Солль дома... Он вернулся вчера вечером... Нет, он не выходил из спальни.
Он не позавтракал, госпожа... А... хорошо ли прошел... праздник?
не разбился, упав с лошади, не стал жертвой ночных бродяг и не потерял
рассудок, как подумалось ей в одну из черных минут ожидания. Эгерт дома, и
сейчас она увидит его.
стоял у двери, смотрел в пол и пытался оторвать пуговицу от собственной
кожаной перчатки.
облегчение. - Нечего топтаться, у тебя есть время привести себя в порядок,
прежде чем... прежде чем отец позовет тебя.
магнетическое действие - даже сейчас он чуть расслабился, приподнял уголки
губ и бросил наконец терзать перчатку:
усилие, чтобы не броситься к Эгерту тотчас же; мужу не следует видеть
отпечатка, оставленного двумя бессонными ночами, горем и страхом - а
главное, той маской спокойствия и уверенности, которую Тория удерживала на
лице уже вторые сутки.
казалось ей то мучительным, а то исполненным чрезмерной важности. Не
отдавая себе отчета, она всячески оттягивала встречу с мужем - но каждая
минута промедления стоила ей нового седого волоска.
теперь на пороге; некоторое время она делала вид, что не видит его, потом
резко оборачивалась - но дверь была закрыта, и тяжелые портьеры над ней не
качались. Солль не мог не знать, что жена и дети вернулись; Тория
выдумывала и не могла представить себе причину, по которой Эгерт ни
словом, ни звуком не отреагировал на их приезд. Дом молчал, не то в
страхе, не то в трауре; даже кухарка, казалось, боялась лишний раз
громыхнуть посудой.
хотелось бы его будить - она просто посидела бы рядом, лишний раз
убедилась бы, что небо еще не свалилось на землю, что Солль никуда не
исчез - вот он, живой, а значит, все можно поправить...
самом деле отчаянные и больные глаза. Вспомнила зимний день, снег на
могиле Первого Прорицателя, свою холодную руку в руке Эгерта-юноши...
Вспомнила горячую душную ночь с тлеющим камином, потом первую улыбку
Луара, потом почему-то широкую лужу на лесной дороге - в ней Алана утопила
пряжку от башмака. Лужа казалась сине-зеленой от неба и стеблей, по
поверхности ее плавал, уцепившись за веточку, неудачливый паук...
в комнату мужа.
спал; после долгой паузы из-за дверей донеслось его приглушенное "да".
столика, на котором беспорядочной грудой валялись книги, обрывки бумаг,
пояс с кошельком, кинжальные ножны, носовые платки, шпага, перчатки,
бронзовая статуэтка, письменный прибор, обломок шпоры, скомканная рубашка
- обычные предметы пополам со странными, все это Тория успела рассмотреть
машинально, мимоходом, в тщетных поисках Эгертовых глаз.
оглядываться, чтобы узнать Торию - но узнав, следовало обернуться.
перебирали перламутровые пуговицы брошенной на стол рубашки. Она смотрела
в его спину, текли бесформенные, тяжелые, неповоротливые минуты, и на
Торию медленно нисходило черное осознание катастрофы.
услышать свой голос. Лишь бы прервать течение тишины. Почему она молчит,
сейчас она скажет, наваждение сгинет, в этого чужого отстраненного
человека снова вселится душа Эгерта Солля...
смола.
через силу, он повернулся - не прямо к Тории, а как-то скованно, боком.
десять лет моложе.
накрыв рукоятку шпаги:
щурился, и мелко подергивалась щека.
вперед:
прокаженной; бронзовая статуэтка скатилась со стола и грянулась об пол.
она попятилась, будто ее собирались ударить.
был... в тебе?
помнишь?
расслышал и криво усмехнулся:
еще страшнее оказалось вымолвить вслух имя Луара.
боялась наведаться, чтобы не сойти с ума, что эти погребенные закоулки
памяти переполнились вдруг и вот-вот сорвут плотину. Она насильно
заставила себя не понимать, о чем говорит Эгерт, и медленно пятилась,
оступаясь в складках ковра, пятилась, пока не прижалась спиной к двери.
принуждая себя не понимать и не верить, Тория повернулась, открыла тяжелую
дверь и вышла прочь. Ей казалось, что, потеряв сознание, она упала на
ковер и лежит сейчас у ног мужа - на самом деле она спускалась по
лестнице, слепо шаря рукой по перилам и беспомощно оглядываясь, пытаясь
поймать среди сгустившейся черноты маленькое круглое пятнышко света.
Луар - приодетый вымытый Луар, рассчитывающий, что отец его вот-вот
позовет... Тория остановилась, вцепившись в перила, гладкие деревянные
ступени готовы были вырваться из-под ее ног.
и жертв... Подвал под зданием суда, отвратительная тень на волглой стене,
тошнотворный запах горелого мяса...
юношу за плечи, она сняла со стены подсвечник и с пристрастием заглянула в
белое виноватое лицо.
лодочку и тянула в рот - на радость единственному зубу... На воде
дробилось солнце - рваными бликами, кругами... А над водой то и дело
задирались ступни - гладкие и плоские, не сделавшие и шага, нежные ступни
с мелкими шариками пальцев... А в корыте была темная трещина, скоро вода
уйдет...
Горничная присела, забившись в угол.
бы это я проваливаю сцену за сценой, превращая веселые фарсы в серые
пошлые сценки? Флобастер хмурился, скрипел зубами - но молчал.
гостях у Соллей; он перестал волноваться в тот самый момент, когда
выяснилось, что разрешение бургомистра остается в силе и никто нас из
города не погонит. Все прочие переживания представлялись Флобастеру
капризами - "с жиру", и только память о моем недавнем подвиге удерживала
его от соблазна "вернуть меня на землю".
сделать этого даже самый скучный спектакль. В холщовом пологе повозки
обнаружилась дыра; дождь капал за шиворот Мухе, когда тот пытался зачинить
прохудившуюся крышу.
понравилось.
Шилова Юлия
Василенко Иван
Прозоров Александр
Русанов Владислав
Бажанов Олег
Афанасьев Роман