равнин, напоенных влажностью, пропитанных цветением и разложением
буйной растительности, был гораздо разнообразнее и в то же время
мельче.
богатстве их облика и стремлений продолжало притягивать Даярама туда,
вниз, куда неудержимо пробирались на равнины Индии горные речки -
через все бесчисленные заграждения.
Гималаев не по силам ему, как человеку и художнику. Та завеса, что
отделяет зримую жизнь от обобщений искусства, здесь была совсем
тонкой. Но взгляд сквозь нее уводил в такие дали мира, которые были
доступны лишь мудрецу - видваттапурна, но не ему. Великий друг Индии,
русский художник Николай Рерих - тот смог осилить и передать, вместить
в себя этот взлет тяжких масс самой матери Земли в небо, навстречу
потокам солнца - днем или огням далеких звезд - ночью.
движения форм природы.
бессмертную славу страны на протяжении более двух тысячелетий,
переживший культуру Крита и Эллады, во все века черпал свои силы в
неистощимом богатстве чувств человека, находившегося в теснейшей
связи, единстве с природой. Из земли и солнца, подобно буйной
растительности тропиков, вливались в людей созидательные силы,
требовавшие выхода в искусстве.
ни одной страной мира. Живопись - та яростно уничтожалась
мусульманскими завоевателями. При взгляде на тысячелетние фрески
Аджанты, по-прежнему очаровывающие весь мир, можно представить, какие
сокровища живописи были утрачены в трудном историческом пути Индии.
после освобождения Индии от английского владычества, именно живопись
заняла первое место, в то время как скульптура пошла путями рабского
подражания или древности, или безобразному отрицанию искусства,
родившемуся в западных странах, одичавших в гонке технических
усовершенствований и создании массы вещей, поработивших ум и сознание
человека.
был поражен наглым опорочиванием идей и воплощений индийской
скульптуры некоторыми западными "исследователями". Они считали
скульптуру древней Индии отталкивающим, порнографическим искусством,
не понимая философских идей, скрытых в длинной цепи преемственности
образов и форм. Но и эти идеи англичанин Ситвелл в книге "Спасение со
мной" назвал порочными, искажающими, конечно, не индийский, а
европейский - христианский идеал человека, в соответствии с
религиозными тенденциями белых "просветителей", так и не понявших
своего ничтожества перед могучим опытом тысячелетнего познания.
английских ученых, о их нелюбви к стране, спокойно заметил, цитируя
Достоевского, что "люди не любят, более того, ненавидят тех, кого они
обидели".
считал вызовом. Он загорелся идеей создать скульптурный образ
прекрасной женщины своего народа, открыть тайну Анупамсундарты - красы
ненаглядной в сочетании идеала Шри и Рати - любви и страсти, Лакшми и
Нанди - красоты и прелести, которая была бы так же понятна всем, как
древние творения, но еще ближе, еще роднее для современных людей, а не
легендарных героев Махабхараты и Рамаяны.
задавали европейцы на индийских художественных выставках, пораженные,
как много места занимает в живописи тема женщины, прекрасной
возлюбленной, гордой девушки, заботливой, погруженной в раздумья о
будущем матери.
только терпением и героическими усилиями которой преодолеваются тяготы
жизни и люди воспитываются в душевной мягкости, человечности и
порядочности. Женщина-мать, жестокими законами кастовой системы,
мусульманским влиянием и религиозным гнетом низведенная до бесправного
положения служанки, запертой внутри крошечного мирка семьи.
последователей индуизма лежит пережившее тысячелетия со времен
матриархата представление о женщине, о женском начале как об активной
силе природы, в противовес пассивному мужскому началу. Вот почему на
всех скульптурах древней Индии, от времен Ашок до художников начала
прошлого века в Ориссе, женщина изображается полной творческой
энергии, жизненных сил, близкой к буйному цветению природы, созидающей
и разрушающей, покоряющей и инициативной.
