императора и не одиножды вышвыривал
дружины сюзерена из пределов своих владений. Доносили, что он позволяет
себе называть императора мальчишкой. Но сегодня он - здесь. И он внимает.
рта. Братья-рыцари слишком возомнили о себе! Они сидят в своих замках и
шлют оскорбительные письма. А магистр объявил себя неподвластным никому
сувереном и изгнал из городов Юга имперских чиновников. Кара, немедленная
и страшная - вот чего достоин гнусный...
сборище отчаяннейших рубак. - И сокровищ в орденских подземельях хватит на
войну с тремя императорами.
благородные души, не довелось бы несчастной стране нашей испытать ужасы
скотского бунта. Но мы не можем, не желаем и не хотим оставить в беде
заблудших детей наших. Ибо неразумное дитя дорого сердцу родительскому
столь же, сколь а благонравное...
отказать себе император в нежном удовольствии поглядеть, как дернется
мохнатая бровь старца из Златогорья. И как закусит вислый ус сутулый,
похожий на стервятника дан-Ррахва. Ничего, стерпят. По носу их, по носу,
но самому кончику, чтобы слезы из глаз!
потолком. Ровное светло-желтое сияние ползет вниз по бархату, оживляет
каменные плиты пола, высвечивает лица тех, кто сидит вдоль стен. Их очень
много. Но как не хватает здесь братьев-рыцарей! Они вцепились в свой Юг и
знать не желают о мятеже. Ведь он еще так далек. А если и доползет до
орденских рубежей, то захлебнется под прямыми мечами молчаливых всадников
в фиолетовых плащах-полурясах. Это они так думают! Так думали и сидящие
перед алтарем - пока не столкнулись, каждый поодиночке, с потным скопищем.
Истинно: кого хочет покарать Вечный, того он лишает разума. Но почему
вместе с ними должна гибнуть Империя?
Горьким уроком стали для вас прошедшие дни. И сердца наши полны жестокой
скорби по благородным дан-Баэлям, от чьего цветущего древа не осталось и
ростка. Но нам, живым, они завещали месть...
столб алтарного пламени, выхватывает из полумрака нахмуренный лик Вечного
и - рядом - милосердные глаза Четырех Светлых. Служители алтаря, неслышно
выскользнувшие из ниш, запели очень тихо и мелодично; словно даже не
пение, а просто особенная, торжественная и пронзительно-ясная, музыка.
дан-Ррахва, подойдя к алтарю, преклонил колено и протянул сквозь огонь к
стопам владыки длинный, слегка изогнутый меч рукоятью вперед.
ударяют рукоятями мечей о сталь нагрудников смуглолицые, расплывчатые в
своих просторных белых одеждах рыцари Ррахвы.
нарастает звон, подхваченный облитым драгоценностями рыцарством
Златогорья.
монотонную, грозную мелодию и в ней исчезли, словно и не были, песнопения
служителей алтаря.
сеньоры Поречья, иссеченные шрамами междоусобиц: там мало земель и много
наследников; скалят зубы ширококостные держатели болотистых зарослей
Тон-Далая: у них не в ходу мечи, и в дело пущены окованные серебром
рукояти наследственных секир. И особо приятен слуху владыки четкий
ритм-перестук коротких кадангских клинков. Эти были верны всегда: недаром
Лукьяненко Сергей
Херберт Фрэнк
Каргалов Вадим
Бажанов Олег
Сертаков Виталий
Кервуд Оливер Дж.