-- рукой. Выбит лук у недоумка, собиравшегося выстрелить в упор, и стрела
усвистела неведомо куда. Витюня рычал, наскакивая, вращая ломом. Драться
пришлось нешуточно. Уже четверо противников отползали со стоном, еще двое
лишились копий и выхватили топоры на гнутых рукоятях. Раздражало то, что
четырьмя махами из пяти приходилось отражать удары, зато уж пятый шел --
подвинься и не вякай. Удар! С трудом отбит пущенный в голову топор. Получай,
гад!! Не нравится?!..
изумившее Витюню упорство. Ну, сами виноваты...
новую стрелу, удар наотмашь по черепу... Поворот -- и как раз вовремя, чтобы
уклониться от летящего копья. Крики, треск, рев... Отточенное жало лома
пробивает щит и готово застрять, надо вырвать... Вырвал! Удар. Удар...
бегство, Витюня гнал за вершину бугра и вниз по склону, пока не понял, что
догнать удирающих не удастся и вообще бегать кроссы в валенках довольно
неудобно. Тяжело дыша, он вернулся к месту побоища и только сейчас выдернул из
телогрейки обломок стрелы. На левом боку острый наконечник глубоко рассек кожу,
зацепив и поверхностные мышцы. Весь бок залило кровью. Рана, по виду, была не
опасна, но Витюня вновь ощутил боль, а вместе с нею и гнев. Св-волочи! Если бы
слой простеганной ваты не отклонил полет стрелы -- ежу понятно: абзац, труба и
хана. Ясен пень, придурок целил в сердце, без всяких хитростей собирался убить!
определить: мертвы. Особенно вон тот, которому снесло полчерепа... Витюню
замутило, пришлось поспешно отвернуться. Трое исчезли: как видно, раненные
легко, успели ухромать восвояси, уползли кустами или затаились где-то. Двое
раненых остались на месте побоища -- один, битый в бок, лежал на спине и
стонал, мученически закатывая глаза, другой, привстав на одно колено, имел в
левой руке подобранный с земли лук, а правой тянулся к валяющемуся рядом
колчану. Лук Витюня отобрал и зашвырнул на сосну. Поискав, нашел и второй лук,
а это значило, что никто из уцелевших не пустит в него стрелу из кустов. Ну и
ладно.
теперь на сердце отчаянно скребли кошки. -- Вам-то что, сами виноваты, а мне?
Блин, доказывай не доказывай теперь право на самооборону -- один черт засудят!
Вон, убитых трое...
кышун ухара... -- Разговаривать с ним было бесполезно.
Подобрал на всякий случай и колчан с десятком стрел. Вещдоки как-никак. Может,
пригодятся. Нашел пробитую стрелой ушанку, стрелу выдернул и убрал в колчан, а
попорченный головной убор водрузил на законное место. Взял одно копье и один
топор. Остальное оставил и, в последний раз мрачно оглянувшись на место
побоища, заспешил к реке. Раздевшись, промыл рану холодной водой, шипя и
взрыкивая от боли, затем выполоскал рубашку и замыл кровь на прорванном
свитере. Майку также выполоскал, старательно выжал и, когда рана перестала
кровотичить, приспособил в качестве временной повязки, закрепив узлом на правом
боку.
действие: удалиться отсюда как можно скорее и дальше. А потом?..
сами напросились, но... нехорошо вышло. Витюня посопел. Куда там нехорошо --
просто погано! Но что они себе думали: против лома есть приемы?
Витюни протестовал против подобного объяснения. Какие еще дикари, охотники за
черепами, какой такой павлин-мавлин? Средняя же полоса, ей-ей. Вон елка растет,
а вон черничник. Отсюда до ближайшего папуаса столько, что самолет, пожалуй, и
не долетит без промежуточной посадки...
ни сегодня в небе не наблюдалось никаких самолетов и даже их инверсионных
следов. Что бы это значило вкупе с отсутствием дорог, мостов, проводов и
наличием бандитов дикарского облика?
хотелось делать.
колчаном за спиной он привычно побрел осточертевшим берегом осточертевшей реки,
но уже поминутно оглядываясь: не преследует ли кто? Подкрадутся и пустят вот
такенную стрелу в затылок -- мало не покажется.
тяжелая, она заканчивалась остро отточенным медным наконечником, похожим формой
на лавровый лист из борща; с другого конца имелось серое перо, вставленное в
плотно замотанный грубой ниткой и промазанный каким-то клеем расщеп. Озадаченно
поморгав над стрелой, Витюня осмотрел копье и топор. Хе... Тоже медь, хоть
тресни. Копье еще так-сяк, а топор уродский: гнутое, вроде кочерги, топорище
засунуто гнутостью в пустотелое лезвие, как нога в валенок, металлического
обуха у такого топора нету вовсе. И какой умник вообще выдумал делать топоры из
меди?!.. Взять бы его да и сунуть на зачет к любому преподу по
металловедению...
второй день от загадок ныло под черепом. Час проходил за часом, голод терзал
все сильнее, жгло в боку, а ландшафт по-прежнему оставался совершенно
девственным. Витюня устал и шел мрачнее тучи. Угнетало свежее воспоминание об
учиненном побоище. С какой стороны ни взгляни -- три трупа на нем. Жалко
идиотов. Жалко себя -- а ну как придется отвечать по статье? Уж лучше опять
вышибалой в казино, лучше назад в родные Мошонки, чем это! Конечно, лучше всего
было бы обратно на стройку, да где она?..
по имени Вредитель, под которого Витюня когда-то подлез и приподнял на спор,
состарился и сдан на колбасу, но это не беда, новый бугай вырастет. Воздух,
опять же, свежий, не московское не-пойми-что, овощи с огорода на навозе, без
нитратов... Э-хе-хе...
увидел дым. Теперь сомнений не оставалось -- кто-то невдалеке жег костер.
Меньше всего Витюне хотелось вновь напороться на дикарей, однако взглянуть
стоило. Само собой, осторожно, чтобы опять не пришлось оставлять позади себя
убитых и изувеченных...
солнцем лесной поляне, свисало и колыхалось на легком ветерке что-то очень
большое и неуместно оранжевое. Вроде двух связанных белой тесьмой веревками
полотнищ -- побольше и поменьше. Невдалеке горел костерок. Возле него на траве
сидел и насвистывал щуплый рыжий парень, слава богу, одетый в красный
капроновый комбинезон -- не в волчью шкуру. Рядом валялся красный же
мотоциклетный шлем с очками.
прикидке, парень был невысок ростом, а по толщине торса не шел с Витюней ни в
какое сравнение. Хлипкий. Такого не вопрос скрутить в бублик одной левой...
пистолет, и с хорошо различимым удовлетворением в голосе произнес:
душе немного отлегло: этот абориген не только был пристойно одет, но вдобавок
разговаривал по-русски! И вообще, по-видимому, принадлежал к аборигенам
цивилизованным.
хихикнул. -- Я парашютист.
знакомый, назвавшийся Юриком, -- а до земли еще сам видишь сколько... ну и
подвернул ногу. -- Он пощупал лодыжку и пожаловался: -- Болит, сволочь.
течению.
незачем подробно объяснять всякому встречному-поперечному, что ломов на стройке
нехватка и из-за каждого утраченного Луноход-Мамыкин будет полдня нудить не
переставая.
куда-нибудь выбредем? До устья реки, возможно, когда-нибудь и дошлепаем, а оно
тебе нужно?
Череп казался скорлупой ореха, а мозг -- ссохшимся ядрышком, свободно (и
болезненно) катающимся внутри скорлупы.