Рамамурти, - женщина ближе к силам и тайнам природы, чем мы, мужчины.
Но как, не имея зеркала, нельзя воссоздать свой собственный облик, так
образ женщины может и должен быть создан мужчиной, исходить из
мужчины. И почему бы мне не стать этим наследником великих мастеров
Матхуры, Эллоры, Карли, Кхаджурахо и Конарака?.."
ночных раздумий, тысяч набросков, рисунков, моделей? Ему уже тридцать
лет, и вот он здесь, выбитый из жизни, жестоко оскорбленный, униженный
физически... Правда, он получил спокойствие и набирается сил. Но и
время идет, неизбежно и неуклонно, неспешное время древней Азии, давно
уверившейся в тщете попыток человека сделать больше того, что ему
положено судьбой: записано в книге аллаха для мусульманина,
предопределено Кармой прошлой жизни - для индийца.
знакомая фигура учителя в круглой войлочной шляпе, в небрежно
накинутом плаще. Его седая борода, обычно коротко подстриженная, здесь
отросла и спадала на грудь слегка завивающимися прядями.
халатах, красных шапках и капюшонах Сакьяпы - "Старых", секты
преобладающей в Малом Тибете.
повернулся к молодому человеку, и взгляд его, внешне строгий и
пристальный, из-под гордо изломанных черных бровей засветился
неожиданным теплом.
деревянно звучащем тибетском языке: - Сегодня лунг-та - приношение
коней счастья, красивый обряд почитателей Будды. Если наши
высокоуважаемые хозяева позволят, я хотел бы вместе с тобой
участвовать в празднике.
выступу горы, нависшему над долиной.
очень темного, почти черного цвета. Широкие косые трещины бороздили
каменные глыбы. Но выступ оставался незыблемым уже много лет. Ветер,
катившийся со склонов Хатха-Бхоти, дул равномерно и сильно, уносясь к
перевалу и дальше вниз, в синюю даль, к теплой стране. Ламы предложили
профессору первому совершить обряд, но индиец отказался. Тогда вперед
выступил сам настоятель монастыря - высокий и могучий, с энергичным и
мрачным лицом воина.
до края обрыва. Ветер рвал его желтый халат, подпоясанный простой
веревкой. Он поклонился всем пяти буддийским частям света. Негромко
прочитав положенные тексты, простер вперед соединенные ладонями руки.
благосклонными очами на трудные пути земли! Будьте милостивы к
путникам, всем идущим и едущим, всем ищущим, всем тоскующим о радости.
летят далеко на холмы и равнины! Вашей силой, о священные боги высшего
круга, они станут живыми конями счастья для всех неведомых
странников... Ча-со-со! чаль-чаль-ло!..
плотной бумаги фигурок лошадей была подхвачена могучим ветром. Они
взлетели и унеслись вдаль на юг, быстро исчезнув из глаз.
Выпустил несколько коней и профессор.
белых игрушечных коньков - вестников добрых пожеланий. Внезапно
Витаркананда протянул ему последнего коня. Даярам послушно приблизился
к краю обрыва, протянул руку, но не разжал пальцев. На выступе слева
над пропастью качался кустик ранних красных цветов, горевших среди
черноты камня, точно пурпурные звезды. Сердце сжалось - красные цветы
в иссиня-черных косах Тиллоттамы горели ярче, огнем живой прелести.
Рамамурти посмотрел на зубчатый хребет, заграждавший от него дали
горизонта на юге, вздохнул и разжал пальцы.
сгущавшемся сумраке долины.
как в ущельях стало темно. Снежные короны сияли по-прежнему, алея в
закатных лучах. Черные острые клинья теней быстро взбегали по ложбинам
и промоинам каменных круч.
Аникина Наталья
Влодавец Леонид
Никитин Юрий
Марко Джон
Эриксон Стивен
Белов Вольф